Бурханкин вчера наконец-то примчался к нему на лыжах, прервал его занятие домашним хозяйством и взахлёб описывал свои впечатления.
В пятницу завхоз Тарас Григорьевич не суетился, хотя с утра нужно было переделать чертову уйму дел: разгрузить завезённый уголь для мини-котельной, полностью протопить дом, расчистить от снега подъездную аллею. А Тарас Григорьевич берёг здоровье!
Поэтому, выдернув из уха длинный волос, он воткнул наушники плеера, вальяжно раскинулся в кресле, закинул ноги крест-накрест на низкий подоконник и уставился через тёмные очки в ясное морозное утро.
Никто не нарушал его уединения - ни беспокойный егерь, ни степенная повариха, нанятая хозяином Большого дома из ресторана "Охотный" на несколько дней.
Солнце дотянулось лучом до левой ноздри, игриво защекотало, Тарас Григорьевич чихнул, один наушник выпал.
- ...Теперь дуить, - оказывается монотонно выговаривал в это время голос поварихи, изрядно поднадоевший завхозу ещё за четверг.
- Дуся, я не виноват. Что я могу один? Это же не дом, а барак! - уныло забубнил он.
- Интересно, где вы, Тарас Григорич, видели такие бараки?! возмутилась Евдокия Михайловна. - Это же не дом - терем!
Чем строже становился её взгляд, тем Тарас Григорьевич становился веселее (может, представил вместо неё - наэлектризованную девицу из наушника?).
- Ну ладно, поглядим, что можно сделать, - смилостивился завхоз.
Евдокия Михайловна терпеливо настраивала его на работу, смягчая укоризну округлостью речи:
- Сколько, вы сказали, их приедить?
- Четверо. Или пятеро, - уклончиво ответил завхоз. - Не помню точно. Во всяком случае, Виталий Олегович распорядился, чтобы все комнаты...
- Хозяйскую спальню я подготовила. Нижние гостевые - убрала. Мне осталося печь на кухне протопить - стряпать пора. Дымоход в порядке, я проверяла... Она и залу как раз получше обогреить, а заодно в спальни тепло пойдёть. А то с вашими новомодными отоплениями, вон - пар изо рта.
Тарас Григорьевич деловито распорядился:
- Да! Дров я принесу. Займись печкой.
- Спасибо и на этом. - Евдокия Михайловна на миг задумалась: - Раньше бы их во флигеле разместили... Сани бы надо на всякий случай. На машине не проедуть... Ладно, Егора спрошу. Он всё одно обещал днём быть, поглядеть, как тут что.
- Зачем это? - ревниво обернулся завхоз, будто покушались на его должность.
- А кто мне поможет продукты привезти?..
Тарас Григорьевич сразу успокоился:
- Ну не я же опять?.. На мне и так вся котельная!
- Да-да, - согласилась Евдокия Михайловна, - главное - еда и тепло. Ну ладно, так пошла я...
Бурханкин в пять часов дня встретил гостей на автобусной станции райцентра. Привёз их туда сам хозяин Большого Дома и, когда музыкальную аппаратуру перетащили из его багажника в сани, снова сел за руль, сказав, что будет позже: у него есть ещё какие-то дела.
До Большого Дома ехали шумно, с песнями, прибаутками. Что ж, с городскими случается: в первозданную зиму попадают редко. И Орлик справился играючи, словно не поклажу тащил, а на зелёном лугу резвился. Двое музыкантов, расшалившись, спихнули третьего в отменно скрипучий снег - так сани чуть не уехали без пассажира. Бурханкин с трудом удержал коня, когда потерю втаскивали обратно.
Вобщем, молодежь веселилась вовсю.
Собственно, не такая уж и молодежь: старшему - Петру - было около сорока. Чуть меньше - Георгию. По-настоящему молод был третий - Васька.
- Щас! Немного осталось, - пообещал пассажирам егерь, будто они изнывали от тоски.
Свалившись с саней, заполонили весь двор гиканьем, визгом, уханьем.
Зря завхоз боялся: им всё очень даже понравилось. И живописные руины флигеля почти у самых ворот, и огромная площадь двора, и сам Большой Дом о семнадцати венцах и восьми окнах, и крутое крыльцо в десять ступенек, переходящее в открытую террасу.
Особенно понравилось, что некому ругать их за лужи от сапог, если не считать Бурханкина. (А блюститель чистоты из него, по его собственным словам, что из бобра лодка!) Тем более, что егерь пошёл устраивать Орлика. Младший гость запросился с ним, но Бурханкин засмущался: без капюшона тот оказался девушкой. А егерь-то в дороге, тоже его Васей называл.
Уютная повариха в фартуке, приветливо встретила музыкантов, извинилась, что в огромных сумеречных сенях коптили всего три керосинки ("энергию-то вечером отключають"), показала, где раздеться, где спальни...
Комнаты распределили по справедливости. Василисе досталась самая маленькая, и оттуда понеслось восторженное аханье: её спальня оказалась украшена руками местных умельцев.
Евдокия Михайловна с улыбкой наблюдала реакцию гостьи:
- Это от прежнего владельца осталося. Вы ещё залу не видели!..
Собравшихся на ужин музыкантов действительно поразило самодельное убранство большой столовой. Корни и ветви деревьев поднимались с полу, свисали со стен, топырились в стороны, создавая иллюзию поляны в лесной чащобе. Стулья и кресла удобно и коварно подставляли свои яблонево-орехово-берёзовые изгибы под человека. Из таких сидений не хотелось вылезать. Под такими светильниками хотелось читать или думать всё тёмное, бесконечное время зимних суток.
Евдокия Михайловна заждалась музыкантов к столу.
Надо сказать, поварихой она была отменной. Франц, например, приходил обедать в ресторан "Охотный" не из-за красоты интерьера (чванливо и подобострастно претендующего на столичный шик), а исключительно ради её стряпни. Однажды не поленился лично заглянуть на кухню, поблагодарить за пельмени: такие аппетитные, похожие на их исполнительницу, а уж ровные да красивые - будто с конвейера сошли. (Как она была польщена, получив столько комплиментов сразу!.. Конечно же, с удовольствием помогла "законнику" отпраздновать новоселье в Доме Фермера...)
Теперь Евдокия Михайловна лично доставила в Большой Дом кучу заморских продуктов, живописно расставила на столе закуски. ("Великое ли дело, кресла да скамейки!.. Вот - зрелище!") Она заставила гостей хотя бы понемногу отведать всего.
Но те ели вяло. Василиса, например, оставила еду почти нетронутой: худела. Гостеприимная повариха, поджав губы, выставила последний аргумент бутылку коньяка... Не помогло.
Девушка отставила тарелку и вскочила:
- Спасибо, Евдокия Михайловна! Очень всё вкусно! Гонза, вы уж с Петром без меня. Я - к себе, вещи разберу.
Прихватив коньяк, мужчины тоже уединились в своей комнате.
Тогда Евдокия Михайловна поставила томиться на печь чугунок гречневой каши, чтоб не простыла к завтраку, и удаляясь, уже составила план мести: "Никаких деликатесов! Ни английской ветчины, ни красной икры, ни голландского сыра. Пусть едят наши охотничьи колбаски. Надо будет им готовить самое простое: на завтрак, к примеру - тыквенная каша, к обеду грибной суп, или уха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
В пятницу завхоз Тарас Григорьевич не суетился, хотя с утра нужно было переделать чертову уйму дел: разгрузить завезённый уголь для мини-котельной, полностью протопить дом, расчистить от снега подъездную аллею. А Тарас Григорьевич берёг здоровье!
Поэтому, выдернув из уха длинный волос, он воткнул наушники плеера, вальяжно раскинулся в кресле, закинул ноги крест-накрест на низкий подоконник и уставился через тёмные очки в ясное морозное утро.
Никто не нарушал его уединения - ни беспокойный егерь, ни степенная повариха, нанятая хозяином Большого дома из ресторана "Охотный" на несколько дней.
Солнце дотянулось лучом до левой ноздри, игриво защекотало, Тарас Григорьевич чихнул, один наушник выпал.
- ...Теперь дуить, - оказывается монотонно выговаривал в это время голос поварихи, изрядно поднадоевший завхозу ещё за четверг.
- Дуся, я не виноват. Что я могу один? Это же не дом, а барак! - уныло забубнил он.
- Интересно, где вы, Тарас Григорич, видели такие бараки?! возмутилась Евдокия Михайловна. - Это же не дом - терем!
Чем строже становился её взгляд, тем Тарас Григорьевич становился веселее (может, представил вместо неё - наэлектризованную девицу из наушника?).
- Ну ладно, поглядим, что можно сделать, - смилостивился завхоз.
Евдокия Михайловна терпеливо настраивала его на работу, смягчая укоризну округлостью речи:
- Сколько, вы сказали, их приедить?
- Четверо. Или пятеро, - уклончиво ответил завхоз. - Не помню точно. Во всяком случае, Виталий Олегович распорядился, чтобы все комнаты...
- Хозяйскую спальню я подготовила. Нижние гостевые - убрала. Мне осталося печь на кухне протопить - стряпать пора. Дымоход в порядке, я проверяла... Она и залу как раз получше обогреить, а заодно в спальни тепло пойдёть. А то с вашими новомодными отоплениями, вон - пар изо рта.
Тарас Григорьевич деловито распорядился:
- Да! Дров я принесу. Займись печкой.
- Спасибо и на этом. - Евдокия Михайловна на миг задумалась: - Раньше бы их во флигеле разместили... Сани бы надо на всякий случай. На машине не проедуть... Ладно, Егора спрошу. Он всё одно обещал днём быть, поглядеть, как тут что.
- Зачем это? - ревниво обернулся завхоз, будто покушались на его должность.
- А кто мне поможет продукты привезти?..
Тарас Григорьевич сразу успокоился:
- Ну не я же опять?.. На мне и так вся котельная!
- Да-да, - согласилась Евдокия Михайловна, - главное - еда и тепло. Ну ладно, так пошла я...
Бурханкин в пять часов дня встретил гостей на автобусной станции райцентра. Привёз их туда сам хозяин Большого Дома и, когда музыкальную аппаратуру перетащили из его багажника в сани, снова сел за руль, сказав, что будет позже: у него есть ещё какие-то дела.
До Большого Дома ехали шумно, с песнями, прибаутками. Что ж, с городскими случается: в первозданную зиму попадают редко. И Орлик справился играючи, словно не поклажу тащил, а на зелёном лугу резвился. Двое музыкантов, расшалившись, спихнули третьего в отменно скрипучий снег - так сани чуть не уехали без пассажира. Бурханкин с трудом удержал коня, когда потерю втаскивали обратно.
Вобщем, молодежь веселилась вовсю.
Собственно, не такая уж и молодежь: старшему - Петру - было около сорока. Чуть меньше - Георгию. По-настоящему молод был третий - Васька.
- Щас! Немного осталось, - пообещал пассажирам егерь, будто они изнывали от тоски.
Свалившись с саней, заполонили весь двор гиканьем, визгом, уханьем.
Зря завхоз боялся: им всё очень даже понравилось. И живописные руины флигеля почти у самых ворот, и огромная площадь двора, и сам Большой Дом о семнадцати венцах и восьми окнах, и крутое крыльцо в десять ступенек, переходящее в открытую террасу.
Особенно понравилось, что некому ругать их за лужи от сапог, если не считать Бурханкина. (А блюститель чистоты из него, по его собственным словам, что из бобра лодка!) Тем более, что егерь пошёл устраивать Орлика. Младший гость запросился с ним, но Бурханкин засмущался: без капюшона тот оказался девушкой. А егерь-то в дороге, тоже его Васей называл.
Уютная повариха в фартуке, приветливо встретила музыкантов, извинилась, что в огромных сумеречных сенях коптили всего три керосинки ("энергию-то вечером отключають"), показала, где раздеться, где спальни...
Комнаты распределили по справедливости. Василисе досталась самая маленькая, и оттуда понеслось восторженное аханье: её спальня оказалась украшена руками местных умельцев.
Евдокия Михайловна с улыбкой наблюдала реакцию гостьи:
- Это от прежнего владельца осталося. Вы ещё залу не видели!..
Собравшихся на ужин музыкантов действительно поразило самодельное убранство большой столовой. Корни и ветви деревьев поднимались с полу, свисали со стен, топырились в стороны, создавая иллюзию поляны в лесной чащобе. Стулья и кресла удобно и коварно подставляли свои яблонево-орехово-берёзовые изгибы под человека. Из таких сидений не хотелось вылезать. Под такими светильниками хотелось читать или думать всё тёмное, бесконечное время зимних суток.
Евдокия Михайловна заждалась музыкантов к столу.
Надо сказать, поварихой она была отменной. Франц, например, приходил обедать в ресторан "Охотный" не из-за красоты интерьера (чванливо и подобострастно претендующего на столичный шик), а исключительно ради её стряпни. Однажды не поленился лично заглянуть на кухню, поблагодарить за пельмени: такие аппетитные, похожие на их исполнительницу, а уж ровные да красивые - будто с конвейера сошли. (Как она была польщена, получив столько комплиментов сразу!.. Конечно же, с удовольствием помогла "законнику" отпраздновать новоселье в Доме Фермера...)
Теперь Евдокия Михайловна лично доставила в Большой Дом кучу заморских продуктов, живописно расставила на столе закуски. ("Великое ли дело, кресла да скамейки!.. Вот - зрелище!") Она заставила гостей хотя бы понемногу отведать всего.
Но те ели вяло. Василиса, например, оставила еду почти нетронутой: худела. Гостеприимная повариха, поджав губы, выставила последний аргумент бутылку коньяка... Не помогло.
Девушка отставила тарелку и вскочила:
- Спасибо, Евдокия Михайловна! Очень всё вкусно! Гонза, вы уж с Петром без меня. Я - к себе, вещи разберу.
Прихватив коньяк, мужчины тоже уединились в своей комнате.
Тогда Евдокия Михайловна поставила томиться на печь чугунок гречневой каши, чтоб не простыла к завтраку, и удаляясь, уже составила план мести: "Никаких деликатесов! Ни английской ветчины, ни красной икры, ни голландского сыра. Пусть едят наши охотничьи колбаски. Надо будет им готовить самое простое: на завтрак, к примеру - тыквенная каша, к обеду грибной суп, или уха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65