Даже надпись "конец" на киноэкране казалась ему уловкой: там, за экраном, все продолжалось, точно... И тем более никак не могла закончиться его собственная и любая другая жизнь - ведь она только началась.
- Ты меня на "понял-понял" не бери! - рявкнул в ответ первый из лезших в окно, Филька-Скупердяй. Боковым секущим ударом штыря он сломал лейтенанту шейные позвонки, и Мыриков, задыхаясь, упал на пол - медленно и мучительно умирать.
Киря-Шнапс, быстро сообразив, что происходит в зоне, откатился под стол, подальше от зековских ног.
Бронько в "стакане" стоял тихо, едва дышал - и был уверен, что спасется.
ЗИМЛАГ
ОБЩИЙ ОБЗОР
"Не армия и даже не банда. Прав был диссидент", - думал Монгол, наблюдая за происходящим в жилзоне из кабинки КПП отрядных локалок. Он сидел в кресле, ноги под столом упирались в обездвиженное тело дежурного "козла"-открывальщика. Штаны с "козла" были спущены: кое-кто, ретивый и озабоченный, хотел надругаться над ним, но Монгол не позволил. Дежурного просто избили - настолько сильно, насколько позволило тесное помещение - и впихнули под стол. Там он и лежал, уже в сознании, но притворяясь вообще мертвым.
Из застекленной кабинки, возвышавшейся над землей по типу постов ГАИ, хорошо было видно передвижение бунтующих отрядов и бригад. Впрочем, вряд ли можно было назвать это "передвижением" в смысле, скажем, армейской передислокации. Одно темное пятно-толпа двигалось в сторону столовой; другое - к "козлятнику"; третье - наплывало на "вахту" и подбиралось к выходу в промзону. На вышках беспокоились солдаты: кое-кто, вопреки, уставу, уже перенаправлял автомат с "запретки" на локалки отрядов. Между "пятнами" мелькали фигурки отделившихся зеков: одни преследовали кого-то, другие порознь бежали к "магазину" в надежде на быстрый грабеж.
- Братан, все ништяк! - заорал ворвавшийся в кабинку Корма. - Вахта наша! Там пацаны из "стакана" Панциря выкуривают! А ДПНК замочили, дураки!...
- Что ж ты не уследил? - поморщился Монгол. Мыриков, по его мнению, был слишком молод для смерти.
- Да задержался я у "зверинца"... "Хачики" закрылись, законопатились наглухо, не зайдешь... А у Эльхана - ствол. Он из него пальнул через окно, Шитика зацепило в ногу.
- Сука! - процедил Монгол. - Они думали, волчары позорные, что это по их душу такой хипиш! Много чести... Где Корж со своим шарабаном?
- Сейчас выкатят. У них снаряд закосорезил.
- Как выкатят - пусть пальнут по "зверинцу", разъ...т его на хрен! Не хотят заодно по правде - пусть дохнут сами напоказ! - распорядился Монгол. - А потом - по шлюзу промки долбите!
- Ага! - обрадовался Корма. - Всё, я дернул!
- А ДПНК зря грохнули. Плохо... - бросил ему вслед Монгол. - Тузика пришли ко мне.
Корма пулей слетел по перекладинам трапа и побежал к единственному в жилзоне производственному помещению - цеху игрушек в подвале под одиннадцатым отрядом. Там работали "танкисты" и "ракетчики", штамповали, соответственно, танки и ракетные установки из плохонькой пластмассы.
Пружина, ещё вчера невидимая, затянутая наглухо в глубину воровского ствола и удерживаемая Монголом на предохранителе, распрямилась и выбросила заряд. Теперь никто не мог управлять действием; Монгол выполнил "воровскую" установку, блатная прослойка и мужицкая масса двинулись в указанном направлении (во всех направлениях), но поскольку не было и не могло быть конкретных требований - кормили средне, с работой напрягали несильно, "козлы" как будто притихли - то и протест сразу же после начала обрел черты необузданного мятежа, сопровождающегося убийствами не тех, кого надо, и разрушением самих остатков фундамента "каторжанских понятий". Все законы, и внешние, и внутренние, рассыпались прахом. Во главе движения оказалась царственная сила анархической инерции; словно огромный чугунный шар покатился по зоне в сторону шлюза промки, за которым находились ПКТ, ШИЗО, ненавистная оперчасть и вся остальная краснопогонная хевра.
Впрочем, в первую очередь "козлятник", находившийся справа от шлюза, должен был принять на себя самый мощный удар. "Козлы" делали зарядку сами, а в каптерке беседовали присланный для руководства прапорщик внутренних войск Окоемов и "главкозел", он же завхоз зоны и председатель Совета коллектива Лунников по кличке Жукипукин. Окоемов относился к "козлам" любого ранга двояко; с одной стороны, администрации нужны помощники, а с другой - толк от них был небольшой; повязки (косяки) на рукав цепляли в основном из двух побуждений - или желали привилегий и сытой жизни, или бежали в "козлятник" от долгов и иных неприятностей. Да об этом и не один Окоемов знал...
Локальные ограждения "козлятника" отличались повышенной крепостью и красотой: обрезки металла были любовно обработаны напильниками, а затем ошкурены для блеска. Зато калитка закрывалась лишь на ночь: "козлы" могли входить и выходить из локалки без особого разрешения.
Если бы Окоемов, соскучившись от беседы с Жукипукиным, не взглянул в окно, то мятежники застали бы "козлятник" врасплох. Окоемов увидел, как в двухстах метрах слева зеки, вооруженные стальными арматурами, лезут в окно "вахты". О дальнейшем можно было догадаться.
- А-а-а! - заорал Окоемов и, отшвырнув стул, бросился на улицу.
Жукипукин удивленно посмотрел ему вслед, затем перевел взгляд на прапорскую шапку, оставшуюся на столе. Завхоз хотел было сказать что-то, но тут до его слуха донеслись невнятные крики.
Это "ударная группа" во главе с Ванькой Одессой приближалась к "козлятнику".
Жукипукин схватил окоемовскую фуражку и тоже выбежал из барака.
Окоемов успел защелкнуть калитку. "Козлы", только что приседавшие и махавшие руками, быстро разбегались кто куда. А бежать-то и некуда было.
Вдруг невдалеке раздался мощный хлопок, почти взрыв. Над одиннадцатым отрядом поднялось небольшое облачко пара и дыма. Что-то просвистело в воздухе. И тут же затрещала непрочная, как и всё зоновское, кровля "зверинца". Рухнули чердачные перекрытия. Исчез крытый листовым железом "угол" крыши: барак стал похож на большой вагон. Раздались выстрелы: Эльхан Пихуев палил из нагана в снежное никуда.
Зеки, собравшиеся было штурмовать "козлятник", стали разворачиваться к "зверинцу", восприняв происшедшее как приказ к перемене цели. Однако через минуту раздался второй хлопок, и самопальный снаряд, выпущенный из самопальной пушки зоновского умельца Коржа, ударил в ворота шлюза, разделявшего жилую и рабочую зоны. Чуть замешкавшись, зеки ринулись обратно, к шлюзу, где уже грудилась искореженная сталь и остатки фанерных плакатов "На свободу - с чистой совестью!", "Осужденные! Сознавайтесь в совершенных, но не раскрытых преступлениях!" и "Гражданин! Искупи проступки трудом!" с портретом автора изречения, полузабытой на воле знатной ткачихи Валентины Гагановой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
- Ты меня на "понял-понял" не бери! - рявкнул в ответ первый из лезших в окно, Филька-Скупердяй. Боковым секущим ударом штыря он сломал лейтенанту шейные позвонки, и Мыриков, задыхаясь, упал на пол - медленно и мучительно умирать.
Киря-Шнапс, быстро сообразив, что происходит в зоне, откатился под стол, подальше от зековских ног.
Бронько в "стакане" стоял тихо, едва дышал - и был уверен, что спасется.
ЗИМЛАГ
ОБЩИЙ ОБЗОР
"Не армия и даже не банда. Прав был диссидент", - думал Монгол, наблюдая за происходящим в жилзоне из кабинки КПП отрядных локалок. Он сидел в кресле, ноги под столом упирались в обездвиженное тело дежурного "козла"-открывальщика. Штаны с "козла" были спущены: кое-кто, ретивый и озабоченный, хотел надругаться над ним, но Монгол не позволил. Дежурного просто избили - настолько сильно, насколько позволило тесное помещение - и впихнули под стол. Там он и лежал, уже в сознании, но притворяясь вообще мертвым.
Из застекленной кабинки, возвышавшейся над землей по типу постов ГАИ, хорошо было видно передвижение бунтующих отрядов и бригад. Впрочем, вряд ли можно было назвать это "передвижением" в смысле, скажем, армейской передислокации. Одно темное пятно-толпа двигалось в сторону столовой; другое - к "козлятнику"; третье - наплывало на "вахту" и подбиралось к выходу в промзону. На вышках беспокоились солдаты: кое-кто, вопреки, уставу, уже перенаправлял автомат с "запретки" на локалки отрядов. Между "пятнами" мелькали фигурки отделившихся зеков: одни преследовали кого-то, другие порознь бежали к "магазину" в надежде на быстрый грабеж.
- Братан, все ништяк! - заорал ворвавшийся в кабинку Корма. - Вахта наша! Там пацаны из "стакана" Панциря выкуривают! А ДПНК замочили, дураки!...
- Что ж ты не уследил? - поморщился Монгол. Мыриков, по его мнению, был слишком молод для смерти.
- Да задержался я у "зверинца"... "Хачики" закрылись, законопатились наглухо, не зайдешь... А у Эльхана - ствол. Он из него пальнул через окно, Шитика зацепило в ногу.
- Сука! - процедил Монгол. - Они думали, волчары позорные, что это по их душу такой хипиш! Много чести... Где Корж со своим шарабаном?
- Сейчас выкатят. У них снаряд закосорезил.
- Как выкатят - пусть пальнут по "зверинцу", разъ...т его на хрен! Не хотят заодно по правде - пусть дохнут сами напоказ! - распорядился Монгол. - А потом - по шлюзу промки долбите!
- Ага! - обрадовался Корма. - Всё, я дернул!
- А ДПНК зря грохнули. Плохо... - бросил ему вслед Монгол. - Тузика пришли ко мне.
Корма пулей слетел по перекладинам трапа и побежал к единственному в жилзоне производственному помещению - цеху игрушек в подвале под одиннадцатым отрядом. Там работали "танкисты" и "ракетчики", штамповали, соответственно, танки и ракетные установки из плохонькой пластмассы.
Пружина, ещё вчера невидимая, затянутая наглухо в глубину воровского ствола и удерживаемая Монголом на предохранителе, распрямилась и выбросила заряд. Теперь никто не мог управлять действием; Монгол выполнил "воровскую" установку, блатная прослойка и мужицкая масса двинулись в указанном направлении (во всех направлениях), но поскольку не было и не могло быть конкретных требований - кормили средне, с работой напрягали несильно, "козлы" как будто притихли - то и протест сразу же после начала обрел черты необузданного мятежа, сопровождающегося убийствами не тех, кого надо, и разрушением самих остатков фундамента "каторжанских понятий". Все законы, и внешние, и внутренние, рассыпались прахом. Во главе движения оказалась царственная сила анархической инерции; словно огромный чугунный шар покатился по зоне в сторону шлюза промки, за которым находились ПКТ, ШИЗО, ненавистная оперчасть и вся остальная краснопогонная хевра.
Впрочем, в первую очередь "козлятник", находившийся справа от шлюза, должен был принять на себя самый мощный удар. "Козлы" делали зарядку сами, а в каптерке беседовали присланный для руководства прапорщик внутренних войск Окоемов и "главкозел", он же завхоз зоны и председатель Совета коллектива Лунников по кличке Жукипукин. Окоемов относился к "козлам" любого ранга двояко; с одной стороны, администрации нужны помощники, а с другой - толк от них был небольшой; повязки (косяки) на рукав цепляли в основном из двух побуждений - или желали привилегий и сытой жизни, или бежали в "козлятник" от долгов и иных неприятностей. Да об этом и не один Окоемов знал...
Локальные ограждения "козлятника" отличались повышенной крепостью и красотой: обрезки металла были любовно обработаны напильниками, а затем ошкурены для блеска. Зато калитка закрывалась лишь на ночь: "козлы" могли входить и выходить из локалки без особого разрешения.
Если бы Окоемов, соскучившись от беседы с Жукипукиным, не взглянул в окно, то мятежники застали бы "козлятник" врасплох. Окоемов увидел, как в двухстах метрах слева зеки, вооруженные стальными арматурами, лезут в окно "вахты". О дальнейшем можно было догадаться.
- А-а-а! - заорал Окоемов и, отшвырнув стул, бросился на улицу.
Жукипукин удивленно посмотрел ему вслед, затем перевел взгляд на прапорскую шапку, оставшуюся на столе. Завхоз хотел было сказать что-то, но тут до его слуха донеслись невнятные крики.
Это "ударная группа" во главе с Ванькой Одессой приближалась к "козлятнику".
Жукипукин схватил окоемовскую фуражку и тоже выбежал из барака.
Окоемов успел защелкнуть калитку. "Козлы", только что приседавшие и махавшие руками, быстро разбегались кто куда. А бежать-то и некуда было.
Вдруг невдалеке раздался мощный хлопок, почти взрыв. Над одиннадцатым отрядом поднялось небольшое облачко пара и дыма. Что-то просвистело в воздухе. И тут же затрещала непрочная, как и всё зоновское, кровля "зверинца". Рухнули чердачные перекрытия. Исчез крытый листовым железом "угол" крыши: барак стал похож на большой вагон. Раздались выстрелы: Эльхан Пихуев палил из нагана в снежное никуда.
Зеки, собравшиеся было штурмовать "козлятник", стали разворачиваться к "зверинцу", восприняв происшедшее как приказ к перемене цели. Однако через минуту раздался второй хлопок, и самопальный снаряд, выпущенный из самопальной пушки зоновского умельца Коржа, ударил в ворота шлюза, разделявшего жилую и рабочую зоны. Чуть замешкавшись, зеки ринулись обратно, к шлюзу, где уже грудилась искореженная сталь и остатки фанерных плакатов "На свободу - с чистой совестью!", "Осужденные! Сознавайтесь в совершенных, но не раскрытых преступлениях!" и "Гражданин! Искупи проступки трудом!" с портретом автора изречения, полузабытой на воле знатной ткачихи Валентины Гагановой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97