- закричал Борис и полез в карман. - Вот, видите! - кричал он, тыча своим удостоверением в лицо мужчины. Мужчина сделал едва уловимое движение рукой, и тут же появились два официанта. Я вскочил, сунул им деньги, схватил Бориса и повел его к выходу. Он шел, спотыкаясь, выкрикивая угрозы: «Я им покажу! Буржуазные свиньи! Это вовсе не ночной бар, никто не носит галстуков!» Он бушевал, пока я не усадил его в ситроен.
На время дневники Лаврентия Павловича Берии были забыты.
* * *
На следующий день я проснулся с чувством необыкновенного подъема и вскочил с постели, не дожидаясь, пока Борис принесет кофе. Он уже позавтракал и, видно, давно уже бодрствовал. Вокруг виднелись следы беспорядка: посреди комнаты была разбросана груда книг и куча газетных вырезок. Когда мы уходили, я заметил, что на куче мусора, который все еще лежал в холле, двух коричневых свертков уже не было.
В машине он заговорил.
- Ты не забыл о вчерашнем? Так вот, я об этом все время думаю. Меня беспокоит проблема языка - менгрельского диалекта, на котором говорил Берия. Впрочем, проблема разрешима. У меня в Париже есть знакомые грузины, они содержат ресторан. Один из них, кажется, менгрел. И у них у всех есть машинки с грузинским шрифтом: грузины любят писать, особенно стихи. И Берия в молодости тоже писал стихи, хотя и не публиковал их. Даже Сталин, говорят, баловался этим в семинарии.
- Подожди! Как ты сказал, называется этот диалект?
- Менгрельский.
- Боже мой! Есть же одна русская - вернее грузинка - она только что получила стипендию в Кембридже. О ней еще в газетах писали. Это был почти скандал: женщина получила стипендию Кингз. Говорят, она с характером. Доводит профессуру цитатами из Сталина, типа: - Нет такой крепости, которую не смогут взять большевики.
- Коммунистка?
- Наоборот. Она вышла замуж за еврея и уехала из России два года назад в Израиль. Мужа убили в Шестидневной войне, и теперь она одна. Пишет диссертацию по диссидентской русской литературе.
- Думаешь, она менгрелка?
- Уверен. Я никогда не слышал об этой национальности и потому хорошо запомнил.
- Только бы ты не ошибся? Вот будет здорово! Как ее зовут?
- Бернштейн, Татьяна Бернштейн.
- По-грузински будет Татана. Ты с нею знаком?
- Нет.
- Но ты, кажется, о ней много знаешь? - спросил он с подозрением.
- Ее судьба меня заинтересовала. У нее было романтичное прошлое - училась в юности в лучшей московской балетной школе. Судя по фотографиям, она довольно хорошенькая.
Борис усмехнулся.
- Итак, вместо пожилого содержателя ресторана мы нанимаем хорошенькую молодую аспирантку из Кембриджа?
- Летом она работает, но можно попытаться.
Наша машина медленно продиралась вперед по Леопольдштрассе в потоке других машин. Борис сидел, подавшись вперед, упершись руками в колени.
- Ты можешь написать ей и предложить выполнить выгодный, но конфиденциальный перевод, - сказал он медленно. - Правда, не знаю, будет ли это лучшим вариантом, чем мой парижский. Вот если… - он задумался, потом вдруг воскликнул что-то по-русски.
- Том, у меня идея - шикарное решение! Мелочь, которая обеспечит доказательства подлинности дневников, так что никакой советолог не подкопается! Послушай. Мы опишем в дневниках эпизод, в котором он насилует молодую девушку из балетной школы. Мы так подберем детали, чтобы все выглядело достоверно, и тогда за хорошую плату Татана сделает публичное заявление, что эта девушка - она!
Его так взволновал этот план, что он начал подпрыгивать на сиденье, бормоча: «Ей-богу, это будет здорово! На сто процентов все будет казаться правдой. Шикарно, мон шер!»
- Напишем ей сейчас же, - добавил он. - Сообщи ей, что ты выпускник Кингз Колледж и заинтересуй ее переводом. Она, наверное, бедна как церковная мышь!
- Как бы не перебрать, - заметил я. - Ведь это значит, что мы вводим в дело третье лицо, почти незнакомого человека. Может, лучше написать по-русски? Ведь Берия хорошо говорил по-русски?
Борис замотал головой.
- Нет, это не будет выглядеть убедительно, не стоит рисковать. Берия мог бы писать такое только на родном языке. И если мы выпустим дневники на русском, мы объявим, что это перевод. Потом дневники могут попасть в самиздат, и цена их упадет.
- А как это напечатать? Ведь они проверят шрифт на старость?
- Мы будем печатать на старых лентах. У меня их целая куча в столе, все выцветшие.
- А какова моя роль?
- Самая главная, мон шер! Я обеспечиваю факты, а ты будешь писать. Ты писал когда-нибудь порнографию?
- Так, по мелочи. Дежурные половые акты - для того, чтобы на обложке можно было изобразить голую женщину.
- В дневниках тебе придется изобразить настоящее порно! Дай волю фантазии. Представь, что ты Берия и тебе стоит только щелкнуть пальцами, как тебе доставят любую женщину, а потом ты можешь делать с нею все, что пожелаешь. - Он удовлетворенно хмыкнул. - Потом мы найдем американского издателя и попросим его перевести парочку миллионов в швейцарский банк и не задавать лишних вопросов. О'кей?
- Замечательно, если, только, конечно они не захотят узнать, как дневники попали к нам.
- Чепуха. Ты, скажем, тайно вывез их из-за железного занавеса, из какой-нибудь восточноевропейской страны. Таким путем многое попадает на Запад. Но, конечно, ты должен держать в секрете имя того, кто тебе передал дневники. Это то, что надо - чем больше тайны, тем более убедительно все будет выглядеть. И уж поверь, если материалы будут зажигательными, эти американские издатели сами не захотят ломать себе голову по поводу того, подлинные они или нет. Но помни - никому об этом ни слова!
- Никому, - поклялся я. - Как в могиле.
- Как в могиле Берии! - заорал Борис и потом это весело повторял, пока мы не вошли в офис радио «Свободная Европа».
* * *
- Нам надо все тщательно спланировать сначала, - говорил Борис, с шумом поглощая свой бульон.
В последнее время мы обедали в маленьком ресторане посреди Инглиш Гарден, в котором в это время года почти не было посетителей.
- Например, - продолжал он, - это чертово ЦРУ. Об издателях не стоит беспокоиться, а вот ЦРУ… Они, конечно, нами заинтересуются, но если повезет, нас примут за агентов, имеющих в своих руках оригинал. Нам важно, чтобы они не только поверили в подлинность дневников, но и в то, что знают источник, из которого они к нам попали. Но если они узнают, что это подделка, нам не поздоровится! Возможно, они не могут нас отдать под суд, но им ничего не стоит добиться запрета на наш въезд в большинство стран, они смогут договориться со швейцарцами и наложить арест на наши деньги.
- Да зачем ЦРУ это нужно?
- Им нужно все. А личные записи Берии могут дать им целую массу полезных сведений, особенно, - тут Борис ухмыльнулся, - если в них имеются жаренные фактики о нынешних лидерах в Кремле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
На время дневники Лаврентия Павловича Берии были забыты.
* * *
На следующий день я проснулся с чувством необыкновенного подъема и вскочил с постели, не дожидаясь, пока Борис принесет кофе. Он уже позавтракал и, видно, давно уже бодрствовал. Вокруг виднелись следы беспорядка: посреди комнаты была разбросана груда книг и куча газетных вырезок. Когда мы уходили, я заметил, что на куче мусора, который все еще лежал в холле, двух коричневых свертков уже не было.
В машине он заговорил.
- Ты не забыл о вчерашнем? Так вот, я об этом все время думаю. Меня беспокоит проблема языка - менгрельского диалекта, на котором говорил Берия. Впрочем, проблема разрешима. У меня в Париже есть знакомые грузины, они содержат ресторан. Один из них, кажется, менгрел. И у них у всех есть машинки с грузинским шрифтом: грузины любят писать, особенно стихи. И Берия в молодости тоже писал стихи, хотя и не публиковал их. Даже Сталин, говорят, баловался этим в семинарии.
- Подожди! Как ты сказал, называется этот диалект?
- Менгрельский.
- Боже мой! Есть же одна русская - вернее грузинка - она только что получила стипендию в Кембридже. О ней еще в газетах писали. Это был почти скандал: женщина получила стипендию Кингз. Говорят, она с характером. Доводит профессуру цитатами из Сталина, типа: - Нет такой крепости, которую не смогут взять большевики.
- Коммунистка?
- Наоборот. Она вышла замуж за еврея и уехала из России два года назад в Израиль. Мужа убили в Шестидневной войне, и теперь она одна. Пишет диссертацию по диссидентской русской литературе.
- Думаешь, она менгрелка?
- Уверен. Я никогда не слышал об этой национальности и потому хорошо запомнил.
- Только бы ты не ошибся? Вот будет здорово! Как ее зовут?
- Бернштейн, Татьяна Бернштейн.
- По-грузински будет Татана. Ты с нею знаком?
- Нет.
- Но ты, кажется, о ней много знаешь? - спросил он с подозрением.
- Ее судьба меня заинтересовала. У нее было романтичное прошлое - училась в юности в лучшей московской балетной школе. Судя по фотографиям, она довольно хорошенькая.
Борис усмехнулся.
- Итак, вместо пожилого содержателя ресторана мы нанимаем хорошенькую молодую аспирантку из Кембриджа?
- Летом она работает, но можно попытаться.
Наша машина медленно продиралась вперед по Леопольдштрассе в потоке других машин. Борис сидел, подавшись вперед, упершись руками в колени.
- Ты можешь написать ей и предложить выполнить выгодный, но конфиденциальный перевод, - сказал он медленно. - Правда, не знаю, будет ли это лучшим вариантом, чем мой парижский. Вот если… - он задумался, потом вдруг воскликнул что-то по-русски.
- Том, у меня идея - шикарное решение! Мелочь, которая обеспечит доказательства подлинности дневников, так что никакой советолог не подкопается! Послушай. Мы опишем в дневниках эпизод, в котором он насилует молодую девушку из балетной школы. Мы так подберем детали, чтобы все выглядело достоверно, и тогда за хорошую плату Татана сделает публичное заявление, что эта девушка - она!
Его так взволновал этот план, что он начал подпрыгивать на сиденье, бормоча: «Ей-богу, это будет здорово! На сто процентов все будет казаться правдой. Шикарно, мон шер!»
- Напишем ей сейчас же, - добавил он. - Сообщи ей, что ты выпускник Кингз Колледж и заинтересуй ее переводом. Она, наверное, бедна как церковная мышь!
- Как бы не перебрать, - заметил я. - Ведь это значит, что мы вводим в дело третье лицо, почти незнакомого человека. Может, лучше написать по-русски? Ведь Берия хорошо говорил по-русски?
Борис замотал головой.
- Нет, это не будет выглядеть убедительно, не стоит рисковать. Берия мог бы писать такое только на родном языке. И если мы выпустим дневники на русском, мы объявим, что это перевод. Потом дневники могут попасть в самиздат, и цена их упадет.
- А как это напечатать? Ведь они проверят шрифт на старость?
- Мы будем печатать на старых лентах. У меня их целая куча в столе, все выцветшие.
- А какова моя роль?
- Самая главная, мон шер! Я обеспечиваю факты, а ты будешь писать. Ты писал когда-нибудь порнографию?
- Так, по мелочи. Дежурные половые акты - для того, чтобы на обложке можно было изобразить голую женщину.
- В дневниках тебе придется изобразить настоящее порно! Дай волю фантазии. Представь, что ты Берия и тебе стоит только щелкнуть пальцами, как тебе доставят любую женщину, а потом ты можешь делать с нею все, что пожелаешь. - Он удовлетворенно хмыкнул. - Потом мы найдем американского издателя и попросим его перевести парочку миллионов в швейцарский банк и не задавать лишних вопросов. О'кей?
- Замечательно, если, только, конечно они не захотят узнать, как дневники попали к нам.
- Чепуха. Ты, скажем, тайно вывез их из-за железного занавеса, из какой-нибудь восточноевропейской страны. Таким путем многое попадает на Запад. Но, конечно, ты должен держать в секрете имя того, кто тебе передал дневники. Это то, что надо - чем больше тайны, тем более убедительно все будет выглядеть. И уж поверь, если материалы будут зажигательными, эти американские издатели сами не захотят ломать себе голову по поводу того, подлинные они или нет. Но помни - никому об этом ни слова!
- Никому, - поклялся я. - Как в могиле.
- Как в могиле Берии! - заорал Борис и потом это весело повторял, пока мы не вошли в офис радио «Свободная Европа».
* * *
- Нам надо все тщательно спланировать сначала, - говорил Борис, с шумом поглощая свой бульон.
В последнее время мы обедали в маленьком ресторане посреди Инглиш Гарден, в котором в это время года почти не было посетителей.
- Например, - продолжал он, - это чертово ЦРУ. Об издателях не стоит беспокоиться, а вот ЦРУ… Они, конечно, нами заинтересуются, но если повезет, нас примут за агентов, имеющих в своих руках оригинал. Нам важно, чтобы они не только поверили в подлинность дневников, но и в то, что знают источник, из которого они к нам попали. Но если они узнают, что это подделка, нам не поздоровится! Возможно, они не могут нас отдать под суд, но им ничего не стоит добиться запрета на наш въезд в большинство стран, они смогут договориться со швейцарцами и наложить арест на наши деньги.
- Да зачем ЦРУ это нужно?
- Им нужно все. А личные записи Берии могут дать им целую массу полезных сведений, особенно, - тут Борис ухмыльнулся, - если в них имеются жаренные фактики о нынешних лидерах в Кремле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43