Оно по-прежнему опиралось на рассказ домработницы Эрны Крюгер о трех бутылках с молоком и трех пакетах с булочками, которые стояли перед квартирой Нитрибитт. Но ведь комиссия по расследованию убийств обнаружила только пустые бутылки и пакеты, потому что Эрна Крюгер якобы от волнения все это съела и выпила! Два адвоката Польмана, которых он смог нанять на полученные за молчание деньги, легко поставили под сомнение предполагаемое время смерти Нитрибитт. Они представили суду целый ряд свидетелей, которые еще обер-комиссару Брайтеру давали показания о том, что видели Розмари Нитрибитт живой - и поздно вечером 29 октября, и даже днем 30-го. Полицейский врач Вегенер, который производил вскрытие трупа, вынужден был признать, что высокая температура в комнате убитой могла значительно ускорить процесс разложения. К тому же, при экспертизе учитывались температурные замеры, сделанные Брайтером после того, как комната целый час оставалась с открытым окном. Все это тоже опровергало утверждение о смерти Нитрибитт 29 октября.
После этого и без того шаткий карточный домик обвинения рухнул. Если Нитрибитт была убита не днем 29 октября, то Польман оказывался вне подозрений. Ведь только на это время у него не было алиби. Следующие два дня он провел в Гамбурге - это доказывали регистрационные списки авиапассажиров и допросы деловых людей, с которыми он там встречался.
Все дальнейшие заседания суда уже не имели особого значения для исхода процесса.
Правда, один раз напряженность в зале возникла, когда председатель спросил Польмана, откуда у него появились деньги, на которые он купил новую автомашину и несколько дорогих костюмов.
Сначала, в полиции, Польман утверждал, что скопил их, пряча под обувным шкафчиком. Это была очевидная ложь. Он не мог, работая торговым агентом и ведя разгульный образ жизни, собрать двадцать тысяч. Значит, деньги происходили из других, скрытых, источников, о которых Польман не хотел говорить. Какого рода эти источники, можно было догадаться по его предыдущим судимостям: он уже десять раз представал перед судом за мошенничество, кражи и растраты.
Вместо того чтобы просто отказаться отвечать на вопрос председателя, Польман начал настолько глупо и неправдоподобно изворачиваться, что непосвященные присяжные заседатели и присутствующие в зале сделали вывод, будто он украл их у Нитрибитт. В этой, пожалуй, единственной за весь процесс щекотливой ситуации Польмана выручил прокурор Зоммер. Хотя он и представлял обвинение и должен был изобличать Польмана как убийцу, он задал ему вопрос, который полностью освобождал его от обвинения: "Господин Польман, правда ли, что вы получили за молчание четверть миллиона марок от лиц, которые, вероятно, каким-то образом связаны с убийством?"
Большего для Польмана не могли сделать даже оба его адвоката. Он признательно улыбнулся прокурору и утвердительно кивнул головой.
Если до этого момента среди присутствующих и были наивные люди, полагавшие, будто убийство Нитрибитт не раскрыто из-за ошибок и упущений в ходе расследования, то теперь и им стало ясно, что вся история с судебным процессом служила лишь тому, чтобы оставить в тени истинные причины и обстоятельства этого преступления.
Какой гонорар получил или должен был получить Польман за свою роль - об этом на процессе сказано не было. Правда, одна газета писала: "Польман затребовал за молчание миллион" - и многословно сообщала подробности: "После того как Польмана освободили из предварительного заключения и один из журналов начал печатать серию статей, которые должны были вскрыть подоплеку убийства, родственники некоего именитого клиента Нитрибитт испугались разоблачения. Поэтому они поручили одному гамбургскому адвокату предпринять соответствующие шаги. Адвокат встретился с Польманом. Говорят, будто тот потребовал миллион марок. В ходе дальнейших переговоров сошлись на двухстах пятидесяти тысячах".
Упомянутый гамбургский адвокат по фамилии Мюллер выступил на предпоследнем судебном заседании в качестве свидетеля зашиты и под присягой подтвердил, что вел такие переговоры с Польманом. Однако он говорил не о "деньгах за молчание", а о "приобретении за деньги прав личности". Предложение дать показания о сумме выплаченных денег и фамилии своего доверителя адвокат тактично отклонил, ссылаясь на профессиональный долг хранить тайну клиента.
Когда же председатель наивно спросил обвиняемого, не может ли он сказать, сколько получил денег и кто ему заплатил, Польман проявил такую же тактичную сдержанность. "Я не хотел бы отвечать на этот вопрос", - только и сказал он.
12 июля 1960 года судебный спектакль закончился. Как и было обещано Польману, его оправдали за недостаточностью улик. Свершилось это "во имя народа" и... за государственный счет.
СВОБОДНЫХ МЕСТ В ТЮРЬМЕ НЕ БЫЛО...
Там, где дорога на Париж делает большой крюк и откуда открывается чудесный вид на долину Соны, стоит полицейская префектура маленького городка Монтежур. Ее можно легко узнать по выцветшему, потрепанному триколору[*Трехцветный французский государственный флаг] и пышным усам префекта Клода Бродекена - оба они любят день-деньской торчать на виду, свесившись из окна служебного кабинета. В Монтежуре насчитывается около трех тысяч жителей - трудолюбивых крестьян и виноделов; все они на "ты" со стражем закона и позволяют ему вести за счет государства приятную безмятежную жизнь. Преступность в Монтежуре была - до недавнего времени - почти нулевая, так что тюрьма на три камеры чаще всего пустовала.
Поэтому префект Бродекен почти испугался, когда к нему пришли возбужденные обитатели местечка и потребовали немедленного полицейского вмешательства: в дом пастора проникли воры и похитили большой вещевой мешок с разными деликатесами и сорок тысяч франков добровольных пожертвований, собранных прихожанами. За всю четырехсотпятидесятилетнюю историю городка такого позорного случая еще не было. Общину охватил праведный гнев. Почти весь приход явился к префекту требовать возмездия за "богохульство".
Согласно инструкции, префект Бродекен должен был лишь обеспечить охрану места преступления и вызвать из города уголовную полицию для расследования происшествия. Однако, взглянув на часы, он стал прикидывать, стоит ли ему теперь тратить драгоценное время на выполнение этих формальностей.
Была уже половина пятого. Пока дадут связь с городом - будет пять, и в канцелярии полиции останется один секретарь, от которого мало толку. Бродекен уже не первый год был на службе и знал, как точно в городских учреждениях заканчивают работу. Значит, сообщение будет принято к делопроизводству в лучшем случае только завтра утром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73