Однако служебные полномочия не позволяли мюнстерским сыщикам самовольно проводить расследование среди офицеров полка. Для этого они должны были через министерство внутренних дел получить согласие британской военной администрации.
Но такого согласия они не получили. Только через четыре года, когда скандал, связанный с процессом над Марией Рорбах, достиг своего апогея, тогдашний федеральный министр внутренних дел Шрёдер сообщил в ответ на запрос оппозиции, что в интересах безопасности расположенных в Германии британских войск дальнейшее расследование проводилось английской военной полицией: оказывается, Бёле находился на службе у британской разведки. Однако, к сожалению, и английские полицейские не смогли ничего выяснить о смерти Бёле. Как заверил обеспокоенную оппозицию Шрёдер, по их мнению, его вообще никто не убивал: он просто пьяным упал в канал и угодил головой под гребной винт.
Итак, мюнстерская комиссия по расследованию убийств вынуждена была передать все документы по делу Бёле британской военной полиции. Но не прошло и двух недель, как комиссия была поднята на ноги находкой еще одного трупа. На озере Аа под Мюнстером, вблизи Золотого моста, прибило к берегу перевязанный сверток, обернутый половиной старого шерстяного одеяла. Дети позвали сторожа, который граблями вытащил узел на берег, развязал его и в ужасе выронил. В пакете были верхняя часть тела и руки мужчины. Немного позже на этом же озере школьники вытащили из прибрежных зарослей еще один сверток. Там находилась нижняя часть мужского тела; она тоже была завернута в половину старого шерстяного одеяла и перевязана брючным ремнем. Части тела и части одеяла совпадали. Однако голову, как и на канале Дортмунд - Эмс, так и не нашли.
Обер-комиссару Йохуму, возглавлявшему комиссию по расследованию убийств, снова пришлось заняться установлением личности убитого, и, как и в первый раз, он быстро справился с задачей. Правда, теперь ему помогли не сведения о пропавших, а кожаный ремень, которым был перевязан один из свертков. Убийца, или убийцы, не знал, а может, не обратил внимания на то, что у жертвы была привычка писать фамилию и адрес на одежде, в том числе и на ремне от брюк. И хотя вода размыла сделанную химическим карандашом надпись, Йохум все-таки смог, вооружившись лупой, разобрать семь букв: Герм....бах. Стол прописки помог ему полностью восстановить имя и фамилию. В Мюнстере полиции были известны только два человека, в имени и фамилии которых содержались эти семь букв. Обоих звали Герман Рорбах. Один из них умер месяц назад в возрасте 72 лет, другой - 43-летний маляр, проживал по Керсенброкштрассе, 17, и имел молодую, 27-летнюю, жену Марию Рорбах.
До сих пор обер-комиссару Йохуму не приходило в голову, что между ужасными находками, разделенными двумя неделями, может быть какая-нибудь связь, однако, когда он получил информацию из стола прописки, ему это сразу стало ясно. Маляр Герман Рорбах был уже известен комиссару по делу Бёле. Там он фигурировал как интимный друг секретного агента-гомосексуалиста и даже был коротко допрошен Йохумом. Напуганный Рорбах произнес фразу, на которую он тогда не обратил внимания и которая теперь получала чуть ли не пророческое звучание.
"Если Эрих погиб, то хотел бы я знать, что ожидает меня", - проговорил в каком-то душевном оцепенении Герман Рорбах и с испугом посмотрел на него, как будто хотел сказать: "Не могли бы вы защитить меня от этого?"
Обер-комиссар тогда только улыбнулся; у него даже мысли не закралось, что предчувствия этого человека так скоро оправдаются.
В то время, как Йохум размышлял над странным пророчеством, автомобиль комиссии по расследованию убийств, в котором он ехал, остановился перед домом No 17 по Керсенброкштрассе.
Дверь в квартиру Рорбахов была открыта: Мария Рорбах как раз поднималась по лестнице из подвала с двумя ведрами угля.
- Вы - фрау Рорбах? - обратился к ней Йохум, а его помощники, Шнайдер и Хайнце, уже бегло осматривали маленькую кухню, которая находилась рядом с входной дверью.
Мария Рорбах, казалось, не очень удивилась, увидев жетон уголовной полиции, который Йохум, не говоря ни слова, сунул ей под нос.
Обер-комиссар Йохум полагался не только и не столько на вещественные улики. Его коньком была психология. Одно из главных убеждений комиссара состояло в том, что такие, казалось бы, несущественные детали, как выражение испуга на лице или дрожание рук во время прикуривания, могут сказать больше, чем любой след ноги или отпечаток пальца. Поэтому он очень внимательно наблюдал за маленькой одутловатой женщиной, которая стояла сейчас перед ним. Однако, когда он ей представился, руки ее оставались совершенно спокойными, а выражение лица было скорее скучающим, чем испуганным.
- Пойдемте в дом, - сказала она и сунула ему в руку ведро с углем. Неловко неся ведро, он последовал за ней на кухню.
- А где, собственно, ваш муж? - как бы между прочим поинтересовался Йохум, будто осведомлялся о хорошем знакомом.
- Работает, - ответила женщина и стала складывать уголь в ящик для дров.
- Давно его нет дома?
- Ушел позавчера, рано утром.
- Где же он работает, что его так долго нет?
Мария Рорбах, все еще занятая выгрузкой угля, передернула плечами:
- Где-нибудь за городом, где есть что красить. У него нет постоянного места работы.
Йохум оглядел кухню. На шкафчике лежала газета, которую еще не раскрывали.
- Вы сегодняшних газет не читали?
Женщина покачала головой:
- Все как-то руки не доходят... - Она подошла к водопроводному крану и смыла с рук угольную пыль. - Чего вы все-таки хотите?
- На теле вашего мужа были какие-нибудь приметы? Родимое пятно или что-нибудь в этом роде?
- Да, у него на спине был шрам. А почему вы об этом спрашиваете? С ним что-то случилось?
Она с недоверием посмотрела на обер-комиссара широко раскрытыми глазами:
- Мертв? Как мертв? Он же был здоров...
- Мы еще точно ничего не знаем. Его труп нашли в озере...
- Он мертв?! Нет, нет! - жалобно воскликнула она, внезапно выбежала из кухни и тут же вернулась с маленьким, лет четырех, мальчиком. При виде трех незнакомых мужчин он испуганно прижался к матери. Мария Рорбах, как бы защищая, обняла его за плечи.
- Норберт, говорят, наш папа умер, - сказала она бесцветным голосом и нежно погладила сына по голове.
Позже, на первом процессе, обер-комиссар Йохум сказал об этих минутах: "Я могу только отметить, что реакция фрау Рорбах была очень сдержанной. Даже слез не показалось на ее глазах".
Несмотря на эту, на его взгляд, чересчур сдержанную реакцию, у Йохума при первой встрече с Марией Рорбах еще не появилось подозрения против нее. Он вежливо пригласил ее проследовать за ним в полицейское управление, чтобы там в качестве самого близкого умершему человека дать показания о его биографических данных и круге знакомых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73