На втором этаже дома Рамзиных я еще не бывал ни разу. Я шел, понимая, что мне оказана великая честь, и вскоре очутился в небольшой комнатушке, вроде чулана.
В полумраке я сначала не понял, что передо мной, и вздрогнул: комната выглядела, как святилище безумного индейца. Везде были скальпы. Болванки, числом около сорока, с напяленными на них париками, производили впечатление отрубленных голов.
— Что скажете? — улыбнулась Полина.
— Интересно, откуда у вас столько? — спросил я, разглядывая головы из папье-маше.
— Эту коллекцию начала Вера, наша горничная, бывшая инженю провинциальных театров. А я продолжила. Вот этот парик, — она взяла в руки две толстые косы, — из пьесы Островского «Снегурочка». Между прочим, настоящие косы, у одной крестьянки купленные.
— А это что? — я ткнул пальцем в нечто блестящее, круглой формы.
— Это бычий пузырь, — засмеялась Полина. — Если нужно лысину изобразить, бычий пузырь самый лучший материал. Только его все время распятым держать надо и маслом смазывать, иначе рассохнется.
Полина села и внимательно посмотрела на меня.
— Николай Львович, я хочу попросить вас об одной услуге.
— С радостью, — воскликнул я, счастливый, что она на меня не сердится.
— Вы не могли бы быть моим провожатым… — она сделала паузу, — в публичный дом мадам со шрамом.
Алеша, я оцепенел от изумления. Чтобы дама, вдова, бывшая институтка, могла предложить такое! Уму непостижимо! Стоя истуканом, я даже не пытался возразить. А Полина продолжала:
— Дело в том, что я пойду туда не в своем облике, а переоденусь мужчиной. Да-да, и не спорьте, я не впервые это делаю. То есть не публичные дома посещаю, а переодеваюсь в мужской костюм. Все началось с того, что я играла мужчину в спектакле «Барышня-крестьянка» по Пушкину. Однажды, переодевшись, вышла на улицу. И никто, представляете, Николай Львович, никто не усомнился. На меня просто не обращали внимания. Как это прекрасно! На тебя не оборачиваются, не провожают взглядом. Не нужно брать с собой горничную или компаньонку, чтобы соблюсти приличия. Даже корсет не нужен — мужская одежда такая удобная.
Ее глаза сверкали, щеки раскраснелись, она была прекрасна, хотя и говорила невероятные вещи. Я не знал, как возразить этой новоявленной Жорж Занд.
— Аполлинария Лазаревна, дорогая, — наконец, решился я, — вы себе не представляете, какие грязные люди могут там оказаться. Вам совершенно не подобает с ними общаться. Они приходят туда лишь за одним…
Тут я запнулся, так как не в силах был объяснить порядочной даме, зачем туда приходят мужчины.
— Ах, оставьте, штабс-капитан, — она устало махнула рукой. — Вы обращаетесь со мной, словно я несмышленая институтка. Мне двадцать четыре года, и я вдова. О том, что публичные дома посещают не для распевания псалмов, я знаю…
Она замолчала.
— Вы хотя бы можете объяснить, зачем вам это надо? — осторожно спросил я.
— Надо, Николай Львович, очень нужно. Я чувствую — там разгадка. Если я не помогу своим близким, Егорова не выйдет из тюрьмы, Настенька будет опозорена, а убийца — гулять на свободе. Хотя покойный был премерзким человечишкой, но заповедь «Не убий!» еще никто не отменял.
— Но для этого есть сыскная полиция!
— Что полиция?! — возмутилась она. — Сколько времени уже прошло, а полиция только и смогла, что посадить безвинную девушку, страдавшую от притязаний покойного! Вот что, штабс-капитан, если вы мне не поможете, я все равно пойду. Без вас!
Разве я мог допустить такое? Отпустить ее одну и подвергнуть опасности ее жизнь! И я принял решение. Все равно мне ее не отговорить, лучше буду ее охранять. Так спокойнее.
— Успокойтесь, дорогая Аполлинария Лазаревна, не надо так расстраиваться. Лучше расскажите мне, как вы это себе представляете?
Полина прижала ладони к щекам, успокаивая кровь, и начала говорить:
— В конце концов, никто нас не заставляет идти в кабинеты. Мы можем посидеть, заказать вина, поговорить с… — тут она запнулась. — Побеседовать с девицами, оценить обстановку. Приглядеться к посетителям, послушать, о чем они говорят, может, найдем какую-нибудь зацепку. А если удастся и с хозяйкой побеседовать, то на многое прольется свет.
Когда я увидел Полину в образе молодого человека, то не смог сдержать возгласа удивления. Передо мной стоял юноша лет девятнадцати, тонкий, с небольшими усиками и смущенной улыбкой.
— Добрый вечер, господин штабс-капитан! — сказал он мне ломким голосом. — Вы обещали свести меня в одно интересное местечко. Что ж, я готов.
— Не может быть! — изумился я. — Глазам своим не верю! Настоящий франт из вас получился.
Она подошла к креслу, опустилась в него, приняв совершенно расслабленную позу.
— Меня зовут Евгением, — глядя мне в глаза, произнесла Полина. — Мы с вами недавно познакомились. В N-ске проездом из Санкт-Петербурга, по поводу наследства любимой тетушки. Не забудьте. Нет мадам Авиловой, иначе навлечете на нас обоих большие неприятности. Ну что, пошли?
Мы вышли из дома Рамзиных, я подозвал извозчика, и вскоре ванька домчал «гуляющих господ» до заведения мадемуазель Блох. Мы остановились возле дубовой двери с начищенной медной табличкой и колокольчиком. Я нетерпеливо позвонил, дверь открылась и мы с Полиной, нет, с Евгением, очутились в «богопротивном вертепе».
Швейцар с седыми бакенбардами, принимая у нас верхние вещи, наклонился к моему уху и прошептал:
— Не желают ли господа альбомов во французском жанре? Намедни новые получили, прямо из Парижа.
От альбомов мы твердо отказались и прошли за тяжелую бархатную портьеру, загораживающую вход в залу.
— О! Штабс-капитан, душка! Давненько вы нас не радовали своими визитами, — воскликнула одна из девиц, Клотильда, пышная брюнетка, к которой я не раз хаживал. Я уж было смутился, что подумает Полина, но она украдкой ободряюще пожала мне ладонь, и я воспрянул духом.
— А кого это ты к нам привет, какой красивенький. И молоденький! — к нам подскочила юркая рыжая Лизка-оторва, маленького роста, которую обожали звать в нумера «папеньки» почтенного возраста. Лизка изображала капризную девочку, клиенты шлепали ее по попке, перегнув через колено. Лизка отчаянно визжала и просила прощенья, а потом получала в подарок конфеты и богатые чаевые. Конфет она не ела, а меняла в буфете на водку. — Иди ко мне, сладкий мой, а то у меня эти старые хрычи вот уже где сидят!
Мой «Евгений» мягко оторвал от себя ее руки и потрепал по щеке:
— В другой раз, моя милая.
Но она не отставала:
— Тогда закажи мне шампанского!
Мне пришлось вмешаться:
— Лизка, зачем тебе эта кислятина? Ты же не пьешь шампанского! Давай я тебе водки куплю. А к молодому человеку не приставай, дай осмотреться. Не видишь, он тут впервые.
— Не надо ей водки, — раздался низкий звучный голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61