Нет, она не стала красоткой, примерив новый имидж, но и комплексом неполноценности не страдала - плечики развернулись по-новому, задорно, как пудель после мытья, встряхивалась новая лохматая стрижка.
Приятно и увлекательно было следить за расстановкой мебели, давать советы матери и рабочим (Нет! Нет! Левее диван, а то очень стенку "тяжелит"), а потом гонять по окнам Владика с дрелью на предмет подвески карнизов и новых штор. Но получилось - загляденье! Просто жаль одним в такой красоте обретаться, хоть билеты у подъезда продавай и приглашай на просмотр прохожих. Женя привезла из Кабула всякие экзотические финтифлюшки: медные шкатулки с вычеканенным кружевным рисунком, деревянные статуэтки, бронзовые подсвечники, металлические огромные блюда для украшения интерьера, инкрустированный перламутровый столик и даже настоящий кальян! А уж салфетки, полотенца, коврики, картинки - просто прелесть, приятно в руках подержать!
В большую комнату - гостиную, соединенную стеклянными двойными дверьми с холлом, вместился финский гарнитур из темного матового дерева, в угловую спальню с трудом затиснули громоздкий белый гарнитур "Луи", а в детской, расположилась двухярусная рижская кровать, где нижнее место предназначалось пятилетней Ане, а верх, естественно, Вике.
Виктория как бы раздвоилась: новая - почти москвичка, довольно легкомысленная и эгоистичная, подавляла сентиментальные всплески прежней, совестливой, а та, в свою очередь, коря за измену подсовывала ей душераздирающие видения: одинокое трио на опустевшем перроне - папа, Катя и Макс. Стоят, смиренно уронив руки и печально глядя вслед удаляющейся в московскую даль Виктории. И тогда обе Вики - новая и старая, в обнимку плакали, понимая, что не смогут сделать выбор, обречь на страдания одну из спорящих горячо любимых сторон.
Женя, заметив перепады в настроении дочери, осторожно зализывала раны - отец, мол, отлично живет с Катей (слава Богу, хорошая женщина встретилась!), Максим привязан к ним, как к родным, к тому же будут еще, наверно, у Алексея и свои дети. Не остановится же он на одном ребенке, всегда сына хотел. Как? Максим?! Да он вовсе не Викин брат. Как, Вика до сих пор не знала? И мальчик не в курсе? Вот чудеса-то! А она была уверена...
Евгения поведала дочери историю усыновления мальчика, литературно сгладив углы: выходило, что отец Макса, героический революционер свободолюбивой страны, жених Светланы, погиб в боях за независимость своей маленькой восточной родины.
Сама же Лана - женщина отважная и трудолюбивая, трагически пала от руки солнечногорского бандита, защищая грудью галантерейный прилавок родного магазина. В память об отце остался золотой амулет - фамильная ценность восточного клана.
- Я вижу, Катя решила, что мальчику пора вешать на шею золото! пожала плечами Евгения. - Мы с Алексеем полагали, что такого рода вещи можно носить после совершеннолетия.
- Это она ему на дорогу надела. На счастье, что ли. Ведь папе поддержка нужна, пусть хоть через сына идет... - неловко защитила Виктория Катю, тут же забыв, что Максим не родной Алексею.
Ей вообще казалось странным, что Макс - "чужак", да еще наполовину инородец. Она не ощущала преимуществ "кровного родства" над другими видами человеческой близости и родственные признаки в ее формуле любви не имели существенного значения. Разве объясняет какой-то абстрактный код ДНК или штампы в метриках взаимную тягу людей друг к другу? И могут ли они, не подкрепленные иными, более существенными и загадочными связями, предопределить симпатию, интерес или даже простейшую жалость? Вот "засушенные маргаритки" - соседка Августа оказались в последние годы более близкой Вике, чем родная бабушка, а Максим был и останется братом, самым что ни на есть настоящим, в то время, как Анечке еще предстоит стать сестрой.
- А знаешь, мам, это не имеет никакого значения. Уверена, даже если Максу станет известно, ничего не изменится. Он очень ответственный парень, какой-то взрослый в своей ответственности. Чувствует себя моим старшим братом - везде, и во дворе, и в школе перед такими верзилами заступается! Главное для него - выглядеть настоящим мужчиной, во всем копировать отца. Моего отца, выходит. Узнал, что папа по утрам делает пробежки. Смотрим выползает из постели чуть свет! С отцом бежать. А ведь такой соня - уму непостижимо!... Целую неделю продержался.
Вика рассказывала охотно, с улыбкой, как всегда, когда речь заходила о доме. Женя чувствовала уколы ревности и рассчитывала на то, что время все поставит на место. Главное - сейчас вырвать из Одессы девочку без надрыва.
- Ничего, ничего, детка, все устроится - еще целая жизнь впереди. Будет Макс на каникулы к нам в Москву приезжать, а мы все вместе в Одессу нагрянем. Там такая роскошная гостиница под названием "Красная"! обрисовывала она приятную, заведомо утопическую перспективу.
Каникулы кончались, Вику записали в десятый класс престижной французской школы. Она все чаще грустила, поскольку не могла сделать окончательный выбор. Хотя мать с проницательностью психоаналитика объяснила, что любой выбор дочери будет болезненным, но только один правильным. А именно, тот, который связан с Москвой и перспективой получения хорошего образования, а следовательно, и устройства личной жизни. ...В середине Августа вернулся на родину генерал Шорников. Узнать его было трудно - сухощавый, до черноты загоревший и почти совсем облысевший пожилой человек. Вика не верила своим глазам, отец выглядел по сравнению с ним почти юношей. Леонид Егорович осмотрел ожидавшие его хоромы, поглядел в окона, объявил домочадцам:
- Молодцы ребята! Всех повышаю в чине. Медали раздам завтра. - Он улыбнулся одними губами, словно превозмогая мучительную боль. Евгения тоже была какая-то приглушенная, словно погашенная. Только на следующий день Вика узнала, что от них скрывали старшие - генерал привез сообщение о гибели его кабульского заместителя вместе с группой офицеров, проработавших с ним бок о бок почти пять лет.
Да что поделаешь - война есть война, и она всегда где-нибудь да есть - то в Ольстере, то в секторе Газа, то еще где-нибудь - хоть телевизор не смотри - беженцы, трупы, развалины. А в Москве
- праздник газеты "Правда" на ВДНХ, выставка кошек в Битцевском парке, новая программа цирка на Цветном бульваре, гастроли королевского английского театра, иностранцы на каждом шагу, магазины, киоски, видеосалоны, как говорят, с порнухой - и просто наркотик для Макса игровые автоматы! Только успевай посмотреть, что очень не просто, если интересы шестнадцатилетней девочки и двенадцатилетнего мальчугана явно не сходятся, а еще обязательная программа - поездка на дачу и в Солнечногорск, на могилу дедушки Михаила Александровича и маминой подруги, тети Лани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Приятно и увлекательно было следить за расстановкой мебели, давать советы матери и рабочим (Нет! Нет! Левее диван, а то очень стенку "тяжелит"), а потом гонять по окнам Владика с дрелью на предмет подвески карнизов и новых штор. Но получилось - загляденье! Просто жаль одним в такой красоте обретаться, хоть билеты у подъезда продавай и приглашай на просмотр прохожих. Женя привезла из Кабула всякие экзотические финтифлюшки: медные шкатулки с вычеканенным кружевным рисунком, деревянные статуэтки, бронзовые подсвечники, металлические огромные блюда для украшения интерьера, инкрустированный перламутровый столик и даже настоящий кальян! А уж салфетки, полотенца, коврики, картинки - просто прелесть, приятно в руках подержать!
В большую комнату - гостиную, соединенную стеклянными двойными дверьми с холлом, вместился финский гарнитур из темного матового дерева, в угловую спальню с трудом затиснули громоздкий белый гарнитур "Луи", а в детской, расположилась двухярусная рижская кровать, где нижнее место предназначалось пятилетней Ане, а верх, естественно, Вике.
Виктория как бы раздвоилась: новая - почти москвичка, довольно легкомысленная и эгоистичная, подавляла сентиментальные всплески прежней, совестливой, а та, в свою очередь, коря за измену подсовывала ей душераздирающие видения: одинокое трио на опустевшем перроне - папа, Катя и Макс. Стоят, смиренно уронив руки и печально глядя вслед удаляющейся в московскую даль Виктории. И тогда обе Вики - новая и старая, в обнимку плакали, понимая, что не смогут сделать выбор, обречь на страдания одну из спорящих горячо любимых сторон.
Женя, заметив перепады в настроении дочери, осторожно зализывала раны - отец, мол, отлично живет с Катей (слава Богу, хорошая женщина встретилась!), Максим привязан к ним, как к родным, к тому же будут еще, наверно, у Алексея и свои дети. Не остановится же он на одном ребенке, всегда сына хотел. Как? Максим?! Да он вовсе не Викин брат. Как, Вика до сих пор не знала? И мальчик не в курсе? Вот чудеса-то! А она была уверена...
Евгения поведала дочери историю усыновления мальчика, литературно сгладив углы: выходило, что отец Макса, героический революционер свободолюбивой страны, жених Светланы, погиб в боях за независимость своей маленькой восточной родины.
Сама же Лана - женщина отважная и трудолюбивая, трагически пала от руки солнечногорского бандита, защищая грудью галантерейный прилавок родного магазина. В память об отце остался золотой амулет - фамильная ценность восточного клана.
- Я вижу, Катя решила, что мальчику пора вешать на шею золото! пожала плечами Евгения. - Мы с Алексеем полагали, что такого рода вещи можно носить после совершеннолетия.
- Это она ему на дорогу надела. На счастье, что ли. Ведь папе поддержка нужна, пусть хоть через сына идет... - неловко защитила Виктория Катю, тут же забыв, что Максим не родной Алексею.
Ей вообще казалось странным, что Макс - "чужак", да еще наполовину инородец. Она не ощущала преимуществ "кровного родства" над другими видами человеческой близости и родственные признаки в ее формуле любви не имели существенного значения. Разве объясняет какой-то абстрактный код ДНК или штампы в метриках взаимную тягу людей друг к другу? И могут ли они, не подкрепленные иными, более существенными и загадочными связями, предопределить симпатию, интерес или даже простейшую жалость? Вот "засушенные маргаритки" - соседка Августа оказались в последние годы более близкой Вике, чем родная бабушка, а Максим был и останется братом, самым что ни на есть настоящим, в то время, как Анечке еще предстоит стать сестрой.
- А знаешь, мам, это не имеет никакого значения. Уверена, даже если Максу станет известно, ничего не изменится. Он очень ответственный парень, какой-то взрослый в своей ответственности. Чувствует себя моим старшим братом - везде, и во дворе, и в школе перед такими верзилами заступается! Главное для него - выглядеть настоящим мужчиной, во всем копировать отца. Моего отца, выходит. Узнал, что папа по утрам делает пробежки. Смотрим выползает из постели чуть свет! С отцом бежать. А ведь такой соня - уму непостижимо!... Целую неделю продержался.
Вика рассказывала охотно, с улыбкой, как всегда, когда речь заходила о доме. Женя чувствовала уколы ревности и рассчитывала на то, что время все поставит на место. Главное - сейчас вырвать из Одессы девочку без надрыва.
- Ничего, ничего, детка, все устроится - еще целая жизнь впереди. Будет Макс на каникулы к нам в Москву приезжать, а мы все вместе в Одессу нагрянем. Там такая роскошная гостиница под названием "Красная"! обрисовывала она приятную, заведомо утопическую перспективу.
Каникулы кончались, Вику записали в десятый класс престижной французской школы. Она все чаще грустила, поскольку не могла сделать окончательный выбор. Хотя мать с проницательностью психоаналитика объяснила, что любой выбор дочери будет болезненным, но только один правильным. А именно, тот, который связан с Москвой и перспективой получения хорошего образования, а следовательно, и устройства личной жизни. ...В середине Августа вернулся на родину генерал Шорников. Узнать его было трудно - сухощавый, до черноты загоревший и почти совсем облысевший пожилой человек. Вика не верила своим глазам, отец выглядел по сравнению с ним почти юношей. Леонид Егорович осмотрел ожидавшие его хоромы, поглядел в окона, объявил домочадцам:
- Молодцы ребята! Всех повышаю в чине. Медали раздам завтра. - Он улыбнулся одними губами, словно превозмогая мучительную боль. Евгения тоже была какая-то приглушенная, словно погашенная. Только на следующий день Вика узнала, что от них скрывали старшие - генерал привез сообщение о гибели его кабульского заместителя вместе с группой офицеров, проработавших с ним бок о бок почти пять лет.
Да что поделаешь - война есть война, и она всегда где-нибудь да есть - то в Ольстере, то в секторе Газа, то еще где-нибудь - хоть телевизор не смотри - беженцы, трупы, развалины. А в Москве
- праздник газеты "Правда" на ВДНХ, выставка кошек в Битцевском парке, новая программа цирка на Цветном бульваре, гастроли королевского английского театра, иностранцы на каждом шагу, магазины, киоски, видеосалоны, как говорят, с порнухой - и просто наркотик для Макса игровые автоматы! Только успевай посмотреть, что очень не просто, если интересы шестнадцатилетней девочки и двенадцатилетнего мальчугана явно не сходятся, а еще обязательная программа - поездка на дачу и в Солнечногорск, на могилу дедушки Михаила Александровича и маминой подруги, тети Лани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130