Я не стану обагрять ею свою душу.
Себастиан отвернулся от нее. Она поднялась и взяла его за руку.
– Я сказала это не в упрек тебе, – проговорила она.
– Тогда мне остается самому себя упрекать. Как ты сказала, я знаю, во что ты превратишься. Ты ослабеешь, а жажда будет становиться все сильнее, и наконец ты сама превратишься в жажду. Ты же видела, как недолго я продержался, я, который так хотел устоять перед тобой.
– Ты совершил со мной то, чего я сама желала, – сказала Фелиция.
– Даже если бы не желала, я сделал бы это! Себастиан взял в свои холодные ладони ее прекрасное бледное лицо.
– Ты пришла ко мне моей невестой, – сказал он, – а я так долго был одинок. Теперь я должен позаботиться о том, чтобы ты выжила.
– Неужели нет никакого другого выхода?
– Если ты не поддашься жажде, она станет твоим приговором. Силы покинут тебя, и твое тело не сможет шевельнуться, но душа по-прежнему будет в нем находиться. Дух твой навсегда утратит свободу устремляться в миры за пределами этого. Он будет томиться в безжизненном панцире, и это станет настоящим проклятием.
Она глянула в глубину его темных глаз, а потом он почувствовал, как она напряглась: неподалеку раздался чей-то голос.
Сквозь желтый туман блекло пробивался свет фонаря.
– Там трое, – сказала она задолго до того, как их стало возможно разглядеть.
– Те самые полицейские, – произнес Себастиан.
– Поприветствуем же их и покончим с этим делом. – Она рассмеялась, громко и с горечью.
Из тумана показались три темные фигуры. Они держались поближе к фонарю, как будто боялись его лишиться.
– Мистер Ньюкасл, – заговорил один из них. Себастиан чуть заметно поклонился, но ничего не ответил.
– И мисс Фелиция Лэм?
– А какое вам до этого дело? – резким тоном спросила Фелиция.
– Ваша тетя сообщила, что вы пропали, мисс.
– А теперь я нашлась.
– Верно, мисс. Но посмотрите, где мы вас обнаружили. На кладбище, ночью, одетую в одну лишь ночную сорочку.
– Это подвенечное платье моей матери.
– А, понятно. Подвенечное платье, значит? Сбежавшая наследница и иностранный джентльмен. Вы с нами были не вполне откровенны, верно, мистер Ньюкасл?
– Иногда, констебль, джентльмен обязан промолчать, – отвечала Фелиция. – Но вы, похоже, об этом и понятия не имеете.
– Да, мисс, я вовсе не джентльмен, вы правы. Я неотесанный парень, и я стараюсь выполнять свои обязанности. Но все же мы готовы взять вас под свою защиту, если вы попросите. Здесь не место для юной леди, да и компания не самая подходящая, насколько я могу судить.
– Ты мог бы стать судьей, только, может статься, не доживешь, – сказал Себастиан.
Он глянул на фонарь в руке констебля, и тут же слабый огонек полыхнул красным. Раскалившийся металл обжег полицейскому руку, тот завопил от боли и бросил фонарь. Внезапно стало совсем темно, запахло горелым мясом.
– Темнота таит опасность, – продолжил Себастиан и двинулся вперед.
Он почувствовал, что Фелиция вцепилась ему в плечо, и увидел в ее ясных глазах мольбу: «Остановись!» Вместе они наблюдали, как трое полицейских неслись прочь, еле находя дорогу среди надгробий и деревьев. Наконец воцарилась тишина.
– Теперь они станут угрозой для нас, – произнес наконец Себастиан. – Мы могли бы подкрепиться, а теперь нам надо скрыться. Разумно ли было меня останавливать?
– Я остановила тебя, потому что очень хотела пустить тебя туда. И присоединиться к тебе. Справа стоял такой молодой. Вот его-то я и хотела.
– Он был твой, Фелиция. Всего мгновение, и он может стать твоим.
– Нет, Себастиан. Этого случиться не должно. Я не могу делать то, что сделал ты. Я никогда этого не хотела.
Я мечтала лишь о смерти, мире и свободе. Я хотела обрести знание, а не силу уничтожать других.
– Ты еще многое сможешь узнать, – увещевал ее Себастиан, – и времени у тебя будет достаточно, но только если ты вкусишь жизни.
Она отшатнулась от него и оперлась о мраморное надгробие, на котором было высечено имя кого-то, давно умершего. Никогда еще Фелиция не казалась Себастиану такой прекрасной и такой любимой, как теперь, когда отвергла все, что он мог ей дать.
– Ты отказалась от земной жизни, для которой была предназначена по рождению, – сказал он. – Если ты не воспользуешься и второй данной тебе возможностью, ты будешь обречена на бесконечную пустоту.
– А разве это намного отличается от того, что приходится терпеть тебе?
– Я, по крайней мере, существую. Я хожу по земле. Разве есть что-то более драгоценное?
– Так это все, что может дать тебе твое чародейство? Возможность ходить по земле, подобно любому другому человеку?
– Другие умирают, – напомнил ей Себастиан. Фелиция протянула к нему руку, сделала один шаг и упала на колени.
– Помоги мне, – пролепетала она. Он посмотрел на нее с состраданием.
– Ты не должна преклонять колени ни передо мной, ни перед кем другим.
– Я не хотела, – произнесла она. – У меня нет сил стоять.
– Тебе нужно насытиться кровью, и сделать это ты должна немедленно.
– Нет, – ответила она. – Слишком поздно. Не надо крови. Не надо жизни.
Она упала на мокрую траву. Себастиан склонился над ней; он попытался поднять ее на ноги. Целовал и кричал на нее.
Ничего не помогало. Ее охватил беспробудный сон. Себастиан взял Фелицию на руки и двинулся в сторону своего дома, но тут же понял, что там его поджидают те трое. Он повернулся к камням, к могилам, стражем которых он был на протяжении половины столетия, но они не даровали ему утешения. Себастиан вгляделся в лицо любимой, надеясь увидеть хотя бы робкий проблеск жизни, но увидел лишь холодную безупречность. Но все же он знал, что душа ее заточена в этом мертвом теле и обречена остаться там до скончания времен.
Он положил ее в каком-то склепе и понесся в ночь. Выли псы, мрамор рассыпался на осколки, как стекло, и трое полицейских, дрожавших среди ночного тумана, решили, что расследование им лучше продолжить при свете дня.
Винный погреб
Реджиналд Каллендер проснулся оттого, что где-то настойчиво стучали. Звук доносился издалека, вплывал в сознание постепенно и перед тем, как разбудить Каллендера, вплелся в сюжет сновидения. Во сне Реджиналд вновь и вновь наносил кому-то удары тростью.
Тогда он уставился в потолок. Каждый стук в дверь с силой отдавался у него в голове, но Каллендер лишь бранился вполголоса и ждал, когда же настанет тишина. Он спрашивал себя, какой сейчас день и даже какое время суток. Разлепив на одном глазу слипшиеся веки, он увидел, как сквозь задернутые шторы пробивается одинокий солнечный лучик. И тут же уснул.
Когда его потревожили снова, не обращать внимания уже не получилось. Кто-то держал его за плечи и встряхивал так сильно, что это было никак не принять за похмельную дрожь. В лицо плеснули холодной водой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Себастиан отвернулся от нее. Она поднялась и взяла его за руку.
– Я сказала это не в упрек тебе, – проговорила она.
– Тогда мне остается самому себя упрекать. Как ты сказала, я знаю, во что ты превратишься. Ты ослабеешь, а жажда будет становиться все сильнее, и наконец ты сама превратишься в жажду. Ты же видела, как недолго я продержался, я, который так хотел устоять перед тобой.
– Ты совершил со мной то, чего я сама желала, – сказала Фелиция.
– Даже если бы не желала, я сделал бы это! Себастиан взял в свои холодные ладони ее прекрасное бледное лицо.
– Ты пришла ко мне моей невестой, – сказал он, – а я так долго был одинок. Теперь я должен позаботиться о том, чтобы ты выжила.
– Неужели нет никакого другого выхода?
– Если ты не поддашься жажде, она станет твоим приговором. Силы покинут тебя, и твое тело не сможет шевельнуться, но душа по-прежнему будет в нем находиться. Дух твой навсегда утратит свободу устремляться в миры за пределами этого. Он будет томиться в безжизненном панцире, и это станет настоящим проклятием.
Она глянула в глубину его темных глаз, а потом он почувствовал, как она напряглась: неподалеку раздался чей-то голос.
Сквозь желтый туман блекло пробивался свет фонаря.
– Там трое, – сказала она задолго до того, как их стало возможно разглядеть.
– Те самые полицейские, – произнес Себастиан.
– Поприветствуем же их и покончим с этим делом. – Она рассмеялась, громко и с горечью.
Из тумана показались три темные фигуры. Они держались поближе к фонарю, как будто боялись его лишиться.
– Мистер Ньюкасл, – заговорил один из них. Себастиан чуть заметно поклонился, но ничего не ответил.
– И мисс Фелиция Лэм?
– А какое вам до этого дело? – резким тоном спросила Фелиция.
– Ваша тетя сообщила, что вы пропали, мисс.
– А теперь я нашлась.
– Верно, мисс. Но посмотрите, где мы вас обнаружили. На кладбище, ночью, одетую в одну лишь ночную сорочку.
– Это подвенечное платье моей матери.
– А, понятно. Подвенечное платье, значит? Сбежавшая наследница и иностранный джентльмен. Вы с нами были не вполне откровенны, верно, мистер Ньюкасл?
– Иногда, констебль, джентльмен обязан промолчать, – отвечала Фелиция. – Но вы, похоже, об этом и понятия не имеете.
– Да, мисс, я вовсе не джентльмен, вы правы. Я неотесанный парень, и я стараюсь выполнять свои обязанности. Но все же мы готовы взять вас под свою защиту, если вы попросите. Здесь не место для юной леди, да и компания не самая подходящая, насколько я могу судить.
– Ты мог бы стать судьей, только, может статься, не доживешь, – сказал Себастиан.
Он глянул на фонарь в руке констебля, и тут же слабый огонек полыхнул красным. Раскалившийся металл обжег полицейскому руку, тот завопил от боли и бросил фонарь. Внезапно стало совсем темно, запахло горелым мясом.
– Темнота таит опасность, – продолжил Себастиан и двинулся вперед.
Он почувствовал, что Фелиция вцепилась ему в плечо, и увидел в ее ясных глазах мольбу: «Остановись!» Вместе они наблюдали, как трое полицейских неслись прочь, еле находя дорогу среди надгробий и деревьев. Наконец воцарилась тишина.
– Теперь они станут угрозой для нас, – произнес наконец Себастиан. – Мы могли бы подкрепиться, а теперь нам надо скрыться. Разумно ли было меня останавливать?
– Я остановила тебя, потому что очень хотела пустить тебя туда. И присоединиться к тебе. Справа стоял такой молодой. Вот его-то я и хотела.
– Он был твой, Фелиция. Всего мгновение, и он может стать твоим.
– Нет, Себастиан. Этого случиться не должно. Я не могу делать то, что сделал ты. Я никогда этого не хотела.
Я мечтала лишь о смерти, мире и свободе. Я хотела обрести знание, а не силу уничтожать других.
– Ты еще многое сможешь узнать, – увещевал ее Себастиан, – и времени у тебя будет достаточно, но только если ты вкусишь жизни.
Она отшатнулась от него и оперлась о мраморное надгробие, на котором было высечено имя кого-то, давно умершего. Никогда еще Фелиция не казалась Себастиану такой прекрасной и такой любимой, как теперь, когда отвергла все, что он мог ей дать.
– Ты отказалась от земной жизни, для которой была предназначена по рождению, – сказал он. – Если ты не воспользуешься и второй данной тебе возможностью, ты будешь обречена на бесконечную пустоту.
– А разве это намного отличается от того, что приходится терпеть тебе?
– Я, по крайней мере, существую. Я хожу по земле. Разве есть что-то более драгоценное?
– Так это все, что может дать тебе твое чародейство? Возможность ходить по земле, подобно любому другому человеку?
– Другие умирают, – напомнил ей Себастиан. Фелиция протянула к нему руку, сделала один шаг и упала на колени.
– Помоги мне, – пролепетала она. Он посмотрел на нее с состраданием.
– Ты не должна преклонять колени ни передо мной, ни перед кем другим.
– Я не хотела, – произнесла она. – У меня нет сил стоять.
– Тебе нужно насытиться кровью, и сделать это ты должна немедленно.
– Нет, – ответила она. – Слишком поздно. Не надо крови. Не надо жизни.
Она упала на мокрую траву. Себастиан склонился над ней; он попытался поднять ее на ноги. Целовал и кричал на нее.
Ничего не помогало. Ее охватил беспробудный сон. Себастиан взял Фелицию на руки и двинулся в сторону своего дома, но тут же понял, что там его поджидают те трое. Он повернулся к камням, к могилам, стражем которых он был на протяжении половины столетия, но они не даровали ему утешения. Себастиан вгляделся в лицо любимой, надеясь увидеть хотя бы робкий проблеск жизни, но увидел лишь холодную безупречность. Но все же он знал, что душа ее заточена в этом мертвом теле и обречена остаться там до скончания времен.
Он положил ее в каком-то склепе и понесся в ночь. Выли псы, мрамор рассыпался на осколки, как стекло, и трое полицейских, дрожавших среди ночного тумана, решили, что расследование им лучше продолжить при свете дня.
Винный погреб
Реджиналд Каллендер проснулся оттого, что где-то настойчиво стучали. Звук доносился издалека, вплывал в сознание постепенно и перед тем, как разбудить Каллендера, вплелся в сюжет сновидения. Во сне Реджиналд вновь и вновь наносил кому-то удары тростью.
Тогда он уставился в потолок. Каждый стук в дверь с силой отдавался у него в голове, но Каллендер лишь бранился вполголоса и ждал, когда же настанет тишина. Он спрашивал себя, какой сейчас день и даже какое время суток. Разлепив на одном глазу слипшиеся веки, он увидел, как сквозь задернутые шторы пробивается одинокий солнечный лучик. И тут же уснул.
Когда его потревожили снова, не обращать внимания уже не получилось. Кто-то держал его за плечи и встряхивал так сильно, что это было никак не принять за похмельную дрожь. В лицо плеснули холодной водой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28