Деревянные дома окружали площадь, на которой торчала одинокая полуторка образца тридцать лохматого года. Андрей стоял минуты три, пока сзади не послышался дружный, строевой визг снега под каблуками. На ледяную раскатанную дорожку от тлеющего сзади одинокого фонаря легли игольчатые тени штыков, и уверенный баритон за плечом произнес: «Гражданин! Будьте любезны, предъявите документы!»
ЧАСТЬ 1
Главная Дата
«За проявленную бдительность и красноармейскую смекалку объявить младшему сержанту Фофанову В. И. БЛАГОДАРНОСТЬ. Наградить мл. серж. Фофанова именными часами. Предоставить мл. серж. Фофанову отпуск сроком на 10 дней, не считая дороги».
Приказ по Острожскому Артиллерийскому Училищу от 12 января 1941 года
В клубе было натоплено на совесть. Развешанные по стенам семилинейные керосинки почти не коптили, и на некрашеных сосновых стенах колыхались теплые пятна света от раскаленной печки-голландки. Вся деревенская молодежь теснилась сегодня в красном углу, под бумажными портретами Ленина и Сталина. На почетном месте сидел крепкий парень в ладной гимнастерке с артиллерийскими петлицами и комсомольским значком. Призванный в армию еще два года назад сын предколхоза Вася Фофанов нежданно-негаданно получил отпуск, и вот теперь, к вечеру поближе, молодежь подтянулась в клуб – послушать.
Конечно, подвиги свои Василий малость приукрашивал, но, учитывая ясный взгляд сидевшей рядышком Танюши Семиной, это было вполне простительно.
Записной гармонист Петрович тихонечко перебирал лады, но жару пока не давал, слушал, как и все. Василий, уже успевший принять в компании с батей стопку, а то и не одну, в который раз одернул и без того безупречно оправленную гимнастерку и продолжал, исполненный значительности:
– И вот тут-то я его и увидел. Стоит, озирается, руку в кармане держит. С виду – как есть барчук и в очках. – Слово «очки» Вася подчеркнул особо, дескать, мы воробьи стреляные, нас штучками интеллигентскими не проймешь. – Курточка, смотрю, не наша, заграничная курточка-то.
Он примолк, пыхнул «Нордом», исполненный важности момента. Девчата окончательно притихли, а Танюшка Семина уже и не моргала, не в силах оторвать от него огроменных глаз.
– Заграничная, говорю, курточка. Для зимы-то совсем невзабошная. Мерзнет, бедолага. К зиме-то непривычный, за версту видать. Ага, думаю. Не иначе, шпиен какой. Опять таки вокзал, понимаешь, государственной важности объект. Транспортный узел, во! Подхожу это я к нему и говорю…
Анюта Семибратова за спиной рассказчика не выдержала напряженности момента, пискнула. На нее зашикали.
– Говорю я ему, – недовольно обернулся назад Василий, – вежливо, как нас товарищ лейтенант учил: «А будьте так добры, гражданин, предъявите документики!» Гляжу – побелел мой шпиен, задергался, давай очочки-то протирать. А я ему: «Вы пенсню-то, гражданин, оставьте, оставьте. А вот документики ваши попрошу показать». Ну, тот дрожит, а делать нечего. Полез он в карман, достает книжицу, вот как две твоих ладошки, – Вася каким-то покровительственным движением наклонился вперед и накрыл обе Танины руки своей лапищей. – Как две твоих ладошки, – повторил он, глядя ей в широко распахнутые глаза; Таня зарумянилась, – и переплет у ней кожаный. Сует он, значит, мне паспортную книжицу, а там…
Положительно, в младшем сержанте Васе Фофанове погибал великий актер. По крайней мере, паузы он держал там, где надо, и ровно столько, сколько требовалось, чтобы довести слушателей до крайней степени нетерпения. Пустив еще одно колечко дыма (а что, не хуже старшины Неспивайко!), Василий обвел собравшихся медленным взором и уже в полной тишине – даже Петрович прекратил терзать инструмент – ПРОДОЛЖИЛ:
– А там, на обложке прямо – орел царский.
Девчата хором ахнули. Парни загомонили, а Николай Гостев даже пробурчал что-то мрачное под нос. Самозабвенно устремленный на Ваську Танюшкин взгляд его никак не радовал. Но сделать ничего было нельзя – мало того, что Васек отрастил себе на армейских харчах саженные плечи, так еще и вся деревня ему из-за этого чертового шпиона в рот смотрит. Ну ничего, недельку он еще тут покантуется – и все, отпуск-то его и тю-тю. А там уж посмотрим.
– О как, думаю, – продолжал герой дня, – точно, барчук недорезанный! Не иначе в семнадцатом к буржуям за кордон сбежал, а теперь эвон вернулся терроризм против Советской нашей власти учинять! И – хвать его под локоток «А пройдемте-ка, говорю, господин хороший, в отделение, расскажете, откуда вы к нам в Советскую страну прибыли и откуда у вас такие птички на документиках!» А он ка-ак подскочит! Руку вырвал, курточка-то у него склизкая, такая шпиенская курточка специальная, что и не удержать прям! И в переулочек – порск! Но разве ж от меня убежишь! Догнал я его, хвать! А он на ногах не удержался, упал, слышу – треск! Он руку под куртку – ну, думаю, наган там или бомба!
От былой степенности не осталось и следа, Вася махал руками, только свист стоял, девчонки отшатнулись, чтобы не получить нечаянную оплеуху.
– Заломил я ему руку, как нас товарищ старшина учил, ага! Тут ребята подбежали, наряд, и старшой наш с ними. Подняли болезного, смотрим – а у него на поясе под курткой радио шпиенское висит. От него проводок идет, и наушнички ма-ахонькие, прямо внутрь, в ухи вставлены. Правда, техника у барчука деликатная, сломалась, когда я его наземь валил. А он стоять не может, ребята его за шкирь держат, чтоб не упал. Так и отвели мы его в дежурку, сдали кому надо. Теперь с ним пролетарский суд разбирается.
Василий повернулся, затушил в стеклянной вазе из бывшей помещичьей усадьбы сигаретку и снова без нужды оправил гимнастерку. Собравшиеся загомонили, перебивая друг друга расспросами. Да, та книжка, что с орлом – это его паспорт. Нет, паспорт не наш, не советский. Я ж говорю – с царским орлом И карточка там была его. Нет, советских документов у него не было. А я откуда знаю? Может, его сбросили на парашюте, и он шел к кому-то. На явку, во! А там бы ему и выдали советский-то документ. Нет, револьвера у него не было. Только рация и заграничные часы. Нет, не эти. Эти часы мне лично товарищ полковник вручил перед строем. За поимку опасного шпиона. Да, и отпуск дали. Десять суток, не считая дороги. Да, в Москве был, нет, товарища Сталина не видел. Нет, не знаю. Может быть, барчук этот и товарища Сталина убить хотел. Ну и что, что револьвера не было? У него наверняка сообщники. И вообще, что-то ты, Колька, много понимать о себе стал. А то на двор пойдем, поговорим?
Но до разговора с глазу на глаз не дошло, Петрович очнулся и прошелся сверху вниз по ладам гармоники. Да и особой охоты разбираться с нахальным Колькой не было. Василий встал, потянувшись, притопнул подкованным каблуком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
ЧАСТЬ 1
Главная Дата
«За проявленную бдительность и красноармейскую смекалку объявить младшему сержанту Фофанову В. И. БЛАГОДАРНОСТЬ. Наградить мл. серж. Фофанова именными часами. Предоставить мл. серж. Фофанову отпуск сроком на 10 дней, не считая дороги».
Приказ по Острожскому Артиллерийскому Училищу от 12 января 1941 года
В клубе было натоплено на совесть. Развешанные по стенам семилинейные керосинки почти не коптили, и на некрашеных сосновых стенах колыхались теплые пятна света от раскаленной печки-голландки. Вся деревенская молодежь теснилась сегодня в красном углу, под бумажными портретами Ленина и Сталина. На почетном месте сидел крепкий парень в ладной гимнастерке с артиллерийскими петлицами и комсомольским значком. Призванный в армию еще два года назад сын предколхоза Вася Фофанов нежданно-негаданно получил отпуск, и вот теперь, к вечеру поближе, молодежь подтянулась в клуб – послушать.
Конечно, подвиги свои Василий малость приукрашивал, но, учитывая ясный взгляд сидевшей рядышком Танюши Семиной, это было вполне простительно.
Записной гармонист Петрович тихонечко перебирал лады, но жару пока не давал, слушал, как и все. Василий, уже успевший принять в компании с батей стопку, а то и не одну, в который раз одернул и без того безупречно оправленную гимнастерку и продолжал, исполненный значительности:
– И вот тут-то я его и увидел. Стоит, озирается, руку в кармане держит. С виду – как есть барчук и в очках. – Слово «очки» Вася подчеркнул особо, дескать, мы воробьи стреляные, нас штучками интеллигентскими не проймешь. – Курточка, смотрю, не наша, заграничная курточка-то.
Он примолк, пыхнул «Нордом», исполненный важности момента. Девчата окончательно притихли, а Танюшка Семина уже и не моргала, не в силах оторвать от него огроменных глаз.
– Заграничная, говорю, курточка. Для зимы-то совсем невзабошная. Мерзнет, бедолага. К зиме-то непривычный, за версту видать. Ага, думаю. Не иначе, шпиен какой. Опять таки вокзал, понимаешь, государственной важности объект. Транспортный узел, во! Подхожу это я к нему и говорю…
Анюта Семибратова за спиной рассказчика не выдержала напряженности момента, пискнула. На нее зашикали.
– Говорю я ему, – недовольно обернулся назад Василий, – вежливо, как нас товарищ лейтенант учил: «А будьте так добры, гражданин, предъявите документики!» Гляжу – побелел мой шпиен, задергался, давай очочки-то протирать. А я ему: «Вы пенсню-то, гражданин, оставьте, оставьте. А вот документики ваши попрошу показать». Ну, тот дрожит, а делать нечего. Полез он в карман, достает книжицу, вот как две твоих ладошки, – Вася каким-то покровительственным движением наклонился вперед и накрыл обе Танины руки своей лапищей. – Как две твоих ладошки, – повторил он, глядя ей в широко распахнутые глаза; Таня зарумянилась, – и переплет у ней кожаный. Сует он, значит, мне паспортную книжицу, а там…
Положительно, в младшем сержанте Васе Фофанове погибал великий актер. По крайней мере, паузы он держал там, где надо, и ровно столько, сколько требовалось, чтобы довести слушателей до крайней степени нетерпения. Пустив еще одно колечко дыма (а что, не хуже старшины Неспивайко!), Василий обвел собравшихся медленным взором и уже в полной тишине – даже Петрович прекратил терзать инструмент – ПРОДОЛЖИЛ:
– А там, на обложке прямо – орел царский.
Девчата хором ахнули. Парни загомонили, а Николай Гостев даже пробурчал что-то мрачное под нос. Самозабвенно устремленный на Ваську Танюшкин взгляд его никак не радовал. Но сделать ничего было нельзя – мало того, что Васек отрастил себе на армейских харчах саженные плечи, так еще и вся деревня ему из-за этого чертового шпиона в рот смотрит. Ну ничего, недельку он еще тут покантуется – и все, отпуск-то его и тю-тю. А там уж посмотрим.
– О как, думаю, – продолжал герой дня, – точно, барчук недорезанный! Не иначе в семнадцатом к буржуям за кордон сбежал, а теперь эвон вернулся терроризм против Советской нашей власти учинять! И – хвать его под локоток «А пройдемте-ка, говорю, господин хороший, в отделение, расскажете, откуда вы к нам в Советскую страну прибыли и откуда у вас такие птички на документиках!» А он ка-ак подскочит! Руку вырвал, курточка-то у него склизкая, такая шпиенская курточка специальная, что и не удержать прям! И в переулочек – порск! Но разве ж от меня убежишь! Догнал я его, хвать! А он на ногах не удержался, упал, слышу – треск! Он руку под куртку – ну, думаю, наган там или бомба!
От былой степенности не осталось и следа, Вася махал руками, только свист стоял, девчонки отшатнулись, чтобы не получить нечаянную оплеуху.
– Заломил я ему руку, как нас товарищ старшина учил, ага! Тут ребята подбежали, наряд, и старшой наш с ними. Подняли болезного, смотрим – а у него на поясе под курткой радио шпиенское висит. От него проводок идет, и наушнички ма-ахонькие, прямо внутрь, в ухи вставлены. Правда, техника у барчука деликатная, сломалась, когда я его наземь валил. А он стоять не может, ребята его за шкирь держат, чтоб не упал. Так и отвели мы его в дежурку, сдали кому надо. Теперь с ним пролетарский суд разбирается.
Василий повернулся, затушил в стеклянной вазе из бывшей помещичьей усадьбы сигаретку и снова без нужды оправил гимнастерку. Собравшиеся загомонили, перебивая друг друга расспросами. Да, та книжка, что с орлом – это его паспорт. Нет, паспорт не наш, не советский. Я ж говорю – с царским орлом И карточка там была его. Нет, советских документов у него не было. А я откуда знаю? Может, его сбросили на парашюте, и он шел к кому-то. На явку, во! А там бы ему и выдали советский-то документ. Нет, револьвера у него не было. Только рация и заграничные часы. Нет, не эти. Эти часы мне лично товарищ полковник вручил перед строем. За поимку опасного шпиона. Да, и отпуск дали. Десять суток, не считая дороги. Да, в Москве был, нет, товарища Сталина не видел. Нет, не знаю. Может быть, барчук этот и товарища Сталина убить хотел. Ну и что, что револьвера не было? У него наверняка сообщники. И вообще, что-то ты, Колька, много понимать о себе стал. А то на двор пойдем, поговорим?
Но до разговора с глазу на глаз не дошло, Петрович очнулся и прошелся сверху вниз по ладам гармоники. Да и особой охоты разбираться с нахальным Колькой не было. Василий встал, потянувшись, притопнул подкованным каблуком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92