— Вы бросили в беде мой корабль, мой славный корабль, бросили его на съедение туркам! Вы — и вы, Томас Утенхольт, вы оба еще ответите мне за это! Вы… вы предали Даниэля Людерса, продали его, как Иуда продал Господа нашего Иисуса Христа!
Спрекельсен выпустил камзол Дреера и намеревался уже наброситься с кулаками на Томаса Утенхольта, хотя тот был чуть ли не вдвое шире его в плечах, но два шкипера оттащили старика и насильно усадили его в кресло.
Томас Утенхольт, стараясь сохранять невозмутимый вид, попытался отразить выпад владельца «Анн-Шарлотт»:
— Чего вы, собственно, хотите? Разве вы не на свой страх и риск отправили эту плавучую гнилушку вместе с караваном?
Тут Дидерих Моллер поспешил объявить, что слушание прекращается, ибо дело теперь выходит за рамки прерогатив адмиралтейства. Если господин Спрекельсен считает, что действиями Томаса Утенхольта и Маттиаса Дреера ему был нанесен ущерб, пусть, подает на них в суд. С этими словами он поднялся и провозгласил:
— Заседание коллегии адмиралтейства окончено!
Собравшиеся быстро разошлись. Михель Шредер догнал Карфангера у самых дверей.
— Прошу прощения, что задерживаю вас, капитан, но мне сказали, что вы говорили о необходимости конвоирования судов фрегатами, принадлежащими городу. Не найдется ли у вас немного времени разъяснить мне это дело поподробнее? Мне сдается, что ваши слова были сказаны здесь как нельзя кстати. Мой брат шепнул мне об этом, пока Спрекельсен выяснял отношения с Утенхольтом.
Карфангер предложил отправиться в пивную. Однако там их ожидал сюрприз: за одним из столов сидели, потягивая из бокалов вино, Томас Утенхольт и Захариас Спрекельсен и почти задушевно беседовали.
— Как это им удалось так скоро помириться? — недоумевал Мухель Шредер.
— Полагаю, что этому причиной мое выступление насчет создания эскадры кораблей охраны, принадлежащей городу, — ответил Карфангер. — Не пойти ли нам лучше в погребок ратуши?
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
После неудачных попыток наняться к Утенхольту или Карфангеру Михель Зиверс торчал на берегу без дела. Чем ближе надвигалась осень, тем отчетливее вырисовывалась перед ним перспектива пребывать в этом состоянии по меньшей мере до конца года. Надежды получить место у другого судовладельца таяли, а вместе с ними таяли и серебряные талеры из выкупной кассы: он тратил их с той же легкостью, с какой они ему достались.
Последнее обстоятельство удручало Йохена Мартенса даже больше, чем самого Михеля Зиверса. И не потому, что у трактирщика не нашлось бы двадцати пяти талеров, чтобы внести их в кассу. Во-первых, молодой Зиверс был далеко не единственным, кому он ссужал деньги таким способом, а вовторых, с чего бы это ему делать подарки этому проходимцу? Поэтому в один прекрасный день трактирщик взял Михеля Зиверса за шиворот и заставил таскать бочки, мести пол в трактире и вообще взвалил на него самую тяжелую и грязную работу.
— Будешь делать все, что прикажу, пока не отработаешь все деньги до последнего гроша. — И добавил с угрозой в голосе: — Учти, парень, если бы твой отец не был моим другом, я б с тобой по-другому поговорил!
Такой оборот дела пришелся совсем не по душе Михелю Зиверсу. Пойти на открытый конфликт с Мартенсом он, правда, не решился, но начал потихонечку расспрашивать заходивших в трактир моряков об их судовладельцах, о жалованье и прочем. Как-то раз в «Летучую рыбу» завернули несколько моряков с корабля Спрекельсена и уселись на корточки вокруг одной из бочек.
— Вот те на! — Йохен Мартенс от удивления даже присвистнул, ибо люди Спрекельсена крайне редко появлялись у него в трактире. — Неужели старый скупердяй прибавил вам жалованья?
— Ну, до этого пока не дошло, — отвечал один из моряков, — зато наш новый капитан Михель Шредер, что командует теперь «Анн-Шарлотт», сказал Спрекельсену пару ласковых, да и мы не смолчали. А что, мы тоже не лыком шиты! Теперь на днях пойдем в Англию, и старый Спрекельсен отвалил каждому по серебряному талеру — вроде аванса, что ли…
— Не-е, никакой это не аванс, — перебил его другой, — это вроде как карманные деньги, чтобы мы, значит, не разбежались.
— И когда же вы отплываете? — поинтересовался трактирщик.
— Денька через два-три, не раньше, когда капитан наберет полную команду, пока что одного-другого не хватает. Стариков из прежней команды новый капитан не очень-то жалует — и силы уже не те, и ловкость.
И моряки потребовали пива и рому. Йохен Мартенс обернулся, чтобы кликнуть жену или служанку, и тут увидел, как дверь за стойкой, ведущая в задние комнаты и к черному ходу, тихонько закрылась. Со всей быстротой, какую позволяла ему негнущаяся нога, трактирщик кинулся к двери и распахнул ее. Там никого не оказалось, только в глубине двора Михель Зиверс катил пустую бочку из-под пива.
Два дня спустя фрау Мартенс как обычно поутру поднялась наверх, чтобы разбудить Михеля Зиверса, но в каморке никого не застала. Не было и матросского сундучка, который по приказу Карфангера принесли в трактир с
«Мерсвина». Под кроватью стоял лишь сундучок покойного отца Зиверса, набитый никому не нужным хламом.
Тогда Йохен Мартенс извлек из-за стойки увесистую вымбовку, которую всегда держал под рукой на случай потасовки в трактире, и заковылял в сторону альстерской гавани. Он не сомневался, что молодой Зиверс пошел наниматься на «Анн-Шарлотт». И если ему не удастся притащить обратно в трактир этого прохвоста, то пусть хоть вернет остатки денег, выданных ему из выкупной кассы.
Однако в гавани трактирщика ждало разочарование: два с лишним часа назад, едва лишь кончился прилив, «Анн-Шарлотт» снялась с якоря и ушла вниз по Эльбе.
А в это время Михель Зиверс, вполне довольный собой и остальным миром, сидел на грот-марсе, болтая ногами и посвистывая, беззаботно наблюдая за чайками, кружившими над кораблем. «Анн-Шарлотт» шла в Лондон с грузом зерна.
В первый же вечер, когда моряки с «Анн-Шарлотт» сошли в лондонском порту на берег и явились в близлежащий кабак, Михель Зиверс начал швырять свои талеры направо и налево. Его товарищи, удивленные такой щедростью, стали расспрашивать, как он ухитрился так разбогатеть. Зиверс поначалу ударился плести небылицы насчет необыкновенных выигрышей в карты и в кости, но к вечеру вино развязало ему язык, и он выболтал тайну, которая связывала его, Йохена Мартенса и выкупную кассу. Собутыльники вначале изумленно таращились то на него, то друг на друга и в конце концов порешили, что Зиверс спьяну несет околесицу.
Последний, однако, стал орать еще громче, доказывая, что все было именно так. Затем потребовал еще по кружке эля и по стакану джина для всех и после этой порции окончательно опьянел. Переводя остекленевший взор с одного на другого, он принялся задираться с товарищами, словно ощущая их неприязнь по отношению к своей персоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95