он вспомнил, какими мерами его господин, адмирал, вынудил матросов подтвердить это свое ошибочное заключение.
Понял ли младший Колон его состояние, трудно сказать, но в этот момент рука Эрнандо (было ли это на самом деле или только почудилось Франческо?) ласково скользнула по его плечу.
– Вот здесь, – снимая с полки небольшую шкатулку, спокойно продолжал сеньор Эрнандо, – я берегу записи одного из спутников Охеды, сделанные еще в 1509 году. Человек этот тоже, надо думать, не святой, однако, озабоченный судьбою будущих мореходов, дает много полезных советов по теории мореплавания, теории, которую он освоил, совершая длительные и опасные переходы по незнакомым водам. Как это разительно отличает его от других испанских и португальских открывателей новых земель! К сожалению, имя этого спутника Охеды осталось неизвестным. Судя по тому, как он пишет, Саламанкского университета он не закончил… Но я сделаю все от меня зависящее, чтобы узнать его имя и напечатать его записки, и притом именно здесь, в Севилье, откуда он, по-видимому, родом. Я полагаю, что друг мой историк Педро де Мехия поможет мне в этом деле, так как он связан со многими печатниками.
Франческо с интересом принялся рассматривать рукопись. Да, человек этот в Саламанке явно не побывал, но писал очень понятно, из наблюдений своих делал правильные выводы и проявлял в своих записях осведомленность.
– Печально для меня совсем не то, что новый материк назван Америкой, – продолжал сеньор Эрнандо, когда Франческо закончил просматривать рукопись. – Печальнее всего то, что наши ученые – географы и картографы – проявляют недозволительное равнодушие ко всему, что делается сейчас в мире… Даже Рейш, человек как будто бы независимый, ни словом не упомянул ни о четырех плаваниях Кристобаля Колона, ни об открытии Васко Нуньеса Бальбоа, пересекшего новый материк и вышедшего к Новому океану, ни о завоеваниях Охеды… Виною здесь, конечно, стремление Испании, а также Португалии умалчивать не только о своих открытиях, но и о подготовке к ним… А наши историки! Зачастую они служат не науке, а отдельным личностям… Даже со многими утверждениями нашего большого друга, отца Бартоломе де Лас Касаса, я согласиться не могу… Совершая трудные поездки через океан, для того чтобы здесь, в Испании, обличать жестокость испанцев в Новом Свете, он всю вину возлагал на отдельных лиц, выгораживая таким образом их королевские высочества, знавших обо всем, что творится в Индиях и не предпринявших мер, чтобы спасти сотни или даже тысячи ни в чем не повинных индейцев! Скажу больше: руководимый приязнью к отцу, отец Бартоломе находит оправдания его ошибкам и проступкам! – Сеньор Эрнандо помолчал. – Очевидно, много лет должно истечь после каких-либо событий, для того чтобы историк, не руководимый собственными чувствами и интересами, смог описать эти события надлежащим образом! – добавил он.
Разглядев рядом с тетрадкой неизвестного спутника Охеды вторую, заложенную, несомненно, только что очиненным пером, а рядом – склянку с чернилами, Франческо понял, что помешал сеньору Эрнандо работать.
– Простите, я отнял у вас много драгоценного времени! – произнес он с таким отчаянием, что сеньор Эрнандо еле сдержал улыбку. – Я отвлек вас от работы! Простите меня! Поручение, данное мне в Сен-Дье, я выполнил. Но вот беседа, которую мы с вами сейчас ведем, открывает мне глаза на многое… Как я рад, что наш дорогой капитан, которого мы знали как храброго, веселого, достойного всяческого уважения ученого, предстал сейчас передо мной как человек сильной воли, без боязни отстаивающий свои убеждения… Не говорю уж о том, что одна беседа с вами… – Франческо помолчал. – Боже мой, вот о вас именно я и должен был бы подумать прежде всего! Люди, с которыми я добирался сюда, завтра с утра готовятся в обратный путь… А сейчас я, поблагодарив вас за сердечный прием, должен попрощаться и…
– О нет, нет, – перебил его сеньор Эрнандо, – вы нанесете этим мне жесточайшую обиду: помилуйте, побывать у меня в доме и даже мельком не просмотреть хранящиеся у меня книги и рукописи! Сейчас я удалюсь в спальню, а вы на время останетесь хозяином этих сокровищ. Кстати, если устанете, тут же, за полками, – кровать, где вы сможете отдохнуть. Я ведь иной раз остаюсь в библиотеке даже на ночь. Пробудете вы у меня еще два-три дня, не менее. А если ваш капитан не посетует, то и значительно дольше!
Франческо от волнения мог только прижать руки к сердцу.
– Кстати, предложение мое не так уж и бескорыстно, – добавил сеньор Эрнандо. – Я надеюсь, что вы разберетесь в этом ворохе рукописей и, главное, разложите их по местам… С книгами я сам уже понемногу справляюсь… Но и вам такая работа пойдет на пользу: вы узнаете, что только Испания, Португалия и Германия остались равнодушными к открытиям, совершенным людьми, не вооруженными знаниями и опытом… Или только делали вид, что остались равнодушными… Однако, когда мне удалось побывать в Венеции, я привез оттуда замечательные карты, на которые были нанесены новые морские пути. Кроме того, у меня имеются копии писем, королевских грамот, донесений из разных концов света… Сейчас поработаем, а потом, если у вас будет охота, пройдемся по Севилье… Латынь знаете? – уже покидая комнату, мимоходом спросил сеньор Эрнандо.
Франческо утвердительно кивнул головой.
– А арабский?
Разглядев расстроенное лицо своего гостя, сеньор Эрнандо остановился в дверях.
– Да что это я! – тут же добавил он. – Вы ведь итальянец! А я только здесь при помощи выкрестов – маранов, морисков – или образованных испанцев стал понемногу преодолевать трудности этого красивого языка… Сам-то, откровенно говоря, я недоучка… Читаю по-арабски, иной раз пропуская по целому листу рукописи, в котором ни слова не могу понять…
Итак, Франческо остался один на один с полкой, полной сокровищ.
Он помедлил. Так в детстве медлишь перед тем, как приняться за какое-нибудь лакомство… Или когда, бывало, после длительного поста следишь за матушкой, что возится у камелька. Следишь и глотаешь слюну. Зато с какой радостью выгребаешь потом из котелка поленту, политую темной вкусной подливой!
Да, да, эти переживания детства были очень похожи на то, что испытывал Франческо сейчас. Он просто изнемогал, раскладывая, согласно указаниям сеньора Эрнандо, рукописи: латинские, испанские и итальянские – в одну сторону, греческие и арабские – в другую, в ожидании момента, когда он сможет кое с чем из этих богатств ознакомиться поближе.
Видя, что дело идет к концу, Франческо разрешил себе потянуть из-под кипы рукописей одну… Нет, конечно, ему не почудилось: «Аристотель», «Геркулесовы столпы», «расстояние между Александрией и Сиеной»… Франческо вытащил из-за пазухи свою верную спутницу – кордовскую тетрадь, милостиво пересланную ему императором вместе с генуэзским дневником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Понял ли младший Колон его состояние, трудно сказать, но в этот момент рука Эрнандо (было ли это на самом деле или только почудилось Франческо?) ласково скользнула по его плечу.
– Вот здесь, – снимая с полки небольшую шкатулку, спокойно продолжал сеньор Эрнандо, – я берегу записи одного из спутников Охеды, сделанные еще в 1509 году. Человек этот тоже, надо думать, не святой, однако, озабоченный судьбою будущих мореходов, дает много полезных советов по теории мореплавания, теории, которую он освоил, совершая длительные и опасные переходы по незнакомым водам. Как это разительно отличает его от других испанских и португальских открывателей новых земель! К сожалению, имя этого спутника Охеды осталось неизвестным. Судя по тому, как он пишет, Саламанкского университета он не закончил… Но я сделаю все от меня зависящее, чтобы узнать его имя и напечатать его записки, и притом именно здесь, в Севилье, откуда он, по-видимому, родом. Я полагаю, что друг мой историк Педро де Мехия поможет мне в этом деле, так как он связан со многими печатниками.
Франческо с интересом принялся рассматривать рукопись. Да, человек этот в Саламанке явно не побывал, но писал очень понятно, из наблюдений своих делал правильные выводы и проявлял в своих записях осведомленность.
– Печально для меня совсем не то, что новый материк назван Америкой, – продолжал сеньор Эрнандо, когда Франческо закончил просматривать рукопись. – Печальнее всего то, что наши ученые – географы и картографы – проявляют недозволительное равнодушие ко всему, что делается сейчас в мире… Даже Рейш, человек как будто бы независимый, ни словом не упомянул ни о четырех плаваниях Кристобаля Колона, ни об открытии Васко Нуньеса Бальбоа, пересекшего новый материк и вышедшего к Новому океану, ни о завоеваниях Охеды… Виною здесь, конечно, стремление Испании, а также Португалии умалчивать не только о своих открытиях, но и о подготовке к ним… А наши историки! Зачастую они служат не науке, а отдельным личностям… Даже со многими утверждениями нашего большого друга, отца Бартоломе де Лас Касаса, я согласиться не могу… Совершая трудные поездки через океан, для того чтобы здесь, в Испании, обличать жестокость испанцев в Новом Свете, он всю вину возлагал на отдельных лиц, выгораживая таким образом их королевские высочества, знавших обо всем, что творится в Индиях и не предпринявших мер, чтобы спасти сотни или даже тысячи ни в чем не повинных индейцев! Скажу больше: руководимый приязнью к отцу, отец Бартоломе находит оправдания его ошибкам и проступкам! – Сеньор Эрнандо помолчал. – Очевидно, много лет должно истечь после каких-либо событий, для того чтобы историк, не руководимый собственными чувствами и интересами, смог описать эти события надлежащим образом! – добавил он.
Разглядев рядом с тетрадкой неизвестного спутника Охеды вторую, заложенную, несомненно, только что очиненным пером, а рядом – склянку с чернилами, Франческо понял, что помешал сеньору Эрнандо работать.
– Простите, я отнял у вас много драгоценного времени! – произнес он с таким отчаянием, что сеньор Эрнандо еле сдержал улыбку. – Я отвлек вас от работы! Простите меня! Поручение, данное мне в Сен-Дье, я выполнил. Но вот беседа, которую мы с вами сейчас ведем, открывает мне глаза на многое… Как я рад, что наш дорогой капитан, которого мы знали как храброго, веселого, достойного всяческого уважения ученого, предстал сейчас передо мной как человек сильной воли, без боязни отстаивающий свои убеждения… Не говорю уж о том, что одна беседа с вами… – Франческо помолчал. – Боже мой, вот о вас именно я и должен был бы подумать прежде всего! Люди, с которыми я добирался сюда, завтра с утра готовятся в обратный путь… А сейчас я, поблагодарив вас за сердечный прием, должен попрощаться и…
– О нет, нет, – перебил его сеньор Эрнандо, – вы нанесете этим мне жесточайшую обиду: помилуйте, побывать у меня в доме и даже мельком не просмотреть хранящиеся у меня книги и рукописи! Сейчас я удалюсь в спальню, а вы на время останетесь хозяином этих сокровищ. Кстати, если устанете, тут же, за полками, – кровать, где вы сможете отдохнуть. Я ведь иной раз остаюсь в библиотеке даже на ночь. Пробудете вы у меня еще два-три дня, не менее. А если ваш капитан не посетует, то и значительно дольше!
Франческо от волнения мог только прижать руки к сердцу.
– Кстати, предложение мое не так уж и бескорыстно, – добавил сеньор Эрнандо. – Я надеюсь, что вы разберетесь в этом ворохе рукописей и, главное, разложите их по местам… С книгами я сам уже понемногу справляюсь… Но и вам такая работа пойдет на пользу: вы узнаете, что только Испания, Португалия и Германия остались равнодушными к открытиям, совершенным людьми, не вооруженными знаниями и опытом… Или только делали вид, что остались равнодушными… Однако, когда мне удалось побывать в Венеции, я привез оттуда замечательные карты, на которые были нанесены новые морские пути. Кроме того, у меня имеются копии писем, королевских грамот, донесений из разных концов света… Сейчас поработаем, а потом, если у вас будет охота, пройдемся по Севилье… Латынь знаете? – уже покидая комнату, мимоходом спросил сеньор Эрнандо.
Франческо утвердительно кивнул головой.
– А арабский?
Разглядев расстроенное лицо своего гостя, сеньор Эрнандо остановился в дверях.
– Да что это я! – тут же добавил он. – Вы ведь итальянец! А я только здесь при помощи выкрестов – маранов, морисков – или образованных испанцев стал понемногу преодолевать трудности этого красивого языка… Сам-то, откровенно говоря, я недоучка… Читаю по-арабски, иной раз пропуская по целому листу рукописи, в котором ни слова не могу понять…
Итак, Франческо остался один на один с полкой, полной сокровищ.
Он помедлил. Так в детстве медлишь перед тем, как приняться за какое-нибудь лакомство… Или когда, бывало, после длительного поста следишь за матушкой, что возится у камелька. Следишь и глотаешь слюну. Зато с какой радостью выгребаешь потом из котелка поленту, политую темной вкусной подливой!
Да, да, эти переживания детства были очень похожи на то, что испытывал Франческо сейчас. Он просто изнемогал, раскладывая, согласно указаниям сеньора Эрнандо, рукописи: латинские, испанские и итальянские – в одну сторону, греческие и арабские – в другую, в ожидании момента, когда он сможет кое с чем из этих богатств ознакомиться поближе.
Видя, что дело идет к концу, Франческо разрешил себе потянуть из-под кипы рукописей одну… Нет, конечно, ему не почудилось: «Аристотель», «Геркулесовы столпы», «расстояние между Александрией и Сиеной»… Франческо вытащил из-за пазухи свою верную спутницу – кордовскую тетрадь, милостиво пересланную ему императором вместе с генуэзским дневником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84