Позволишь мне приложить к тебе?
– Почему бы и нет?
– Отлично. Сейчас я достану булавки. У нас вчера было занятие по технике драпировки. Очень непростое дело. Я попробую применить греческие складки. А ты стой и не шевелись. – Держа булавки во рту, Гиацинта продолжала: – Простое платье вроде этого следует шить вручную. Люди не понимают, что ручное шитье создает особый шарм. Это то, что мы видим у кутюрье в Париже. Именно за это и платят. Бабушка могла бы работать в таком месте. Я до последнего времени не осознавала этого.
Гиацинта умолкла, на мгновение увидев себя у мольберта с кистью в руке. Сейчас она ощущала, как создает что-то из ничего. Гиацинта зашпилила, затем вынула булавку и зашпилила снова. Ткань скользила под ее пальцами.
– В ванной есть зеркало во весь рост, – сказала она. – Пойди и взгляни, нравишься ли ты себе.
Вскоре Францина вернулась в комнату.
– Даже не верится! Как быстро ты соорудила платье!
– Нас обучают известные модельеры. Если быть внимательным, то кое-чему можно научиться. Вот и весь секрет!
– У тебя были способности еще до того, как ты пришла туда. Не уверяй меня, что все, кто посещает вашу школу, научились этому за несколько лекций.
– Нет, конечно. К этому надо и руки приложить. Хочешь, чтобы я сшила это платье для тебя? Будешь его носить?
– Еще бы, дорогая! Я даже вышью на нем твое имя. И буду горда не меньше, чем Эмма, когда она получила от тебя розовое платье.
При упоминании Эммы повисла тишина. Францина чуть слышно вздохнула, а затем мягко заговорила:
– Я вижу теперь, как искусство привело тебя к этому делу. Все в жизни связано. Здесь необходимо чувство формы и пропорции. Знаешь, Гиацинта, я должна извиниться перед тобой. Ты была права, сделав этот выбор, а я, не подумав, возражала. Я всегда говорила себе, что не имею права выражать мнение, так как почти не смыслю в искусстве, и все же то, что ты делаешь, великолепно. И кажется, ты не тратишь на это усилий. На сей раз это действительно твое.
Францина и Уилл Миллер. Два человека, которые не знали друг друга и никогда не узнают. Мать держала свое мнение при себе, а он высказал его в лицо Гиацинте.
– Ты еще ходишь в магазин Р. Дж. Миллера? – спросила Гиа.
– Нет. Один из них у нас закрылся недавно, а тот, что был в твоем городе, кто-то купил. Магазины были старые и симпатичные, но, наверное, отставали от времени.
Конечно, глупо вспоминать человека, с которым Гиацинта провела не более шести или семи часов. Тем не менее она иногда обращала внимание на какого-нибудь мужчину на улице, который чем-то напоминал Уилла, и не находила этому разумного объяснения.
– Я скучаю по тебе, – сказала Францина. – Могу хоть раз в две недели садиться за руль и приезжать сюда.
– На поезде ты доберешься сюда так же быстро. Разве тебе не нравится твоя комната?
– Очень нравится. Но, не зная, что у тебя есть комната для меня, я оставила чемодан в отеле.
– Неужели ты остановилась в отеле? Мне так жаль! Я думала, ты все поняла.
– Ничего, в следующий раз я буду знать. Теперь я увидела, где ты живешь, и мне стало легче.
– И плачу я мизерную сумму, помни. Ты не веришь тому, что рассказывает Арни?
– Почему мне не верить ему? Конечно, это очень дорогой дом, а люди не делают таких одолжений даже братьям, не говоря уж о друзьях. Нет, дорогая, Арни платит за это и тем самым делает тебе роскошный подарок.
– Папа сказал бы: «Францина, ты говоришь необдуманно».
– Вот как? – Францина подняла брови. – А что ты скажешь Арни, когда он попросит тебя выйти за него замуж?
– Он не попросит, – возразила Гиацинта. – Это просто смешно. Я не в его вкусе, да и он не в моем.
– Ладно, посмотрим. Это будет очень щекотливая ситуация. Вы оба слишком близки к Джеральду. – Францина с минуту помолчала, затем слегка нахмурилась и решительно спросила: – Что ты собираешься делать с детьми? Я не понимаю тебя. Когда ты расскажешь мне все об этом странном деле? Неужели ты опасаешься довериться мне?
– Дело не в недоверии. Да, ты моя мать, а я твоя дочь, но я уже не ребенок.
На прошлой неделе власти нашли человека, который десять лет назад поджег дом бывшей жены, живущей отдельно от него. Они разыскали его в Оклахоме. Как нашли, Гиацинта не знала. Она не дочитала статью. Должно быть, кто-то увидел его или что-то о нем услышал – какая разница? Кажется, не проходило и месяца, чтобы она не читала о поджигателе, который считал, что он в безопасности, но ошибался.
– Ладно. Может, когда-нибудь надумаешь. – Францина поднялась. – Уже поздно, а у меня много поручений на завтра. Я ведь не так часто приезжаю в Нью-Йорк.
Гиацинта тоже встала.
– Не сердись, прошу тебя. Это очень трудно…
– Да, трудно и печально. Не будем об этом. Мне жаль, что я подняла вопрос, потому что мы, похоже, никогда не договоримся. – Францина надела жакет, подпоясала тонкую талию и взяла сумку. – Наверно, какое-то время мы не увидимся. Лига по оказанию помощи детям посылает комитет в Мехико, и я буду там в качестве добровольного наблюдателя шесть недель. Возможно, остановлюсь по пути во Флориде. Хорошо, что есть Арни и я могу позвонить ему, когда пожелаю увидеть Эмму и Джерри. Я передам привет от тебя.
– Я говорю с ними почти каждый день.
– И тем не менее. Ну, я ухожу.
Они поцеловались, и Гиацинта сказала:
– Я в самом деле сошью тебе платье, если хочешь. И если удастся, сделаю это до твоего отъезда, чтобы ты взяла его в Мехико.
– Спасибо, я была бы рада, но не перегружай себя. Побереги силы.
– Не беспокойся.
Подошел лифт. Францина вошла в него и исчезла. Еще одно холодное прощание. «Сдержанное, вежливое и холодное, – подумала Гиацинта. – Я постоянно вспоминаю, как близки мы все были, когда дети были младенцами».
Джеральд бросил камень в бассейн, и круги расходятся до сих пор.
«Время», – прочитала она. И вновь перечитала старые слова Теннисона – старые, но верные и так соответствующие ее ситуации.
И Время – маньяк, разбрасывающий пыль,
И Жизнь – фурия, изрыгающая пламя.
«Пламя! Вот именно», – подумала Гиацинта и закрыла книгу.
Был поздний час. С того места, где она сидела, виднелся город, похожий на море огней на фоне ночного неба, подсвеченного и потому розоватого. С улицы до четырнадцатого этажа не долетал ни один звук, и в комнате царила тишина. Когда-то в прошлом в летние ночи громко стрекотали цикады, лаяли собаки, хлопали двери.
В конце комнаты спали дети. Завтра они отправятся назад, в дом Джеральда. «Как великодушно, – с горечью подумала Гиацинта, – что он разрешил им провести со мной две недели». Отчасти было даже тяжелее побыть здесь с Джерри и Эммой столь короткое время, а затем вновь расстаться, чем разговаривать с ними по телефону. Интервалы между визитами были слишком длинными, а телефон благодаря содействию Арни всегда был под рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Почему бы и нет?
– Отлично. Сейчас я достану булавки. У нас вчера было занятие по технике драпировки. Очень непростое дело. Я попробую применить греческие складки. А ты стой и не шевелись. – Держа булавки во рту, Гиацинта продолжала: – Простое платье вроде этого следует шить вручную. Люди не понимают, что ручное шитье создает особый шарм. Это то, что мы видим у кутюрье в Париже. Именно за это и платят. Бабушка могла бы работать в таком месте. Я до последнего времени не осознавала этого.
Гиацинта умолкла, на мгновение увидев себя у мольберта с кистью в руке. Сейчас она ощущала, как создает что-то из ничего. Гиацинта зашпилила, затем вынула булавку и зашпилила снова. Ткань скользила под ее пальцами.
– В ванной есть зеркало во весь рост, – сказала она. – Пойди и взгляни, нравишься ли ты себе.
Вскоре Францина вернулась в комнату.
– Даже не верится! Как быстро ты соорудила платье!
– Нас обучают известные модельеры. Если быть внимательным, то кое-чему можно научиться. Вот и весь секрет!
– У тебя были способности еще до того, как ты пришла туда. Не уверяй меня, что все, кто посещает вашу школу, научились этому за несколько лекций.
– Нет, конечно. К этому надо и руки приложить. Хочешь, чтобы я сшила это платье для тебя? Будешь его носить?
– Еще бы, дорогая! Я даже вышью на нем твое имя. И буду горда не меньше, чем Эмма, когда она получила от тебя розовое платье.
При упоминании Эммы повисла тишина. Францина чуть слышно вздохнула, а затем мягко заговорила:
– Я вижу теперь, как искусство привело тебя к этому делу. Все в жизни связано. Здесь необходимо чувство формы и пропорции. Знаешь, Гиацинта, я должна извиниться перед тобой. Ты была права, сделав этот выбор, а я, не подумав, возражала. Я всегда говорила себе, что не имею права выражать мнение, так как почти не смыслю в искусстве, и все же то, что ты делаешь, великолепно. И кажется, ты не тратишь на это усилий. На сей раз это действительно твое.
Францина и Уилл Миллер. Два человека, которые не знали друг друга и никогда не узнают. Мать держала свое мнение при себе, а он высказал его в лицо Гиацинте.
– Ты еще ходишь в магазин Р. Дж. Миллера? – спросила Гиа.
– Нет. Один из них у нас закрылся недавно, а тот, что был в твоем городе, кто-то купил. Магазины были старые и симпатичные, но, наверное, отставали от времени.
Конечно, глупо вспоминать человека, с которым Гиацинта провела не более шести или семи часов. Тем не менее она иногда обращала внимание на какого-нибудь мужчину на улице, который чем-то напоминал Уилла, и не находила этому разумного объяснения.
– Я скучаю по тебе, – сказала Францина. – Могу хоть раз в две недели садиться за руль и приезжать сюда.
– На поезде ты доберешься сюда так же быстро. Разве тебе не нравится твоя комната?
– Очень нравится. Но, не зная, что у тебя есть комната для меня, я оставила чемодан в отеле.
– Неужели ты остановилась в отеле? Мне так жаль! Я думала, ты все поняла.
– Ничего, в следующий раз я буду знать. Теперь я увидела, где ты живешь, и мне стало легче.
– И плачу я мизерную сумму, помни. Ты не веришь тому, что рассказывает Арни?
– Почему мне не верить ему? Конечно, это очень дорогой дом, а люди не делают таких одолжений даже братьям, не говоря уж о друзьях. Нет, дорогая, Арни платит за это и тем самым делает тебе роскошный подарок.
– Папа сказал бы: «Францина, ты говоришь необдуманно».
– Вот как? – Францина подняла брови. – А что ты скажешь Арни, когда он попросит тебя выйти за него замуж?
– Он не попросит, – возразила Гиацинта. – Это просто смешно. Я не в его вкусе, да и он не в моем.
– Ладно, посмотрим. Это будет очень щекотливая ситуация. Вы оба слишком близки к Джеральду. – Францина с минуту помолчала, затем слегка нахмурилась и решительно спросила: – Что ты собираешься делать с детьми? Я не понимаю тебя. Когда ты расскажешь мне все об этом странном деле? Неужели ты опасаешься довериться мне?
– Дело не в недоверии. Да, ты моя мать, а я твоя дочь, но я уже не ребенок.
На прошлой неделе власти нашли человека, который десять лет назад поджег дом бывшей жены, живущей отдельно от него. Они разыскали его в Оклахоме. Как нашли, Гиацинта не знала. Она не дочитала статью. Должно быть, кто-то увидел его или что-то о нем услышал – какая разница? Кажется, не проходило и месяца, чтобы она не читала о поджигателе, который считал, что он в безопасности, но ошибался.
– Ладно. Может, когда-нибудь надумаешь. – Францина поднялась. – Уже поздно, а у меня много поручений на завтра. Я ведь не так часто приезжаю в Нью-Йорк.
Гиацинта тоже встала.
– Не сердись, прошу тебя. Это очень трудно…
– Да, трудно и печально. Не будем об этом. Мне жаль, что я подняла вопрос, потому что мы, похоже, никогда не договоримся. – Францина надела жакет, подпоясала тонкую талию и взяла сумку. – Наверно, какое-то время мы не увидимся. Лига по оказанию помощи детям посылает комитет в Мехико, и я буду там в качестве добровольного наблюдателя шесть недель. Возможно, остановлюсь по пути во Флориде. Хорошо, что есть Арни и я могу позвонить ему, когда пожелаю увидеть Эмму и Джерри. Я передам привет от тебя.
– Я говорю с ними почти каждый день.
– И тем не менее. Ну, я ухожу.
Они поцеловались, и Гиацинта сказала:
– Я в самом деле сошью тебе платье, если хочешь. И если удастся, сделаю это до твоего отъезда, чтобы ты взяла его в Мехико.
– Спасибо, я была бы рада, но не перегружай себя. Побереги силы.
– Не беспокойся.
Подошел лифт. Францина вошла в него и исчезла. Еще одно холодное прощание. «Сдержанное, вежливое и холодное, – подумала Гиацинта. – Я постоянно вспоминаю, как близки мы все были, когда дети были младенцами».
Джеральд бросил камень в бассейн, и круги расходятся до сих пор.
«Время», – прочитала она. И вновь перечитала старые слова Теннисона – старые, но верные и так соответствующие ее ситуации.
И Время – маньяк, разбрасывающий пыль,
И Жизнь – фурия, изрыгающая пламя.
«Пламя! Вот именно», – подумала Гиацинта и закрыла книгу.
Был поздний час. С того места, где она сидела, виднелся город, похожий на море огней на фоне ночного неба, подсвеченного и потому розоватого. С улицы до четырнадцатого этажа не долетал ни один звук, и в комнате царила тишина. Когда-то в прошлом в летние ночи громко стрекотали цикады, лаяли собаки, хлопали двери.
В конце комнаты спали дети. Завтра они отправятся назад, в дом Джеральда. «Как великодушно, – с горечью подумала Гиацинта, – что он разрешил им провести со мной две недели». Отчасти было даже тяжелее побыть здесь с Джерри и Эммой столь короткое время, а затем вновь расстаться, чем разговаривать с ними по телефону. Интервалы между визитами были слишком длинными, а телефон благодаря содействию Арни всегда был под рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76