Это самая лучшая свадьба, о какой только можно мечтать. Да ты наверняка знаешь, что я хочу сказать. Я, кажется, сейчас разрыдаюсь, поэтому умолкаю.
– Дорогая, мне тоже хочется разрыдаться. Будьте оба здоровы и счастливы.
– Поехали! – Джеральд придержал дверцу для Гиацинты. – Садись.
– В моей везучей машине. Только на сей раз нет дождя.
Джеральд сел за руль, они оба помахали оставшимся, и машина двинулась в путь.
Глава 6
Иногда, придя к вечеру домой, Джеральд останавливался в дверях и удивленно говорил:
– Никогда бы не подумал, что моя жизнь так изменится.
– Я тоже, – кивала Гиацинта.
Она чувствовала себя королевой своих владений. Апартаменты были очень комфортабельны. Мебель, простая и прочная, была изготовлена не за страх, а за совесть, ибо Францина и Джим, субсидировавшие покупки, считали, что хорошее качество – это в конечном счете экономия.
Полки были заставлены книгами и нотами. Комнаты украшали натюрморты на шелке и лаковые миниатюры, присланные Джорджем из Сингапура. Выкрашенная в нежно-голубые тона кухня сияла чистотой. Но лучше всего была спальня, выдержанная в бледно-желтых тонах и застланная мягкими коврами. Самый большой и самый лучший из них – подарок бабушки – проделал с ними путь до Техаса.
Из каждого окна открывался свой, неповторимый вид. Из маленькой кухоньки можно было полюбоваться бескрайней равниной Техаса, в конце которой возвышались небоскребы. В боковое окно долетало дыхание ветерка из тополиной рощицы, зеленеющей на противоположной стороне улицы. Под окнами спальни росли молодые деревца хурмы; как сказали Гиацинте, осенью плоды из глянцевито-зеленых превратятся в желтые; сейчас же, в сорокаградусную жару, они были покрыты пылью. Окна передней выходили на шумное шоссе, по которому каждое утро они проезжали мимо роскошных домов, прячущихся за высокими каменными оградами с затейливыми воротами. Джеральд работал в самом сердце большого города, а Гиацинта – неподалеку от него в художественной галерее.
Особых перспектив работа в местном музее не сулила. С удивлением и грустью Гиацинта сообщила Джеральду, что предназначенные для реставрации произведения посылают в музей, где она работала раньше. Второй возможностью была работа в галерее. А в свободное время Гиацинта писала акварели и этюды маслом на кухонном столе – именно там заставал ее возвращающийся из клиники Джеральд.
Гиацинта еще никогда не видела мужа столь жизнерадостным, в таком приподнятом настроении. Полностью погруженный в дела клиники, он восхищался хирургом, который восстановил лицо ребенка, родившегося с врожденным уродством, а также руку, способную теперь управлять машиной. Слегка подсмеиваясь над собой, Джеральд говорил, что удивлен собственной дерзостью и уверен в том, что научится творить подобные чудеса.
Для человека, сосредоточенного на своей работе, покой и уют дома значили очень много. Гиацинту трогало, что Джеральд внимательно относится ко всему, сделанному ею, – будь то вкусно приготовленный ужин или красиво накрытый стол – и неизменно благодарил жену.
Однажды вечером Джеральд оторвался от какой-то научной статьи и сказал:
– У меня появилось ощущение стабильности. Я никогда не жил более двух лет на одном месте.
Услышав слова мужа, Гиацинта обняла его.
– Мы с тобой постоянны, – отозвалась она.
– Сегодня я думал о твоей матери, о том, насколько она ушла от первого впечатления обо мне. По-моему, Францина стала моим другом. Да и ты, должно быть, питаешь к ней самые нежные чувства.
– Я питаю нежные чувства ко всем и хотела бы, чтобы все имели то, что имеем мы. Может, это звучит несколько наивно, но я говорю совершенно честно: мне кажется, что я люблю весь мир.
Однако Гиацинта была не столь наивна и понимала, что любовь ко всему миру – это озарение, которое изредка приходит, а затем уходит. Догадывалась она и о том, что первое очарование медового месяца не длится вечно.
Неизбежно возникает мысль, что ты знаешь о близком тебе человеке далеко не все.
Однажды Гиацинта очень хотела попасть на открытие выставки в музее, а Джеральд отказался с ней пойти.
– Всего какие-то полчаса езды, – увещевала она его. – Картины взяты на время из Национальной галереи. Как ты можешь упустить такой случай?
– Очень даже могу. Я ведь не слишком интересуюсь живописью, Гиа. – У него был смущенный вид. – Я лишь притворялся, что интересуюсь. – И, видя ее удивление, добавил: – Ты должна чувствовать себя польщенной. Просто это был способ заполучить тебя.
Готовя, Гиацинта любила слушать музыку по радиоприемнику на кухне. Как-то, когда Джеральд пришел домой, она заметила на его лице неудовольствие и спросила о причине.
– По-моему, многовато шума.
Гиацинта мягко возразила:
– Прекрасная музыка. Это Моцарт.
– Должно быть, ты унаследовала любовь к музыке от отца. Он всегда слушал такие вещи.
Она стояла с лопаточкой в руке, охваченная противоречивыми чувствами. С одной стороны, Гиацинта испытывала легкое раздражение, а с другой – понимала, что не имеет права раздражаться. Ведь это не только ее дом, но и Джеральда, и если музыка раздражает его, почему он должен ее слушать?
Просто у них различные вкусы и пристрастия, только и всего. Удивляло лишь то, что он прежде это скрывал. Брак преподносит много неожиданных открытий, пока с течением лет два человека не притрутся друг к другу.
Джеральд жил жизнью большой клиники, в которой кипела работа, и у него появилось много друзей. Гиацинта и не подозревала, что он так общителен. Мало-помалу их дом стал центром субботних встреч единомышленников. Гиацинта видела, что Джеральда считают лидером. Его уважали за ум и эрудицию, он был привлекателен как личность.
Гиацинта замечала, что это доставляет мужу радость и удовлетворение. Он гордился своим домом, поскольку другие молодые пары, как правило, жили и питались, по их собственным словам, «под открытым небом». Здесь же все дышало комфортом.
– Они никогда не ели подобной еды, – говорил Джеральд.
– Что ж, ты должен быть благодарен моей бабушке. Она научила меня готовить.
Гиа тоже испытывала гордость от того, что она хозяйка этих интересных и веселых вечеров. Однако со временем у нее появилось желание, чтобы они были менее многолюдными, а она сама принимала в них более активное участие. Разговор обычно не выходил за пределы медицинских тем, иногда серьезные вопросы уступали место легкомысленной болтовне, порой гости сплетничали об отсутствовавшем человеке. Чаще всего Гиацинта молча слушала и наблюдала, замечая соперничество мужчин или зарождающееся влечение друг к другу между мужчиной и женщиной.
– Ты интересуешься жизнью, не правда ли? – спросил как-то Джеральд. – Ты подмечаешь все, постоянно размышляешь и делаешь выводы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Дорогая, мне тоже хочется разрыдаться. Будьте оба здоровы и счастливы.
– Поехали! – Джеральд придержал дверцу для Гиацинты. – Садись.
– В моей везучей машине. Только на сей раз нет дождя.
Джеральд сел за руль, они оба помахали оставшимся, и машина двинулась в путь.
Глава 6
Иногда, придя к вечеру домой, Джеральд останавливался в дверях и удивленно говорил:
– Никогда бы не подумал, что моя жизнь так изменится.
– Я тоже, – кивала Гиацинта.
Она чувствовала себя королевой своих владений. Апартаменты были очень комфортабельны. Мебель, простая и прочная, была изготовлена не за страх, а за совесть, ибо Францина и Джим, субсидировавшие покупки, считали, что хорошее качество – это в конечном счете экономия.
Полки были заставлены книгами и нотами. Комнаты украшали натюрморты на шелке и лаковые миниатюры, присланные Джорджем из Сингапура. Выкрашенная в нежно-голубые тона кухня сияла чистотой. Но лучше всего была спальня, выдержанная в бледно-желтых тонах и застланная мягкими коврами. Самый большой и самый лучший из них – подарок бабушки – проделал с ними путь до Техаса.
Из каждого окна открывался свой, неповторимый вид. Из маленькой кухоньки можно было полюбоваться бескрайней равниной Техаса, в конце которой возвышались небоскребы. В боковое окно долетало дыхание ветерка из тополиной рощицы, зеленеющей на противоположной стороне улицы. Под окнами спальни росли молодые деревца хурмы; как сказали Гиацинте, осенью плоды из глянцевито-зеленых превратятся в желтые; сейчас же, в сорокаградусную жару, они были покрыты пылью. Окна передней выходили на шумное шоссе, по которому каждое утро они проезжали мимо роскошных домов, прячущихся за высокими каменными оградами с затейливыми воротами. Джеральд работал в самом сердце большого города, а Гиацинта – неподалеку от него в художественной галерее.
Особых перспектив работа в местном музее не сулила. С удивлением и грустью Гиацинта сообщила Джеральду, что предназначенные для реставрации произведения посылают в музей, где она работала раньше. Второй возможностью была работа в галерее. А в свободное время Гиацинта писала акварели и этюды маслом на кухонном столе – именно там заставал ее возвращающийся из клиники Джеральд.
Гиацинта еще никогда не видела мужа столь жизнерадостным, в таком приподнятом настроении. Полностью погруженный в дела клиники, он восхищался хирургом, который восстановил лицо ребенка, родившегося с врожденным уродством, а также руку, способную теперь управлять машиной. Слегка подсмеиваясь над собой, Джеральд говорил, что удивлен собственной дерзостью и уверен в том, что научится творить подобные чудеса.
Для человека, сосредоточенного на своей работе, покой и уют дома значили очень много. Гиацинту трогало, что Джеральд внимательно относится ко всему, сделанному ею, – будь то вкусно приготовленный ужин или красиво накрытый стол – и неизменно благодарил жену.
Однажды вечером Джеральд оторвался от какой-то научной статьи и сказал:
– У меня появилось ощущение стабильности. Я никогда не жил более двух лет на одном месте.
Услышав слова мужа, Гиацинта обняла его.
– Мы с тобой постоянны, – отозвалась она.
– Сегодня я думал о твоей матери, о том, насколько она ушла от первого впечатления обо мне. По-моему, Францина стала моим другом. Да и ты, должно быть, питаешь к ней самые нежные чувства.
– Я питаю нежные чувства ко всем и хотела бы, чтобы все имели то, что имеем мы. Может, это звучит несколько наивно, но я говорю совершенно честно: мне кажется, что я люблю весь мир.
Однако Гиацинта была не столь наивна и понимала, что любовь ко всему миру – это озарение, которое изредка приходит, а затем уходит. Догадывалась она и о том, что первое очарование медового месяца не длится вечно.
Неизбежно возникает мысль, что ты знаешь о близком тебе человеке далеко не все.
Однажды Гиацинта очень хотела попасть на открытие выставки в музее, а Джеральд отказался с ней пойти.
– Всего какие-то полчаса езды, – увещевала она его. – Картины взяты на время из Национальной галереи. Как ты можешь упустить такой случай?
– Очень даже могу. Я ведь не слишком интересуюсь живописью, Гиа. – У него был смущенный вид. – Я лишь притворялся, что интересуюсь. – И, видя ее удивление, добавил: – Ты должна чувствовать себя польщенной. Просто это был способ заполучить тебя.
Готовя, Гиацинта любила слушать музыку по радиоприемнику на кухне. Как-то, когда Джеральд пришел домой, она заметила на его лице неудовольствие и спросила о причине.
– По-моему, многовато шума.
Гиацинта мягко возразила:
– Прекрасная музыка. Это Моцарт.
– Должно быть, ты унаследовала любовь к музыке от отца. Он всегда слушал такие вещи.
Она стояла с лопаточкой в руке, охваченная противоречивыми чувствами. С одной стороны, Гиацинта испытывала легкое раздражение, а с другой – понимала, что не имеет права раздражаться. Ведь это не только ее дом, но и Джеральда, и если музыка раздражает его, почему он должен ее слушать?
Просто у них различные вкусы и пристрастия, только и всего. Удивляло лишь то, что он прежде это скрывал. Брак преподносит много неожиданных открытий, пока с течением лет два человека не притрутся друг к другу.
Джеральд жил жизнью большой клиники, в которой кипела работа, и у него появилось много друзей. Гиацинта и не подозревала, что он так общителен. Мало-помалу их дом стал центром субботних встреч единомышленников. Гиацинта видела, что Джеральда считают лидером. Его уважали за ум и эрудицию, он был привлекателен как личность.
Гиацинта замечала, что это доставляет мужу радость и удовлетворение. Он гордился своим домом, поскольку другие молодые пары, как правило, жили и питались, по их собственным словам, «под открытым небом». Здесь же все дышало комфортом.
– Они никогда не ели подобной еды, – говорил Джеральд.
– Что ж, ты должен быть благодарен моей бабушке. Она научила меня готовить.
Гиа тоже испытывала гордость от того, что она хозяйка этих интересных и веселых вечеров. Однако со временем у нее появилось желание, чтобы они были менее многолюдными, а она сама принимала в них более активное участие. Разговор обычно не выходил за пределы медицинских тем, иногда серьезные вопросы уступали место легкомысленной болтовне, порой гости сплетничали об отсутствовавшем человеке. Чаще всего Гиацинта молча слушала и наблюдала, замечая соперничество мужчин или зарождающееся влечение друг к другу между мужчиной и женщиной.
– Ты интересуешься жизнью, не правда ли? – спросил как-то Джеральд. – Ты подмечаешь все, постоянно размышляешь и делаешь выводы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76