– Ты права. Это не принесло бы нам пользы. В этом термосе не кофе? Горячий кофе будет для меня лучшей благодарностью.
– Конечно. Сейчас принесу кекс.
Когда она вернулась из кухни с кексом, то выглядела более встревоженной.
– Я подумала, что, возможно, тебе не следует этим заниматься. Были случаи, когда хватали иностранцев, обвиняя их в помощи коммунистическому подполью.
– Если даже они решатся на подобную глупость, американский консул освободит меня.
– Но до этого они успеют такое с тобой сделать!
– Я рискну.
Она пристально смотрела на него:
– Мне любопытно, что все же привело тебя в Германию в это время?
Когда он рассказал ей о своей деятельности в Англии и Германии, она снова предупредила его:
– Нацисты должны знать про тебя. Они знают всех активистов в каждой стране, кто занимается сбором денег. Они читают все еврейские газеты на всех языках. Ты не представляешь, какие они дотошные. Прямо здесь, в Мюнхене, есть специальный отдел секретной службы. Нет, это слишком опасно, я не могу позволить тебе рисковать.
– Но я хочу. Не старайся переубедить меня.
– Мой сын, возможно, уже мертв. Однажды они позвонят и внесут гроб, запечатанный, который мне не разрешат открыть, и скажут, что он умер от сердечного приступа. Вот как это будет.
Никогда еще Поль не видел в глазах человека такого страдания.
– Тогда тем более надо действовать быстрее.
– Какой ты хороший, – прошептала она. – Единственная надежда, что в мире еще остались хорошие люди. Бакалейщик шепнул мне – ему не разрешают продавать евреям, но он оставляет мне молоко и яйца, – он шепнул: «Что я могу сделать? Я бы хотел сделать что-нибудь, но боюсь».
Поль встал, ощущая, что горе Илзе придало ему еще больше энергии. Было ли его желание рисковать собой своего рода тщеславием? Или это было проявлением древней мудрости: «Спасти одну жизнь – значит спасти целый мир». Он был охвачен волнением.
– Мы не должны терять время. Я хочу вернуться в отель и позвонить, и если мне повезет, то нанять машину.
Вилла фон Медлера стояла у реки, где много лет назад Поль когда-то гулял.
Он легко договорился о встрече. Фон Медлер охотно согласился встретиться, очевидно полагая, что американский банкир хочет рассказать что-то хорошее о его или, вернее, его жены инвестициях. Однако уверенности Поля поубавилось со вчерашнего дня, и сейчас, стоя перед дверью фон Медлера, он не был уверен, как ему следует поступить.
Унылая женщина с запущенными волосами, поразительно напоминающая маленькую рыжую курицу, открыла дверь. На ней не было формы домашней прислуги, и хотя она не представилась, Поль принял ее за хозяйку дома.
– Герр фон Медлер ожидает вас, – сказала она, – идите сюда.
Она проводила его до дверей в солнечную комнату с цветущими растениями и большими окнами, выходящими на луг. В кресле у окон, явно наслаждаясь теплом, проникающим сквозь стекло, сидел человек, которого Поль узнал не без труда. Он не поднялся, не предложил руку, а просто сказал:
– Добрый день, герр Вернер. Как давно мы не виделись! Садитесь.
Поль нашел стул. Так как никто не взял у него шляпу и пальто, он положил их на другой стул.
– Вы хорошо выглядите, герр фон Медлер, – начал он.
Это было, конечно, преувеличение! Мужчина в кресле растолстел и стал как бы меньше ростом. Он был совершенно лыс; блеск золотых зубов соперничал с блеском цепочки от часов, украшавшей его толстый живот.
– Спасибо, я держусь. Вы тоже в хорошей форме, хотя, конечно, вы еще молодой человек.
Поль, понимающе улыбаясь, искал верный тон, чтобы изложить свою просьбу.
– А как вам нравится наша новая Германия? Тусклые глаза, немигающие, как у рыбы, встретили взгляд Поля. Всего несколько секунд они пристально смотрели в глаза друг другу, но этого времени хватило Полю, чтобы понять, как себя вести с этим человеком. Следует быть предельно откровенным. Смиренная или вкрадчивая неопределенность: «Между прочим, mein Herr, я случайно узнал…» – только позабавит этого человека, который придет в восторг от его, Поля, замешательства.
Поэтому он ответил вопросом на вопрос:
– Как вы можете задавать подобный вопрос мне, еврею, герр фон Медлер? Вы должны понимать, что я могу только презирать вашу новую Германию.
Рот Медлера открылся от удивления, и золотые зубы засверкали.
– В таком случае что привело вас сюда?
– Многое. Во-первых, я повидался с родственниками.
– А! И один из них имеет неприятности с властями.
– Нет, не мой родственник. Но здесь есть один молодой человек, сын моего друга. Я хотел просить у вас совета и помощи.
– Вы знаете, когда вы позвонили, я сначала подумал, что вы хотите обсудить мои счета. Но по зрелом размышлении я понял, что должно быть что-то вроде этого.
Немец зажег сигару. Его пальцы ощупывали ее, наслаждаясь фактурой.
– У меня много таких просьб.
– Это только свидетельствует о том, что происходит.
– Да, наконец мы чистим свой дом, скребем его от подвала до чердака, выбрасывая мусор.
У Поля заныли мышцы шеи от напряжения, его лицо горело, но он говорил спокойным и уверенным голосом:
– Я американец. Ваше правительство – это ваше дело. Вы будете жить или умирать с ним. Я приехал к вам не обсуждать положение в вашей стране. Разрешите мне сказать о деле, приведшем меня к вам. Я буду краток.
– Я очень занятой человек, герр Вернер. И, как я уже сказал вам, я устал от подобных просьб. Они все одинаковы. Кроме того, я не политик.
– Можно не быть политиком, но иметь влияние в обществе. Политики – слуги влиятельных людей, а вы – влиятельный человек.
Немец выпустил дым, отложил сигару и скривился:
– Вы льстите мне.
– Вовсе нет. Я говорю то, что есть. Вы выслушаете мою просьбу или нет?
– Да, давайте.
Рассказ был достаточно короток. Фон Медлер закрыл глаза и прислонился к спинке кресла. Ручная вышивка, заметил Поль, двое рыцарей на конях на зеленом фоне. Возможно, рукоделие той маленькой рыжей курицы, которая открывала ему дверь.
– Мальчик не опасен, – закончил Поль свой рассказ, – глуп, возможно, но не опасен.
Он стал думать, что еще можно добавить, если в этом человеке вдруг шевельнется чувство жалости.
– Единственный сын вдовы, как я говорил вам. Доктора Илзе Хершфельд.
Фон Медлер открыл глаза.
– Рискну предположить, что вдова очаровательна? Да?
– Герр фон Медлер, я не видел эту женщину тринадцать лет.
– Так вы беспокоитесь только о том, чтобы спасти другого еврея?
– Чтобы исправить преступную ошибку. В вашей стране есть еще тысячи таких людей, которым я помог бы, если бы имел возможность, и не все из них евреи, кстати.
– А если я не смотрю на эти дела как на преступные ошибки, зачем мне тогда помогать? Вы можете сказать мне?
Этот человек начинал наслаждаться ситуацией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97