После отъезда отца Мэг вошла в комнату, являвшуюся кабинетом; Донал сидел за письменным столом.
– Я пришла сказать тебе, что ты сделал для моего отца нечто необыкновенное. Для него это похоже на чудо. Я пришла поблагодарить тебя.
Он резко обернулся. Его глаза поблескивали.
– Я заключил хорошую сделку. Я был рад сделать это. Он неплохой, глуповат временами, но он вытащил себя сам в свое время. Как я. Мне бы не хотелось увидеть, как его отбросило назад, откуда он начинал.
– Я понимаю, – скованно произнесла она, – и ценю. Правда. Больше, чем я могу выразить.
Донал уже давно не выглядел таким дружелюбным.
– Итак, мир, Мэг? – спросил он.
– Я миролюбивая женщина, ты бы должен это знать.
– Да, я понимаю. Сядь, пожалуйста.
Он выдвинул стул. Когда она садилась, их колени слегка соприкоснулись. По ее телу пробежали мурашки, она вспомнила, что в другое время он бы наклонился и поцеловал ее или притянул к себе на колени.
– Я больше не сержусь, – говорил он, – я все продумал. Кто-то, Ли или Поль, скорее Поль, обманули тебя.
– Нет, – возразила Мэг, – никто меня не обманывал.
– Ну что за разница кто! Мне не следовало принимать это близко к сердцу. Ты была не в себе, но все равно оставалась невинной. Вот что мне нравится в тебе больше всего – твоя невинность. Люблю в тебе это. Я ведь люблю тебя, ты знаешь.
Она надула губы:
– В последнее время ты не выказывал своей любви.
– Я был обижен. По-настоящему обижен. Глубоко обижен.
В глазах Мэг стояли слезы:
– Я тоже, Донал.
– Тогда мы квиты. Иди и поцелуй меня. Он встал и крепко обнял ее:
– Вот так. Так лучше. Так ведь лучше, Мэг? Хорошо было снова оказаться в его объятиях. Как будто вернулась домой. Интересно, смогла бы она действительно уйти от него? Потому что он все еще притягивал к себе, притягивал, даже когда она была подавленной и испуганной. Даже тогда. Он сказал, отпуская ее:
– Если бы не белый день и не полный дом, я бы унес тебя наверх. Ты ведь снова готова?
Две слезинки упали. Она вытерла их и улыбнулась:
– Наверное, да.
– Ты всегда готова. Вот еще что я люблю в тебе. Послушай, возьмем детей в китайский ресторан сегодня? Мы давно этого не делали.
Новости о чудесном спасении Элфи обошли всю семью.
– Он будет преуспевать, этот Донал. Когда-нибудь паника и депрессия закончатся, – заметил Поль.
– Мистер Герберт Гувер говорит, что сейчас время покупать.
– Точно. Сейчас время покупать, если есть на что.
– Должны пройти годы… – проговорила Ли.
– Не важно. Однажды это закончится, и тогда Донал будет ходить в счастливчиках со своей недвижимостью. Кое-кто его недооценивает, но только не я.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
От отца, благотворителя и лидера общины, Поль унаследовал привычку время от времени беседовать с равви.
Это был тот самый равви, который женил их с Мариан. Теперь это был древний старец.
– А как ваши дела? Я надеюсь, Мариан здорова и счастлива?
Поль непринужденно улыбнулся:
– Все хорошо, спасибо.
Интересно, пришел бы в ужас этот добрый старик, если бы знал правду, – вероятнее всего, нет, потому что он прожил долгую жизнь и знал, что многое в этой жизни не так, как следует быть.
– Да, в такие времена, как сейчас, мы должны еще больше поддерживать мир и любовь в доме, – сказал равви. – Это единственное место, где можно хоть как-то укрыться от бурь.
Он закурил трубку и продолжал:
– Этот негодяй в Германии заполняет лагеря невинными. Это безумие.
– Организованное безумие. Вчера я зашел в кино посмотреть новости и увидел нацистское факельное шествие. Тысячи маршируют, и сотни тысяч приветствуют, как будто они все одурманены чем-то, превратившим их из разумных людей в дикарей.
– У тебя в Германии родственники. Они что-нибудь пишут тебе?
– Мой кузен, да сохранит его Бог, образованный чудак. Долгое время он уверял меня, что Гитлер ничего не добьется. А теперь, когда Гитлер добился-таки, он пишет, что сообщения преувеличены, что арестовывают в основном коммунистов и возмутителей спокойствия, которые того и заслуживают.
– Но ведь возможно, что он с умыслом написал это.
– Не понимаю.
– Посмотри. Это копия каблограммы из Еврейской общины Берлина. Они призывают все здешние организации прекратить клеветать на германское правительство лживыми сообщениями и прекратить бойкот немецких товаров. Кажется, мы наносим незаслуженный вред Германии и германским гражданам, если они евреи.
– Но какой смысл в их призывах?
– Очевидно, им сказали, что для них будет лучше, если они постараются успокоить нас.
– Что же в этом случае нам лучше предпринять?
– Иногда мне кажется, что все бесполезно. Будущее мрачно, и чем скорее они все убегут оттуда, тем лучше.
– Но куда им ехать? Кто примет их?
В ответ было молчание. По улице проехал автомобиль с громкоговорителем, выкрикивавшим обычные предвыборные лозунги. У Поля мелькнула мысль, что, кто бы ни победил, тот или этот, никто не смажет двери ночью, чтобы выпустить людей.
После минутного молчания Поль заметил:
– Конечно, о происходящем лучше следить не по письмам, а по собственным впечатлениям, с места действия, так сказать.
– Я не знаю, Поль. Ты так известен в еврейских кругах своей деятельностью, что я бы не удивился, если бы у них было целое досье на тебя. Я не думаю, что поездка в Германию для тебя такая уж безопасная.
Поль вспомнил, как оказался на улице с Йахимом. Играл оркестр, и люди шли рядом с ними – мужчины с жестокими страшными лицами и женщины, которые в своем исступлении казались еще страшнее. Он помнил, что они несли цветы. Потом были ружья, и они с Йахимом оказались в западне на узкой улочке…
– Возможно, вы правы… – согласился Поль. – Все равно я сейчас завязан с больницей. Сейчас тяжелые времена. Люди не могут выполнить своих обязательств, а новое крыло здания больницы ждет своего завершения. Нет, сейчас я очень занят.
* * *
В ту ночь он не спал. Он смотрел на тени на потолке, его мысли блуждали. Он вспомнил день, когда увиделся с Айрис в кафе, вспомнил их любовь с Анной. Его мысли были подобны бродяге, подбирающему бумажки в случайных местах на дороге. Он мысленно вернулся в дом Элфи, где провел столько летних вечеров с Мариан, которая сейчас спала на соседней кровати, беспомощная и наивная. Он мог вспомнить каждый уголок в доме Элфи, теннисный корт, и бассейн, и дорожку через кедровую рощу, где он впервые поцеловал Мариан.
Засыпая, Поль видел какой-то мучительный сон: он в кресле дантиста, и ему удаляют все зубы. Но зубы не поддаются. «Как это может быть?!» – закричал он в ужасе и проснулся.
Не поднимая головы, он посмотрел на часы. Было только шесть, и хотя ему хотелось встать, он еще полежал, не желая будить Мариан. И пока он лежал, глядя, как потолок становится из серого сначала жемчужным, а потом белым, в нем зрела мысль, постепенно превратившаяся в твердое решение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
– Я пришла сказать тебе, что ты сделал для моего отца нечто необыкновенное. Для него это похоже на чудо. Я пришла поблагодарить тебя.
Он резко обернулся. Его глаза поблескивали.
– Я заключил хорошую сделку. Я был рад сделать это. Он неплохой, глуповат временами, но он вытащил себя сам в свое время. Как я. Мне бы не хотелось увидеть, как его отбросило назад, откуда он начинал.
– Я понимаю, – скованно произнесла она, – и ценю. Правда. Больше, чем я могу выразить.
Донал уже давно не выглядел таким дружелюбным.
– Итак, мир, Мэг? – спросил он.
– Я миролюбивая женщина, ты бы должен это знать.
– Да, я понимаю. Сядь, пожалуйста.
Он выдвинул стул. Когда она садилась, их колени слегка соприкоснулись. По ее телу пробежали мурашки, она вспомнила, что в другое время он бы наклонился и поцеловал ее или притянул к себе на колени.
– Я больше не сержусь, – говорил он, – я все продумал. Кто-то, Ли или Поль, скорее Поль, обманули тебя.
– Нет, – возразила Мэг, – никто меня не обманывал.
– Ну что за разница кто! Мне не следовало принимать это близко к сердцу. Ты была не в себе, но все равно оставалась невинной. Вот что мне нравится в тебе больше всего – твоя невинность. Люблю в тебе это. Я ведь люблю тебя, ты знаешь.
Она надула губы:
– В последнее время ты не выказывал своей любви.
– Я был обижен. По-настоящему обижен. Глубоко обижен.
В глазах Мэг стояли слезы:
– Я тоже, Донал.
– Тогда мы квиты. Иди и поцелуй меня. Он встал и крепко обнял ее:
– Вот так. Так лучше. Так ведь лучше, Мэг? Хорошо было снова оказаться в его объятиях. Как будто вернулась домой. Интересно, смогла бы она действительно уйти от него? Потому что он все еще притягивал к себе, притягивал, даже когда она была подавленной и испуганной. Даже тогда. Он сказал, отпуская ее:
– Если бы не белый день и не полный дом, я бы унес тебя наверх. Ты ведь снова готова?
Две слезинки упали. Она вытерла их и улыбнулась:
– Наверное, да.
– Ты всегда готова. Вот еще что я люблю в тебе. Послушай, возьмем детей в китайский ресторан сегодня? Мы давно этого не делали.
Новости о чудесном спасении Элфи обошли всю семью.
– Он будет преуспевать, этот Донал. Когда-нибудь паника и депрессия закончатся, – заметил Поль.
– Мистер Герберт Гувер говорит, что сейчас время покупать.
– Точно. Сейчас время покупать, если есть на что.
– Должны пройти годы… – проговорила Ли.
– Не важно. Однажды это закончится, и тогда Донал будет ходить в счастливчиках со своей недвижимостью. Кое-кто его недооценивает, но только не я.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
От отца, благотворителя и лидера общины, Поль унаследовал привычку время от времени беседовать с равви.
Это был тот самый равви, который женил их с Мариан. Теперь это был древний старец.
– А как ваши дела? Я надеюсь, Мариан здорова и счастлива?
Поль непринужденно улыбнулся:
– Все хорошо, спасибо.
Интересно, пришел бы в ужас этот добрый старик, если бы знал правду, – вероятнее всего, нет, потому что он прожил долгую жизнь и знал, что многое в этой жизни не так, как следует быть.
– Да, в такие времена, как сейчас, мы должны еще больше поддерживать мир и любовь в доме, – сказал равви. – Это единственное место, где можно хоть как-то укрыться от бурь.
Он закурил трубку и продолжал:
– Этот негодяй в Германии заполняет лагеря невинными. Это безумие.
– Организованное безумие. Вчера я зашел в кино посмотреть новости и увидел нацистское факельное шествие. Тысячи маршируют, и сотни тысяч приветствуют, как будто они все одурманены чем-то, превратившим их из разумных людей в дикарей.
– У тебя в Германии родственники. Они что-нибудь пишут тебе?
– Мой кузен, да сохранит его Бог, образованный чудак. Долгое время он уверял меня, что Гитлер ничего не добьется. А теперь, когда Гитлер добился-таки, он пишет, что сообщения преувеличены, что арестовывают в основном коммунистов и возмутителей спокойствия, которые того и заслуживают.
– Но ведь возможно, что он с умыслом написал это.
– Не понимаю.
– Посмотри. Это копия каблограммы из Еврейской общины Берлина. Они призывают все здешние организации прекратить клеветать на германское правительство лживыми сообщениями и прекратить бойкот немецких товаров. Кажется, мы наносим незаслуженный вред Германии и германским гражданам, если они евреи.
– Но какой смысл в их призывах?
– Очевидно, им сказали, что для них будет лучше, если они постараются успокоить нас.
– Что же в этом случае нам лучше предпринять?
– Иногда мне кажется, что все бесполезно. Будущее мрачно, и чем скорее они все убегут оттуда, тем лучше.
– Но куда им ехать? Кто примет их?
В ответ было молчание. По улице проехал автомобиль с громкоговорителем, выкрикивавшим обычные предвыборные лозунги. У Поля мелькнула мысль, что, кто бы ни победил, тот или этот, никто не смажет двери ночью, чтобы выпустить людей.
После минутного молчания Поль заметил:
– Конечно, о происходящем лучше следить не по письмам, а по собственным впечатлениям, с места действия, так сказать.
– Я не знаю, Поль. Ты так известен в еврейских кругах своей деятельностью, что я бы не удивился, если бы у них было целое досье на тебя. Я не думаю, что поездка в Германию для тебя такая уж безопасная.
Поль вспомнил, как оказался на улице с Йахимом. Играл оркестр, и люди шли рядом с ними – мужчины с жестокими страшными лицами и женщины, которые в своем исступлении казались еще страшнее. Он помнил, что они несли цветы. Потом были ружья, и они с Йахимом оказались в западне на узкой улочке…
– Возможно, вы правы… – согласился Поль. – Все равно я сейчас завязан с больницей. Сейчас тяжелые времена. Люди не могут выполнить своих обязательств, а новое крыло здания больницы ждет своего завершения. Нет, сейчас я очень занят.
* * *
В ту ночь он не спал. Он смотрел на тени на потолке, его мысли блуждали. Он вспомнил день, когда увиделся с Айрис в кафе, вспомнил их любовь с Анной. Его мысли были подобны бродяге, подбирающему бумажки в случайных местах на дороге. Он мысленно вернулся в дом Элфи, где провел столько летних вечеров с Мариан, которая сейчас спала на соседней кровати, беспомощная и наивная. Он мог вспомнить каждый уголок в доме Элфи, теннисный корт, и бассейн, и дорожку через кедровую рощу, где он впервые поцеловал Мариан.
Засыпая, Поль видел какой-то мучительный сон: он в кресле дантиста, и ему удаляют все зубы. Но зубы не поддаются. «Как это может быть?!» – закричал он в ужасе и проснулся.
Не поднимая головы, он посмотрел на часы. Было только шесть, и хотя ему хотелось встать, он еще полежал, не желая будить Мариан. И пока он лежал, глядя, как потолок становится из серого сначала жемчужным, а потом белым, в нем зрела мысль, постепенно превратившаяся в твердое решение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97