Когда ты училась шить, я ходила ловить рыбу.
– Тебе лучше было бы родиться мальчиком.
К удивлению Дианы, это было сказано без издевки.
– Я тоже так думала, но теперь уже не знаю. Все женское мне ведь не чуждо.
– Потому что нами интересуется так много мужчин? – В ее голосе появились игривые нотки.
Диана только пожала плечами.
Сесили, махнув рукой, радостно заявила:
– Мне теперь все равно, как дурно обошелся со мной Арчи. Моей руки будет просить виконт!
Она наверняка сотню раз произнесла его титул.
– Стоит ему увидеть свою избранницу, как он сразу захочет избавить меня от прозябания в этом забытом Богом месте, защитить меня, я это знаю!
У Дианы вертелось на языке, что виконт по убогому виду замка поймет – приличного приданого не будет, но она не хотела расстраивать сестру.
Отчасти она даже желала, чтобы Сесили вышла замуж. Тогда Диану ждала бы спокойная жизнь без сестры с ее приступами дурного настроения и раздражительности. Но Сесили не могла выйти замуж за лорда Баннастера. Ужасный секрет, связавший их семьи, мог выйти наружу, и тогда виконт в наказание способен был сделать несчастной свою жену.
Но если рядом не будет Сесили с ее наивными девичьими мечтами, не случится ли так, что постепенно она ожесточится оттого, что перестала быть востребованной Лигой?
Сидевшая рядом Сесили наклонилась к ней.
– Обещай, что сегодня наденешь свое лучшее платье и шагу не ступишь в сторону арены для состязаний.
– Ты не боишься, что я уведу его у тебя? – шутливо спросила Диана.
Сесили только засмеялась, а Диане вдруг стало больно, хотя она сама выбрала другую судьбу. И все равно она никогда не смогла бы увести мужчину у своей красавицы сестры. Она давно смирилась со своей неказистостью. И чтобы не продолжать беседу в таком ключе, коротко бросила:
– Увидимся за обедом.
– Проследи, чтобы слуги хорошенько отмыли затоптанный пол.
Сесили всегда предоставляла сестре руководить уборкой замка. Диана почувствовала легкий укор совести за то, что относится к сестре с холодком, но иного та не заслуживала.
Когда Том услышал шаги в соседнем с его темницей помещении, он возненавидел себя за то, что почувствовал облегчение и предвкушение. Вечером он провел долгие часы, пытаясь сокрушить оковы, но добился всего лишь появления нескольких вмятин на металле. Потом он ходил по своей камере, пока не устал, а затем завернулся в одеяло, чтобы уснуть. Его темница была слишком большой, чтобы хранить тепло жаровни, поэтому, когда он проснулся, ему пришлось подвигаться, чтобы согреться.
Наконец-то пришла эта женщина, В ожидании он напрягся. По-прежнему она была одна. Она принесла поднос, ведро воды и еще один наполненный чем-то мешок. Когда она опускала все это на пол – там, докуда он не мог бы дотянуться, – он снова наблюдал за ней. Она была в другом платье – простом, но не из грубой ткани, как у обычных служанок. Или это было процветающее хозяйство, или она была больше чем служанкой. Может быть, любовницей его таинственного похитителя? Но как может любовница выполнять чисто мужские функции обслуживания узника? Это представлялось маловероятным. Ее речь была правильной, но если ее с детства обучали для того, чтобы сделать из нее образцовую горничную, то это объяснимо.
– Как мне называть вас? – спросил Том.
Она уставилась на него так, будто совсем не ожидала услышать спокойный голос.
. – Если я буду кричать на вас, это мне не поможет, – добавил он. – И мне представляется глупым называть вас хозяйкой.
– Мне не дозволено назвать свое имя, – поколебавшись, сказала она.
– Похоже, ваш господин держит вас в большой строгости, хозяйка, – насмешливо произнес он. – Однако мне, его находящемуся в неведении узнику, не следует удивляться, Даже его слугам не позволено называть свои настоящие имена.
Она поджала губы и молчала.
Том решил, что чего-то добиться от нее он сможет единственным способом – завоевав ее симпатию, сделав так, чтобы ей было приятно находиться в его обществе. Больше он не будет кидаться на нее, как взбесившийся зверь. Он будет взывать к свойственным женщинам жалости и чувству вины.
Когда она поставила на пол поднос и подвинула его к нему, он усмехнулся и снова отправил его к ней.
– Хозяйка, вы знаете, я не доверяю вашему повелителю.
Стоя на коленях на холодном полу, она смотрела на него снизу вверх, и глаза у нее были безрадостные. Но я уверяю вас, что пища…
– Если бы речь шла только о вас, я бы поверил. Но я не могу.
Она вздохнула и сняла с подноса полотенце. Рядом с караваем хлеба на подносе лежало несколько яблок и большие куски сыра, еще были горшок с маслом и эль.
– Вы хотите, чтобы я надкусила каждое яблоко? – сухо спросила она.
– Достаточно, если вы просто разделите трапезу со мной. – Он расстелил одеяло и сел напротив нее, скрестив ноги. – Хотите подстелить одеяло?
Видя, что она колеблется, он достал еще одно одеяло и бросил ей. Она расстелила одеяло и села, грациозно поджав ноги. Им обоим было нетрудно дотянуться до подноса.
– Я делаю это только потому, что вы настаиваете, – строго сказала она.
– Разумеется. Вы не хотите, чтобы я голодал. Это благородно с вашей стороны.
Она надкусила яблоко, подняла бровь и бросила яблоко ему. Он поймал его и откусил от него в том же месте. Она нахмурилась, лицо ее приняло озадаченное выражение. Том понял, что обольстить ее легко не удастся. Она скорее всего не была ничьей любовницей. Ладно, он поищет другое средство. Пока он ел яблоко, она разломила каравай хлеба, намазала половину маслом, взяла кусок сыра и яблоко, после чего придвинула к нему поднос с остальной едой.
– Проголодались? – поинтересовался он.
– У меня не было времени поесть. Он намазал маслом свой хлеб.
– Ваш господин заставляет вас много работать.
– У женщины всегда много работы, милорд. Разве ваша мать не была всегда занята, или вы росли, ничего не замечая вокруг, как трава в поле?
Смех превратился в кашель, потому что хлеб застрял у него в горле.
– Теперь я буду знать, что вам свойственно своеобразное чувство юмора, – наконец произнес он улыбаясь.
Она изучающее смотрела на него.
– Вы сегодня слишком обходительны, милорд.
– Какой смысл вести себя по-другому? Ведь я так одинок.
– Я не могу составить вам общество здесь.
– Да я и не надеялся. – Он толкнул к ней поднос. – Вы забыли попробовать эль.
Она вздохнула, сделала большой глоток, снова отправила ему поднос, заскрежетавший по каменному полу темницы. Несколько минут они молча ели. Она откровенно изучающе смотрела на него, и в ее глазах он не заметил ни застенчивости, ни насмешки.
– Все еще раздумываете о моей матери? – спросил Том. – Воображаете, что она была ужасной особой, вырастившей непутевого сына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
– Тебе лучше было бы родиться мальчиком.
К удивлению Дианы, это было сказано без издевки.
– Я тоже так думала, но теперь уже не знаю. Все женское мне ведь не чуждо.
– Потому что нами интересуется так много мужчин? – В ее голосе появились игривые нотки.
Диана только пожала плечами.
Сесили, махнув рукой, радостно заявила:
– Мне теперь все равно, как дурно обошелся со мной Арчи. Моей руки будет просить виконт!
Она наверняка сотню раз произнесла его титул.
– Стоит ему увидеть свою избранницу, как он сразу захочет избавить меня от прозябания в этом забытом Богом месте, защитить меня, я это знаю!
У Дианы вертелось на языке, что виконт по убогому виду замка поймет – приличного приданого не будет, но она не хотела расстраивать сестру.
Отчасти она даже желала, чтобы Сесили вышла замуж. Тогда Диану ждала бы спокойная жизнь без сестры с ее приступами дурного настроения и раздражительности. Но Сесили не могла выйти замуж за лорда Баннастера. Ужасный секрет, связавший их семьи, мог выйти наружу, и тогда виконт в наказание способен был сделать несчастной свою жену.
Но если рядом не будет Сесили с ее наивными девичьими мечтами, не случится ли так, что постепенно она ожесточится оттого, что перестала быть востребованной Лигой?
Сидевшая рядом Сесили наклонилась к ней.
– Обещай, что сегодня наденешь свое лучшее платье и шагу не ступишь в сторону арены для состязаний.
– Ты не боишься, что я уведу его у тебя? – шутливо спросила Диана.
Сесили только засмеялась, а Диане вдруг стало больно, хотя она сама выбрала другую судьбу. И все равно она никогда не смогла бы увести мужчину у своей красавицы сестры. Она давно смирилась со своей неказистостью. И чтобы не продолжать беседу в таком ключе, коротко бросила:
– Увидимся за обедом.
– Проследи, чтобы слуги хорошенько отмыли затоптанный пол.
Сесили всегда предоставляла сестре руководить уборкой замка. Диана почувствовала легкий укор совести за то, что относится к сестре с холодком, но иного та не заслуживала.
Когда Том услышал шаги в соседнем с его темницей помещении, он возненавидел себя за то, что почувствовал облегчение и предвкушение. Вечером он провел долгие часы, пытаясь сокрушить оковы, но добился всего лишь появления нескольких вмятин на металле. Потом он ходил по своей камере, пока не устал, а затем завернулся в одеяло, чтобы уснуть. Его темница была слишком большой, чтобы хранить тепло жаровни, поэтому, когда он проснулся, ему пришлось подвигаться, чтобы согреться.
Наконец-то пришла эта женщина, В ожидании он напрягся. По-прежнему она была одна. Она принесла поднос, ведро воды и еще один наполненный чем-то мешок. Когда она опускала все это на пол – там, докуда он не мог бы дотянуться, – он снова наблюдал за ней. Она была в другом платье – простом, но не из грубой ткани, как у обычных служанок. Или это было процветающее хозяйство, или она была больше чем служанкой. Может быть, любовницей его таинственного похитителя? Но как может любовница выполнять чисто мужские функции обслуживания узника? Это представлялось маловероятным. Ее речь была правильной, но если ее с детства обучали для того, чтобы сделать из нее образцовую горничную, то это объяснимо.
– Как мне называть вас? – спросил Том.
Она уставилась на него так, будто совсем не ожидала услышать спокойный голос.
. – Если я буду кричать на вас, это мне не поможет, – добавил он. – И мне представляется глупым называть вас хозяйкой.
– Мне не дозволено назвать свое имя, – поколебавшись, сказала она.
– Похоже, ваш господин держит вас в большой строгости, хозяйка, – насмешливо произнес он. – Однако мне, его находящемуся в неведении узнику, не следует удивляться, Даже его слугам не позволено называть свои настоящие имена.
Она поджала губы и молчала.
Том решил, что чего-то добиться от нее он сможет единственным способом – завоевав ее симпатию, сделав так, чтобы ей было приятно находиться в его обществе. Больше он не будет кидаться на нее, как взбесившийся зверь. Он будет взывать к свойственным женщинам жалости и чувству вины.
Когда она поставила на пол поднос и подвинула его к нему, он усмехнулся и снова отправил его к ней.
– Хозяйка, вы знаете, я не доверяю вашему повелителю.
Стоя на коленях на холодном полу, она смотрела на него снизу вверх, и глаза у нее были безрадостные. Но я уверяю вас, что пища…
– Если бы речь шла только о вас, я бы поверил. Но я не могу.
Она вздохнула и сняла с подноса полотенце. Рядом с караваем хлеба на подносе лежало несколько яблок и большие куски сыра, еще были горшок с маслом и эль.
– Вы хотите, чтобы я надкусила каждое яблоко? – сухо спросила она.
– Достаточно, если вы просто разделите трапезу со мной. – Он расстелил одеяло и сел напротив нее, скрестив ноги. – Хотите подстелить одеяло?
Видя, что она колеблется, он достал еще одно одеяло и бросил ей. Она расстелила одеяло и села, грациозно поджав ноги. Им обоим было нетрудно дотянуться до подноса.
– Я делаю это только потому, что вы настаиваете, – строго сказала она.
– Разумеется. Вы не хотите, чтобы я голодал. Это благородно с вашей стороны.
Она надкусила яблоко, подняла бровь и бросила яблоко ему. Он поймал его и откусил от него в том же месте. Она нахмурилась, лицо ее приняло озадаченное выражение. Том понял, что обольстить ее легко не удастся. Она скорее всего не была ничьей любовницей. Ладно, он поищет другое средство. Пока он ел яблоко, она разломила каравай хлеба, намазала половину маслом, взяла кусок сыра и яблоко, после чего придвинула к нему поднос с остальной едой.
– Проголодались? – поинтересовался он.
– У меня не было времени поесть. Он намазал маслом свой хлеб.
– Ваш господин заставляет вас много работать.
– У женщины всегда много работы, милорд. Разве ваша мать не была всегда занята, или вы росли, ничего не замечая вокруг, как трава в поле?
Смех превратился в кашель, потому что хлеб застрял у него в горле.
– Теперь я буду знать, что вам свойственно своеобразное чувство юмора, – наконец произнес он улыбаясь.
Она изучающее смотрела на него.
– Вы сегодня слишком обходительны, милорд.
– Какой смысл вести себя по-другому? Ведь я так одинок.
– Я не могу составить вам общество здесь.
– Да я и не надеялся. – Он толкнул к ней поднос. – Вы забыли попробовать эль.
Она вздохнула, сделала большой глоток, снова отправила ему поднос, заскрежетавший по каменному полу темницы. Несколько минут они молча ели. Она откровенно изучающе смотрела на него, и в ее глазах он не заметил ни застенчивости, ни насмешки.
– Все еще раздумываете о моей матери? – спросил Том. – Воображаете, что она была ужасной особой, вырастившей непутевого сына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67