Она оказалась закрытой на ключ, когда вы подошли к ней, не так ли?
Мамут опустил голову.
– Да.
– Почему же только сейчас вы это отрицали?
– Не знаю.
Патон пообещал Ошкорну не вмешиваться в допрос. Однако он не смог удержаться и вступил в разговор:
– Вы хотели скрыть от нас, что подходили к уборной Штута?
У Ошкорна было свое мнение относительно молчания Мамута, но он не высказал его.
– Итак, дверь была заперта на ключ? – настойчиво переспросил он.
– Да… но ключ был в скважине… только я не смог открыть…
– Почему?
– Потому что ключ не годился.
– Что значит – не годился?
– Я повторяю: ключ не годился.
– Чем вы это объясняете?
– Я не объясняю. Это ваше дело – объяснять.
– В общем, потерянное утро! – заключил Патон, когда они вышли из Цирка-Модерн.
Ошкорн не ответил. Для него утро не было потерянным. Он нашел ответ на один из двух небольших вопросов, которые с самого начала задал себе самому, а затем – Па-тону:
«Почему ключ от склада реквизита был вытащен из замочной скважины и отброшен в угол коридора?»
18
Наскоро проглотив свой обед, Жан Рейналь брился. И мысли его вряд ли можно было назвать радостными. Только сейчас, оглядев свой смокинг, он пришел к выводу, что тот весьма нуждается в чистке. А ведь смокинг у него был только один Выходит, придется пропустить несколько театральных спектаклей. И он размышлял, какие бы доводы привести в химчистке, чтобы его костюм почистили как можно скорее.
В дверь постучали. Удивленный, он увидел инспектора Патона.
– Простите за столь поздний визит. Я обдумал наш утренний разговор… Но, прошу вас, покончите прежде со своей щетиной…
Не дожидаясь приглашения, Патон сел, внимательно и не без иронии взглянул на Жана Рейналя.
– Да не дрожите вы так, а то порежетесь!
– Я дрожу? Да помилуйте!
– И не говорите, что это от холода, у вас здесь просто жарко!
– Я дрожу? Я?
– Между прочим, хотя дело, конечно, не мое, скажу вам, что вы зря пользуетесь опасной бритвой, вы слишком нервный человек! Конечно, я застал вас врасплох, вы вряд ли ожидали моего визита…
Жан Рейналь бросил беспокойный взгляд на стенные часы. Слава Богу, до поднятия занавеса в театре «Монпарнас» оставалось еще больше часу. Он отделается тем, что потратится на такси. Потому что ни за что на свете он не хотел бы пропустить этот спектакль, где должна была играть Маргерит Жамуа – травести в роли Лорензацио. Это его, Жана Рейналя, козырь! Ведь он не один раз писал в своих обзорах, что Маргерит Жамуа была бы великолепнейшим Лорензацио! И вот наконец она вняла его призыву!
Ему ни на секунду не пришло в голову, что Маргерит Жамуа наверняка никогда не читала «Газету Вара» или «Эхо Мюрьера». Но факт оставался фактом: Маргерит Жамуа играла Лорензацио!
Тем временем Патон продолжал:
– Как я сейчас сказал вам, я обдумал наш утренний разговор. Вы можете представить мне доказательство, что именно тридцатого марта были в театре «Варьете», а не в Цирке-Модерн?
Оправившись от шока, в который поверг его неожиданный визит инспектора, и добрив свой подбородок, Жан Рейналь обтер лицо и стал перед Патоном.
– У меня нет доказательства. Мое журналистское самолюбие будет уязвлено, но я должен признаться: я слишком малая птаха для того, чтобы надеяться на большое внимание администрации театров, надеяться, что меня заметили и запомнили. Вот если бы я представлял какую-нибудь крупную ежедневную парижскую газету…
Он на несколько секунд задумался.
– Может, там что-нибудь для вас найдется? Посмотрите в ящике с бумагами. Я туда сваливаю приглашения, которые мне присылают, программки спектаклей, на которых бываю. Попробую отыскать для вас программу от тридцатого марта.
Он запустил руку в ящик и вытащил оттуда пачку бумажек.
– Это было полгода назад? Тогда надо копать глубже.
Опустившись на колени, он вытащил, еще одну пачку пригласительных билетов и программок и наконец с победной улыбкой протянул Патону испещренный карандашными пометками листок.
Патон изучил программку, сунул ее себе в карман, просмотрел другие программы и отметил про себя, что на большинстве из них нет никаких пометок. Он также положил в карман приглашение, которое протянул ему Жан Рейналь.
– Вот доказательство тому, что я был в «Варьете». Видите, на программке я набросал свои впечатления! – довольно наивно заявил он.
– Да, но из всех программок эта – почти единственная, на полях которой есть пометки. Должен ли я сделать из этого вывод, что на остальных спектаклях, программы которых вы мне показали, вы не присутствовали?
Жан Рейналь покусал себе губы, потом сказал:
– Должен вам заметить, что очень трудно заполучить программу, не будучи на спектакле.
– Вероятно. Но программа помечается датой премьеры, в данном случае, тридцатого марта. А где доказательство, что вы были там именно в этот день? Вы вполне могли присутствовать на одном из последующих спектаклей!
Жан Рейналь не ответил.
Вот чего Патон терпеть не мог, так это выходить из дому вечером. Но, пожалуй, только вечером он имел шанс застать контролеров «Варьете» в полном составе. Он рассудил, что не стоит идти туда, когда они в запарке. Лучше пойти к четверти десятого. Это вполне позволяло ему сходить домой пообедать, даже спокойно пообедать, и с наслаждением выкурить послеобеденную сигару…
…Когда он вышел из «Варьете», то с горечью вынужден был признаться себе, что зря потратил время, которое мог бы провести с большей пользой. Ничего особенного он не узнал. Да, действительно, 30 марта была премьера «Человека за бортом». Многие театральные обозреватели пришли без приглашения и были выдворены. Патон описал контролерам Жана Рейналя, но никто из них его не припомнил.
Итак, ничто не свидетельствовало о том, что Жан Рейналь солгал, как, впрочем, и о том, что он сказал правду.
19
Консьерж рассеянно взглянул на незнакомца, который спрашивал, у себя ли месье Марсель Био.
– Думаю, что уже ушел в цирк. Но подымитесь все же, это на пятом, третья дверь по коридору направо.
Визитер не позвонил у третьей двери. Уже готов был позвонить, но не позвонил.
Голос, который был ему хорошо знаком, умоляюще говорил за дверью:
– Марсель, милый, надо что-то делать! Действуй! Поезжай путешествовать, делай что-нибудь! Но только не сиди вот так, ты сойдешь с ума!
Послышался смех, потом мужской голос произнес:
– Сойду с ума! Что ж, вполне возможно! Ведь и правда от этого можно сойти с ума!
Наступила долгая пауза, потом снова послышался мужской голос:
– Цирк! Пора идти в цирк!
– Не ходи! Не ходи туда! Умоляю! Тебе будет еще хуже!
– Я не могу не пойти, ты же прекрасно это знаешь! Пусти меня, Преста!
Неожиданно дверь распахнулась. Однако человек, что подслушивал под дверью, успел отскочить в сторону, в угол коридора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Мамут опустил голову.
– Да.
– Почему же только сейчас вы это отрицали?
– Не знаю.
Патон пообещал Ошкорну не вмешиваться в допрос. Однако он не смог удержаться и вступил в разговор:
– Вы хотели скрыть от нас, что подходили к уборной Штута?
У Ошкорна было свое мнение относительно молчания Мамута, но он не высказал его.
– Итак, дверь была заперта на ключ? – настойчиво переспросил он.
– Да… но ключ был в скважине… только я не смог открыть…
– Почему?
– Потому что ключ не годился.
– Что значит – не годился?
– Я повторяю: ключ не годился.
– Чем вы это объясняете?
– Я не объясняю. Это ваше дело – объяснять.
– В общем, потерянное утро! – заключил Патон, когда они вышли из Цирка-Модерн.
Ошкорн не ответил. Для него утро не было потерянным. Он нашел ответ на один из двух небольших вопросов, которые с самого начала задал себе самому, а затем – Па-тону:
«Почему ключ от склада реквизита был вытащен из замочной скважины и отброшен в угол коридора?»
18
Наскоро проглотив свой обед, Жан Рейналь брился. И мысли его вряд ли можно было назвать радостными. Только сейчас, оглядев свой смокинг, он пришел к выводу, что тот весьма нуждается в чистке. А ведь смокинг у него был только один Выходит, придется пропустить несколько театральных спектаклей. И он размышлял, какие бы доводы привести в химчистке, чтобы его костюм почистили как можно скорее.
В дверь постучали. Удивленный, он увидел инспектора Патона.
– Простите за столь поздний визит. Я обдумал наш утренний разговор… Но, прошу вас, покончите прежде со своей щетиной…
Не дожидаясь приглашения, Патон сел, внимательно и не без иронии взглянул на Жана Рейналя.
– Да не дрожите вы так, а то порежетесь!
– Я дрожу? Да помилуйте!
– И не говорите, что это от холода, у вас здесь просто жарко!
– Я дрожу? Я?
– Между прочим, хотя дело, конечно, не мое, скажу вам, что вы зря пользуетесь опасной бритвой, вы слишком нервный человек! Конечно, я застал вас врасплох, вы вряд ли ожидали моего визита…
Жан Рейналь бросил беспокойный взгляд на стенные часы. Слава Богу, до поднятия занавеса в театре «Монпарнас» оставалось еще больше часу. Он отделается тем, что потратится на такси. Потому что ни за что на свете он не хотел бы пропустить этот спектакль, где должна была играть Маргерит Жамуа – травести в роли Лорензацио. Это его, Жана Рейналя, козырь! Ведь он не один раз писал в своих обзорах, что Маргерит Жамуа была бы великолепнейшим Лорензацио! И вот наконец она вняла его призыву!
Ему ни на секунду не пришло в голову, что Маргерит Жамуа наверняка никогда не читала «Газету Вара» или «Эхо Мюрьера». Но факт оставался фактом: Маргерит Жамуа играла Лорензацио!
Тем временем Патон продолжал:
– Как я сейчас сказал вам, я обдумал наш утренний разговор. Вы можете представить мне доказательство, что именно тридцатого марта были в театре «Варьете», а не в Цирке-Модерн?
Оправившись от шока, в который поверг его неожиданный визит инспектора, и добрив свой подбородок, Жан Рейналь обтер лицо и стал перед Патоном.
– У меня нет доказательства. Мое журналистское самолюбие будет уязвлено, но я должен признаться: я слишком малая птаха для того, чтобы надеяться на большое внимание администрации театров, надеяться, что меня заметили и запомнили. Вот если бы я представлял какую-нибудь крупную ежедневную парижскую газету…
Он на несколько секунд задумался.
– Может, там что-нибудь для вас найдется? Посмотрите в ящике с бумагами. Я туда сваливаю приглашения, которые мне присылают, программки спектаклей, на которых бываю. Попробую отыскать для вас программу от тридцатого марта.
Он запустил руку в ящик и вытащил оттуда пачку бумажек.
– Это было полгода назад? Тогда надо копать глубже.
Опустившись на колени, он вытащил, еще одну пачку пригласительных билетов и программок и наконец с победной улыбкой протянул Патону испещренный карандашными пометками листок.
Патон изучил программку, сунул ее себе в карман, просмотрел другие программы и отметил про себя, что на большинстве из них нет никаких пометок. Он также положил в карман приглашение, которое протянул ему Жан Рейналь.
– Вот доказательство тому, что я был в «Варьете». Видите, на программке я набросал свои впечатления! – довольно наивно заявил он.
– Да, но из всех программок эта – почти единственная, на полях которой есть пометки. Должен ли я сделать из этого вывод, что на остальных спектаклях, программы которых вы мне показали, вы не присутствовали?
Жан Рейналь покусал себе губы, потом сказал:
– Должен вам заметить, что очень трудно заполучить программу, не будучи на спектакле.
– Вероятно. Но программа помечается датой премьеры, в данном случае, тридцатого марта. А где доказательство, что вы были там именно в этот день? Вы вполне могли присутствовать на одном из последующих спектаклей!
Жан Рейналь не ответил.
Вот чего Патон терпеть не мог, так это выходить из дому вечером. Но, пожалуй, только вечером он имел шанс застать контролеров «Варьете» в полном составе. Он рассудил, что не стоит идти туда, когда они в запарке. Лучше пойти к четверти десятого. Это вполне позволяло ему сходить домой пообедать, даже спокойно пообедать, и с наслаждением выкурить послеобеденную сигару…
…Когда он вышел из «Варьете», то с горечью вынужден был признаться себе, что зря потратил время, которое мог бы провести с большей пользой. Ничего особенного он не узнал. Да, действительно, 30 марта была премьера «Человека за бортом». Многие театральные обозреватели пришли без приглашения и были выдворены. Патон описал контролерам Жана Рейналя, но никто из них его не припомнил.
Итак, ничто не свидетельствовало о том, что Жан Рейналь солгал, как, впрочем, и о том, что он сказал правду.
19
Консьерж рассеянно взглянул на незнакомца, который спрашивал, у себя ли месье Марсель Био.
– Думаю, что уже ушел в цирк. Но подымитесь все же, это на пятом, третья дверь по коридору направо.
Визитер не позвонил у третьей двери. Уже готов был позвонить, но не позвонил.
Голос, который был ему хорошо знаком, умоляюще говорил за дверью:
– Марсель, милый, надо что-то делать! Действуй! Поезжай путешествовать, делай что-нибудь! Но только не сиди вот так, ты сойдешь с ума!
Послышался смех, потом мужской голос произнес:
– Сойду с ума! Что ж, вполне возможно! Ведь и правда от этого можно сойти с ума!
Наступила долгая пауза, потом снова послышался мужской голос:
– Цирк! Пора идти в цирк!
– Не ходи! Не ходи туда! Умоляю! Тебе будет еще хуже!
– Я не могу не пойти, ты же прекрасно это знаешь! Пусти меня, Преста!
Неожиданно дверь распахнулась. Однако человек, что подслушивал под дверью, успел отскочить в сторону, в угол коридора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40