Ведь она сейчас лучшая наездница-гимнастка в Европе.
– Что же удерживает ее здесь? Или, вернее, кто удерживает?
– Не знаю.
– Как зовут шофера мадам Лора?
Ошкорн снова вмешался в допрос Патона и задал один из тех неуместных вопросов, смысл которых был понятен только ему самому. Жан де Латест с удивлением повернулся к молодому инспектору.
– Жан Дюпен.
– А как фамилия мадам Лора?
– Но… мадам Лора… мадам Филипп Лора…
– А я думал, что Лора ее имя.
– Мы никогда не позволили бы себе называть ее по имени!
Патон пожал плечами Вот еще один совершенно никчемный вопрос! Личность мадам Лора была установлена вчера вечером комиссаром квартала.
«Праздные вопросы», – думал Патон. Однако за время своей работы с Ошкорном он уже не раз имел возможность убедиться, что ненужные на первый взгляд вопросы Ошкорна впоследствии всегда оказываются первостепенными.
Такова уж была У Ошкорна манера вести расследование. И нельзя было отрицать, что подчас его метод давал превосходные результаты. В трех последних расследованиях, которые они вели вместе, верной оказалась версия Ошкорна. Теперь Патон горел желанием взять реванш. Уж на этот-то раз убийцу найдет он. В протоколах, которые он вел во время допросов, он подчеркивал вопросы, заданные Ошкорном, чтобы впоследствии вернуться к ним и наедине продумать их смысл на свежую голову.
Патон подробно расспросил Жана де Латеста о Пале и Штуте.
Штут пошел по стопам своего отца, известного мима. Когда мода на пантомиму прошла, отец заключил контракт на амплуа паяца с Цирком-Модерн, директором которого был в ту пору месье Осмон. Отец Штута исполнял роль «огюста» при клоуне Мюше, в то время звезде их цирка.
– А сам Штут, – рассказывал Жан де Латест, – прошел в цирке через все амплуа: был жонглером, воздушным гимнастом и так далее… Потом уехал в провинцию, там повстречался с Палем, и с тех пор они выступают вместе. К ним пришел успех. К тому времени Осмона уже сменил Бержере, и он заключил с ними контракт. Через некоторое время Паль и Штут потребовали от администрации уволить Мюша, старого клоуна, а их рекламировать в афишах как ведущих артистов.
– Кто потребовал увольнения Мюша, Паль или Штут?
– Не знаю.
Этот вопрос задал Ошкорн, и он отметил про себя, что, отвечая, Жан де Латест отвел глаза.
– Интересно было бы уточнить это, – тихо сказал Ошкорн. – А каковы были ваши отношения с Штутом?
– Прекрасные. Он был милейший человек, мягкий, даже немного робкий. И уж точно не болтливый.
– А ваши отношения с ним как с директором?
– Еще более прекрасные! Чаще всего, особенно вначале, он почти не вмешивался в дела, предоставив все мне.
– Почему вы говорите – вначале?
– Разве я сказал так?
Жан де Латест, казалось, смутился, но тут же взял себя в руки.
– Да, конечно, вначале, он же был совсем новичком в делах! Он ничего не понимал в управлении цирком. Ведь до тех пор он находился по другую сторону барьера. Потом, со временем, у него появилось желание войти в курс дела.
Но он все равно держался скромно и, давая какие-нибудь указания, всегда боялся обидеть меня.
– Короче, цирком управляли вы?
– Да нет, не совсем. Ведь есть еще и мадам Лора…
– Она активно вникает во все дела?
– Нет, не слишком… временами… в основном – робкие попытки…
– Выходит, по существу цирком управляете все-таки вы?
– Ну, если вам угодно.
Патон пометил в своем блокноте, что Штут вначале мало занимался административной работой, почти полностью передоверив ее Жану де Латесту.
– А что за человек Паль?
– Только мудрец разгадает, кто такой Паль на самом деле. Он никогда о себе не рассказывает. Впрочем, о других он тоже никогда не говорит.
– Он что, никогда ни с кем не разговаривает?
– Да, он молчун. Много говорит только на манеже.
– Как складывалась его карьера?
– Этого никто не знает. Только он сам мог бы рассказать вам об этом.
– Кто главный в группе клоунов?
– По-видимому, Паль. Во всяком случае, я так думаю. Совершенно очевидно, что ведущий в программе – Паль, он утверждает номера. Вы думаете, будь у Штута талант настоящего клоуна, он стал бы «огюстом» Паля? Смирился бы с той гротескной ролью, которую играет, в то время как роль Паля куда более престижна?
– Что вы можете сказать об отношениях мадам Лора и Штута?
– Это вопрос интимный, меня он совершенно не касается… Я вынужден промолчать…
Промолчать!.. Ошкорн, не скрывая легкой иронии, взглянул на него. Во время предыдущего расследования Жан де Латест привел довольно много подробностей о связи мадам Лора и Штута.
Мадам Лора, вдова, слыла сказочно богатой. Как-то вечером, случайно забредя в цирк, она, сама того не ожидая, была совершенно покорена Палем. Оба клоуна посмеивались над этой седовласой поклонницей более чем неопределенного возраста, которая изводила Паля, без конца приглашая его вместе пообедать.
Потом она открылась, кто она такая: богатая вдова крупного промышленника. Бержере, который в ту пору испытывал денежные затруднения, устроил дело так, что она купила его долю акций цирка, а с ним заключила контракт. Цирк как собственность ускользнул от Бержере, но он остался в нем директором. К великому удивлению всех, мадам Лора, которая вначале интересовалась только Палем, дала покорить себя Штуту. И вскоре эта страсть целиком поглотила ее.
Итак, власть Бержере значительно поуменьшилась, хотя он сохранил пост директора. А мадам Лора стала почти полновластной владелицей цирка, и она добросовестно играла эту роль. Приезжала каждое утро, давала несколько указаний, иногда присутствовала на прогонах… Но на деле полновластным хозяином оставался Бержере.
После смерти Бержере ни для кого не стало неожиданностью, что мадам Лора доверила пост директора Штуту.
– А теперь, после смерти Штута, кто же будет директором теперь? – спросил Ошкорн.
– Не знаю…
– Паль, наверное…
Жан де Латест вдруг вздрогнул, словно его поразила молния. Он возвысил голос, почти закричал.
– Почему Паль?
– А почему бы и не Паль? Главный администратор сбавил тон:
– Да, в конце концов почему бы и не Паль?.. Но ведь Паль – артист, мечтатель…
– А Штут?..
– Штут был совсем иным человеком. Конечно, он тоже был артистом, но он все же в немалой степени обладал практической жилкой. И потом… к чему бы ему иначе становиться любовником мадам Лора?..
– В таком случае, вы, быть может? – тихо спросил Ошкорн.
Жан де Латест чуть заметно покраснел и сделал рукой слабый, безвольный жест.
«Честолюбив, – ответил про себя Ошкорн. – А куда может завести человека честолюбие?»
8
Наступила очередь Людовико.
Ошкорн был удивлен: Людовико оказался совсем не таким, каким представлялся ему. Он запомнил его словно невесомым существом, пренебрегающим законом земного тяготения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Что же удерживает ее здесь? Или, вернее, кто удерживает?
– Не знаю.
– Как зовут шофера мадам Лора?
Ошкорн снова вмешался в допрос Патона и задал один из тех неуместных вопросов, смысл которых был понятен только ему самому. Жан де Латест с удивлением повернулся к молодому инспектору.
– Жан Дюпен.
– А как фамилия мадам Лора?
– Но… мадам Лора… мадам Филипп Лора…
– А я думал, что Лора ее имя.
– Мы никогда не позволили бы себе называть ее по имени!
Патон пожал плечами Вот еще один совершенно никчемный вопрос! Личность мадам Лора была установлена вчера вечером комиссаром квартала.
«Праздные вопросы», – думал Патон. Однако за время своей работы с Ошкорном он уже не раз имел возможность убедиться, что ненужные на первый взгляд вопросы Ошкорна впоследствии всегда оказываются первостепенными.
Такова уж была У Ошкорна манера вести расследование. И нельзя было отрицать, что подчас его метод давал превосходные результаты. В трех последних расследованиях, которые они вели вместе, верной оказалась версия Ошкорна. Теперь Патон горел желанием взять реванш. Уж на этот-то раз убийцу найдет он. В протоколах, которые он вел во время допросов, он подчеркивал вопросы, заданные Ошкорном, чтобы впоследствии вернуться к ним и наедине продумать их смысл на свежую голову.
Патон подробно расспросил Жана де Латеста о Пале и Штуте.
Штут пошел по стопам своего отца, известного мима. Когда мода на пантомиму прошла, отец заключил контракт на амплуа паяца с Цирком-Модерн, директором которого был в ту пору месье Осмон. Отец Штута исполнял роль «огюста» при клоуне Мюше, в то время звезде их цирка.
– А сам Штут, – рассказывал Жан де Латест, – прошел в цирке через все амплуа: был жонглером, воздушным гимнастом и так далее… Потом уехал в провинцию, там повстречался с Палем, и с тех пор они выступают вместе. К ним пришел успех. К тому времени Осмона уже сменил Бержере, и он заключил с ними контракт. Через некоторое время Паль и Штут потребовали от администрации уволить Мюша, старого клоуна, а их рекламировать в афишах как ведущих артистов.
– Кто потребовал увольнения Мюша, Паль или Штут?
– Не знаю.
Этот вопрос задал Ошкорн, и он отметил про себя, что, отвечая, Жан де Латест отвел глаза.
– Интересно было бы уточнить это, – тихо сказал Ошкорн. – А каковы были ваши отношения с Штутом?
– Прекрасные. Он был милейший человек, мягкий, даже немного робкий. И уж точно не болтливый.
– А ваши отношения с ним как с директором?
– Еще более прекрасные! Чаще всего, особенно вначале, он почти не вмешивался в дела, предоставив все мне.
– Почему вы говорите – вначале?
– Разве я сказал так?
Жан де Латест, казалось, смутился, но тут же взял себя в руки.
– Да, конечно, вначале, он же был совсем новичком в делах! Он ничего не понимал в управлении цирком. Ведь до тех пор он находился по другую сторону барьера. Потом, со временем, у него появилось желание войти в курс дела.
Но он все равно держался скромно и, давая какие-нибудь указания, всегда боялся обидеть меня.
– Короче, цирком управляли вы?
– Да нет, не совсем. Ведь есть еще и мадам Лора…
– Она активно вникает во все дела?
– Нет, не слишком… временами… в основном – робкие попытки…
– Выходит, по существу цирком управляете все-таки вы?
– Ну, если вам угодно.
Патон пометил в своем блокноте, что Штут вначале мало занимался административной работой, почти полностью передоверив ее Жану де Латесту.
– А что за человек Паль?
– Только мудрец разгадает, кто такой Паль на самом деле. Он никогда о себе не рассказывает. Впрочем, о других он тоже никогда не говорит.
– Он что, никогда ни с кем не разговаривает?
– Да, он молчун. Много говорит только на манеже.
– Как складывалась его карьера?
– Этого никто не знает. Только он сам мог бы рассказать вам об этом.
– Кто главный в группе клоунов?
– По-видимому, Паль. Во всяком случае, я так думаю. Совершенно очевидно, что ведущий в программе – Паль, он утверждает номера. Вы думаете, будь у Штута талант настоящего клоуна, он стал бы «огюстом» Паля? Смирился бы с той гротескной ролью, которую играет, в то время как роль Паля куда более престижна?
– Что вы можете сказать об отношениях мадам Лора и Штута?
– Это вопрос интимный, меня он совершенно не касается… Я вынужден промолчать…
Промолчать!.. Ошкорн, не скрывая легкой иронии, взглянул на него. Во время предыдущего расследования Жан де Латест привел довольно много подробностей о связи мадам Лора и Штута.
Мадам Лора, вдова, слыла сказочно богатой. Как-то вечером, случайно забредя в цирк, она, сама того не ожидая, была совершенно покорена Палем. Оба клоуна посмеивались над этой седовласой поклонницей более чем неопределенного возраста, которая изводила Паля, без конца приглашая его вместе пообедать.
Потом она открылась, кто она такая: богатая вдова крупного промышленника. Бержере, который в ту пору испытывал денежные затруднения, устроил дело так, что она купила его долю акций цирка, а с ним заключила контракт. Цирк как собственность ускользнул от Бержере, но он остался в нем директором. К великому удивлению всех, мадам Лора, которая вначале интересовалась только Палем, дала покорить себя Штуту. И вскоре эта страсть целиком поглотила ее.
Итак, власть Бержере значительно поуменьшилась, хотя он сохранил пост директора. А мадам Лора стала почти полновластной владелицей цирка, и она добросовестно играла эту роль. Приезжала каждое утро, давала несколько указаний, иногда присутствовала на прогонах… Но на деле полновластным хозяином оставался Бержере.
После смерти Бержере ни для кого не стало неожиданностью, что мадам Лора доверила пост директора Штуту.
– А теперь, после смерти Штута, кто же будет директором теперь? – спросил Ошкорн.
– Не знаю…
– Паль, наверное…
Жан де Латест вдруг вздрогнул, словно его поразила молния. Он возвысил голос, почти закричал.
– Почему Паль?
– А почему бы и не Паль? Главный администратор сбавил тон:
– Да, в конце концов почему бы и не Паль?.. Но ведь Паль – артист, мечтатель…
– А Штут?..
– Штут был совсем иным человеком. Конечно, он тоже был артистом, но он все же в немалой степени обладал практической жилкой. И потом… к чему бы ему иначе становиться любовником мадам Лора?..
– В таком случае, вы, быть может? – тихо спросил Ошкорн.
Жан де Латест чуть заметно покраснел и сделал рукой слабый, безвольный жест.
«Честолюбив, – ответил про себя Ошкорн. – А куда может завести человека честолюбие?»
8
Наступила очередь Людовико.
Ошкорн был удивлен: Людовико оказался совсем не таким, каким представлялся ему. Он запомнил его словно невесомым существом, пренебрегающим законом земного тяготения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40