Совсем как в детстве, на Ставрополье… И кто-то там, кто-то среди деревьев, в глубине сада. Я, кажется, знаю, кто это. Он пришел за мной… Он пришел за мной…ОН…
* * *
– Она бредит, – сказал Жуковский, выпрямляясь. Секунду назад он склонялся над лежащей Оксаной, пытаясь понять, расслышать, что она говорит. Андрей тоже шагнул к ее постели и напряг слух.
– Что она сказала, дядя Саша? – прошептал он.
– Страж Вишен, – ответил Жуковский, почему-то при этом улыбаясь.
– Что? – не понял Андрей.
– Она тебе не рассказывала? Пойдем. Я объясню.
Они вышли из палаты в коридор, и Жуковский рассказал Саше о легенде, которую они с Оксаной в детстве впервые услыхали от Оксаниной бабушки.
– Красивая история, – сказал Андрей. И, помолчав, добавил, совсем тихо: – Дядя Саша, с мамой все будет в порядке?
– Конечно, сынок, – Жуковский положил юноше руку на плечо. – Давай посидим. Или, может, кофе?.. Тут есть автомат, в конце коридора.
– Нет, я ничего не хочу. Это я виноват, что с мамой такое…
– Ты? С чего ты это взял?
Андрей рассказал ему о своем разговоре с матерью, о том, какую новость преподнес ей Никулин.
– Ах, вот оно в чем дело…, – задумчиво проговорил Жуковский. – Совпадения, совпадения… На них и построен весь мир. Как ты думаешь, Андрюша?
– Мне сейчас не до этого. Я очень беспокоюсь за маму. Она такая сильная… Ведь трудно – быть все время сильной. Особенно для женщины.
– И для мужчины тоже, – добавил Жуковский. – Я постараюсь помочь твоей маме. Один старый отшельник в Китае научил меня готовить хитрый отвар из трав. Я сам видел, как этим средством он излечил ребенка в деревне. А ведь все считали, что ребенок вот-вот умрет.
– Я почему-то не верю в такие снадобья, – сказал Андрей.
Областной центр
Казарьянц ощущал, что настал, наконец, час его триумфа. Он выполнил и перевыполнил заказ Вахи, и теперь вполне мог рассчитывать на вторую половину гонорара. Сычев был в могиле, Никулин – за решеткой, а Огородникова – на больничной койке. Конечно, в определенной мере, этому поспособствовали обстоятельства. Кто, к примеру, ожидал, что Сычев-младший привезет из Питера материалы, обличающие Никулина как нечестного дельца, да еще встретится с Денисом и передаст эти бесценные материалы ему в руки?! Да и нервный срыв мадам Огородниковой – тоже, положим, сюрприз. Но главная работа проделана им, Казарьянцем, а это означает одно – путь ко всем лакомым кускам областного бизнеса для загадочного чеченца открыт.
Но, вместе с тем, что-то не давало покоя многоопытному полковнику. Где-то в глубине его души копошился червь сомнения. Уж очень легко все получилось. Нет, не легко на самом деле – надо было слетать к черту на кулички, вытащить из тюрьмы этого урода Ковша, «подписать» его на участие в покушении на Никулина (вернее, в инсценировке покушения). Потом – устранить Ковша и с помощью людей Вахи окончательно убедить Никулина в том, что охоту на него открыл никто иной, как Сыч. Зная мстительный нрав Павла Игнатьевича, можно было предположить, что ответные меры не заставят себя ждать. Так и случилось – самонадеянный Сыч «сыграл в ящик».
Сложнее было с самим Никулиным. Владелец «Регион-банка» казался непотопляемым. Но и на него нашлась управа. Арест Козыря, верного подручного Сыча, полковник вначале расценил как отрицательный фактор – ведь он надеялся, что отчаянный уголовник захочет отплатить Никулину за смерть босса. Однако Козырь своими показаниями положил начало делу против Павла Игнатьевича. Делу об убийстве. Даже о двух убийствах – местные мальчишки очень кстати наткнулись в лесу на труп столичного банкира Замятина. Сразу вспомнилось, что хозяин «Зари» был человеком Никулина, а в последнее время связался с фирмой «ОКО», намереваясь продать мадам Огородниковой свой захиревший банк…
Разгром региональной бизнес-элиты был впечатляющим. Никулин не скоро поднимется теперь, даже если и избежит тюрьмы, думал Казарьянц. В крайнем случае, уйдет в депутаты, но, по-любому, уберется из области. Леон Ованесович невольно поежился, представив себе, что было бы, если б Никулин вдруг узнал, кто стоит за всеми неудачами, свалившимися на его голову. Такого врага не желал себе даже он, высший офицер одной из самых влиятельных силовых структур в стране.
«Надо бы подстраховаться, – решил Казарьянц. – Подкину-ка я идейку Геннадию Яковлевичу – насчет того, чтобы Козырь оказался в одной камере с Павлом Игнатьевичем…»
* * *
Загремели тяжелые железные засовы. Дверь отворилась, впуская в камеру второго человека – худощавого, бледного, лет сорока– сорока пяти. Он сразу же занял нижние нары – напротив Никулина. Павел Игнатьевич скользнул по нему равнодушным взглядом и снова прикрыл глаза, откинулся на стену – так легче думалось.
– Закурить есть? – невежливо, на блатной манер спросил вновь прибывший.
– Здороваться надо, когда в «хату» входишь, – не открывая глаз, процедил Никулин.
– Чего-о-о?! Ты меня понятиям учить будешь, фрайер?
– Заткнись, – тихо, усталым голосом попросил Никулин.
– Да ты знаешь, кто я такой?! Я – Козырь! Ты другана моего, Сыча, замочить велел. Я тебя урою, пёс!..
Сокамерник бросился на Павла Игнатьевича, намереваясь схватить его за горло. Но у него это не вышло – Никулин успел согнуть ногу в колене, уперся подошвой Козырю в грудь и с силой отпихнул его от себя. Бандит отлетел назад и ударился затылком о стену.
– Паску-уда!!! – завопил он, держась за голову. – На куски порву!!.
На крик явился конвоир.
– В чем дело? Почему шумим?
– Я прошу вас удалить отсюда этого человека, – бесстрастным тоном заявил Никулин. – Если он ненормальный, то пусть его держат в отдельной камере.
Конвоир несколько секунд тупо смотрел на двух заключенных, соображая, как поступить. Затем сказал:
– Хорошо, я доложу руководству, – и снова запер дверь камеры.
– Успокоился? – обратился к Козырю Никулин. Тот смотрел на него с нескрываемой ненавистью, все еще массируя ушибленный затылок.
– Дурак ты, Козырь. Законченный глупец. Впрочем, среди вас, отморозков, это нормальное явление.
– Фильтруй базар, падла…, – ответил Козырь, не проявляя, однако, попытки напасть на соседа по камере повторно.
– Пойми, что тот, кто убрал Сыча, оказал тебе большую услугу. Ты теперь – номер первый. Как выйдешь – город будет твой. А я, когда выберусь отсюда, тоже тебя не забуду. Так что ты подумай, прежде чем с кулаками на меня бросаться.
Козырь действительно задумался, изредка бросая на Никулина неприязненные взгляды. С ходу понять, что имеет в виду его сокамерник, было явно ему не по силам.
* * *
Петю Сычева мучили сомнения. Правильно ли он поступил, отдав материалы этому вежливому капитану из ФСБ? И что скажет дедушка? Неужели осудит за то, что внук отказался от убийства?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
* * *
– Она бредит, – сказал Жуковский, выпрямляясь. Секунду назад он склонялся над лежащей Оксаной, пытаясь понять, расслышать, что она говорит. Андрей тоже шагнул к ее постели и напряг слух.
– Что она сказала, дядя Саша? – прошептал он.
– Страж Вишен, – ответил Жуковский, почему-то при этом улыбаясь.
– Что? – не понял Андрей.
– Она тебе не рассказывала? Пойдем. Я объясню.
Они вышли из палаты в коридор, и Жуковский рассказал Саше о легенде, которую они с Оксаной в детстве впервые услыхали от Оксаниной бабушки.
– Красивая история, – сказал Андрей. И, помолчав, добавил, совсем тихо: – Дядя Саша, с мамой все будет в порядке?
– Конечно, сынок, – Жуковский положил юноше руку на плечо. – Давай посидим. Или, может, кофе?.. Тут есть автомат, в конце коридора.
– Нет, я ничего не хочу. Это я виноват, что с мамой такое…
– Ты? С чего ты это взял?
Андрей рассказал ему о своем разговоре с матерью, о том, какую новость преподнес ей Никулин.
– Ах, вот оно в чем дело…, – задумчиво проговорил Жуковский. – Совпадения, совпадения… На них и построен весь мир. Как ты думаешь, Андрюша?
– Мне сейчас не до этого. Я очень беспокоюсь за маму. Она такая сильная… Ведь трудно – быть все время сильной. Особенно для женщины.
– И для мужчины тоже, – добавил Жуковский. – Я постараюсь помочь твоей маме. Один старый отшельник в Китае научил меня готовить хитрый отвар из трав. Я сам видел, как этим средством он излечил ребенка в деревне. А ведь все считали, что ребенок вот-вот умрет.
– Я почему-то не верю в такие снадобья, – сказал Андрей.
Областной центр
Казарьянц ощущал, что настал, наконец, час его триумфа. Он выполнил и перевыполнил заказ Вахи, и теперь вполне мог рассчитывать на вторую половину гонорара. Сычев был в могиле, Никулин – за решеткой, а Огородникова – на больничной койке. Конечно, в определенной мере, этому поспособствовали обстоятельства. Кто, к примеру, ожидал, что Сычев-младший привезет из Питера материалы, обличающие Никулина как нечестного дельца, да еще встретится с Денисом и передаст эти бесценные материалы ему в руки?! Да и нервный срыв мадам Огородниковой – тоже, положим, сюрприз. Но главная работа проделана им, Казарьянцем, а это означает одно – путь ко всем лакомым кускам областного бизнеса для загадочного чеченца открыт.
Но, вместе с тем, что-то не давало покоя многоопытному полковнику. Где-то в глубине его души копошился червь сомнения. Уж очень легко все получилось. Нет, не легко на самом деле – надо было слетать к черту на кулички, вытащить из тюрьмы этого урода Ковша, «подписать» его на участие в покушении на Никулина (вернее, в инсценировке покушения). Потом – устранить Ковша и с помощью людей Вахи окончательно убедить Никулина в том, что охоту на него открыл никто иной, как Сыч. Зная мстительный нрав Павла Игнатьевича, можно было предположить, что ответные меры не заставят себя ждать. Так и случилось – самонадеянный Сыч «сыграл в ящик».
Сложнее было с самим Никулиным. Владелец «Регион-банка» казался непотопляемым. Но и на него нашлась управа. Арест Козыря, верного подручного Сыча, полковник вначале расценил как отрицательный фактор – ведь он надеялся, что отчаянный уголовник захочет отплатить Никулину за смерть босса. Однако Козырь своими показаниями положил начало делу против Павла Игнатьевича. Делу об убийстве. Даже о двух убийствах – местные мальчишки очень кстати наткнулись в лесу на труп столичного банкира Замятина. Сразу вспомнилось, что хозяин «Зари» был человеком Никулина, а в последнее время связался с фирмой «ОКО», намереваясь продать мадам Огородниковой свой захиревший банк…
Разгром региональной бизнес-элиты был впечатляющим. Никулин не скоро поднимется теперь, даже если и избежит тюрьмы, думал Казарьянц. В крайнем случае, уйдет в депутаты, но, по-любому, уберется из области. Леон Ованесович невольно поежился, представив себе, что было бы, если б Никулин вдруг узнал, кто стоит за всеми неудачами, свалившимися на его голову. Такого врага не желал себе даже он, высший офицер одной из самых влиятельных силовых структур в стране.
«Надо бы подстраховаться, – решил Казарьянц. – Подкину-ка я идейку Геннадию Яковлевичу – насчет того, чтобы Козырь оказался в одной камере с Павлом Игнатьевичем…»
* * *
Загремели тяжелые железные засовы. Дверь отворилась, впуская в камеру второго человека – худощавого, бледного, лет сорока– сорока пяти. Он сразу же занял нижние нары – напротив Никулина. Павел Игнатьевич скользнул по нему равнодушным взглядом и снова прикрыл глаза, откинулся на стену – так легче думалось.
– Закурить есть? – невежливо, на блатной манер спросил вновь прибывший.
– Здороваться надо, когда в «хату» входишь, – не открывая глаз, процедил Никулин.
– Чего-о-о?! Ты меня понятиям учить будешь, фрайер?
– Заткнись, – тихо, усталым голосом попросил Никулин.
– Да ты знаешь, кто я такой?! Я – Козырь! Ты другана моего, Сыча, замочить велел. Я тебя урою, пёс!..
Сокамерник бросился на Павла Игнатьевича, намереваясь схватить его за горло. Но у него это не вышло – Никулин успел согнуть ногу в колене, уперся подошвой Козырю в грудь и с силой отпихнул его от себя. Бандит отлетел назад и ударился затылком о стену.
– Паску-уда!!! – завопил он, держась за голову. – На куски порву!!.
На крик явился конвоир.
– В чем дело? Почему шумим?
– Я прошу вас удалить отсюда этого человека, – бесстрастным тоном заявил Никулин. – Если он ненормальный, то пусть его держат в отдельной камере.
Конвоир несколько секунд тупо смотрел на двух заключенных, соображая, как поступить. Затем сказал:
– Хорошо, я доложу руководству, – и снова запер дверь камеры.
– Успокоился? – обратился к Козырю Никулин. Тот смотрел на него с нескрываемой ненавистью, все еще массируя ушибленный затылок.
– Дурак ты, Козырь. Законченный глупец. Впрочем, среди вас, отморозков, это нормальное явление.
– Фильтруй базар, падла…, – ответил Козырь, не проявляя, однако, попытки напасть на соседа по камере повторно.
– Пойми, что тот, кто убрал Сыча, оказал тебе большую услугу. Ты теперь – номер первый. Как выйдешь – город будет твой. А я, когда выберусь отсюда, тоже тебя не забуду. Так что ты подумай, прежде чем с кулаками на меня бросаться.
Козырь действительно задумался, изредка бросая на Никулина неприязненные взгляды. С ходу понять, что имеет в виду его сокамерник, было явно ему не по силам.
* * *
Петю Сычева мучили сомнения. Правильно ли он поступил, отдав материалы этому вежливому капитану из ФСБ? И что скажет дедушка? Неужели осудит за то, что внук отказался от убийства?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60