Все было ей дано, все она совершила не сама собою, а
руководимая чьею-то высшею волею. Сознавая все свое ничтожество, полная
стыда, смиренно преклонилась она перед тем, кто читал в глубине ее сердца.
В ту же минуту она почувствовала, как зажглась в ней, как бы от удара
молнии, светлая, божественная искра, искра духа святого.
- Дочь тины! - сказал христианин. - Из тины, из земли ты взята, из
земли же ты и восстанешь! Солнечный луч, что животворит твое тело,
сознательно стремится слиться со своим источником; но источник его не
солнце, а сам Бог! Ни одна душа в мире не погибает; но медленно течет вся
жизнь земная и есть лишь единый миг вечности. Я явился к тебе из обители
мертвых; некогда и ты совершишь тот же путь через глубокие долины в горные
светлые селения, где обитают Милость и Совершенство. Я поведу тебя теперь,
но не в Хедебю для восприятия крещения, - ты должна сначала прорвать
пелену, стелющуюся над глубоким болотом, и освободить живой корень твоей
жизни и колыбели, выполнить свое дело, прежде нежели удостоишься
посвящения!
И, посадив ее на лошадь, он протянул ей золотую кадильницу, похожую
на ту, что Хельга видела раньше в замке викинга; из кадильницы струился
ароматный фимиам. Рана на лбу убитого христианина сияла, точно диадема. Он
взял крест, возвышавшийся над курганом, и высоко поднял его перед собою;
они понеслись по воздуху над шумящим лесом, над курганами, под которыми
были погребены герои, верхом на своих добрых конях. И могучие тени
поднялись, выехали и остановились на вершинах курганов; лунный свет играл
на золотых обручах, красовавшихся на лбах героев; плащи их развевались по
ветру. Дракон, страж сокровищ, поднял голову и смотрел воздушным путникам
вслед. Карлики выглядывали на них из холмов, из борозд, проведенных
плугом, мелькая голубыми, красными и зелеными огоньками, - словно сотни
искр перебегали по золе, оставшейся после сгоревшей бумаги.
Они пролетали над лесами, степями, озерами и трясинами, направляясь к
Дикому болоту. Долетев до него, они принялись реять над ним: христианин
высоко поднимал крест, блестевший, точно золотой, а из уст его лились
священные песнопения; Хельга вторила ему, как дитя вторит песне матери, и
кадила при этом золотою кадильницей. Из кадильницы струился такой сильный,
чудодейственный фимиам, что осока и тростник зацвели, а со дна болота
поднялись зеленые стебли, все, что только носило в себе зародыш жизни,
пустило ростки и вышло на свет Божий. На поверхности воды раскинулся
роскошный цветочный ковер из кувшинок, а на нем покоилась в глубоком сне
молодая женщина дивной красоты. Хельга подумала, что видит в зеркале вод
свое собственное отражение, но это была ее мать, супруга болотного царя,
египетская принцесса.
Христианин повелел спящей подняться на лошадь, и та опустилась под
новою тяжестью, точно свободно висящий в воздухе саван, но христианин
осенил ее крестным знамением, и тень вновь окрепла. Все трое выехали на
твердую почву.
Пропел петух во дворе замка викинга, и видения рассеялись в воздухе,
как туман от дуновения ветра. Мать и дочь очутились лицом к лицу.
- Не себя ли я вижу в глубокой воде? - спросила мать.
- Не мое ли это отражение в водяном зеркале? - промолвила дочь.
Они приблизились друг к другу и крепко обнялись. Сердце матери
забилось сильнее, и она поняла почему.
- Мое дитя, цветок моего сердца, мой лотос из глубины вод!
И она опять обняла дочь и заплакала; эти слезы были для Хельги новым
крещением, возрождавшим ее к жизни и любви.
- Я прилетела на болото в лебедином оперении и здесь сбросила его с
себя! - начала свой рассказ мать. - Ступив на зыбкую почву, я погрузилась
в болотную тину, которая сразу же сомкнулась над моей головой. Скоро я
почувствовала приток свежей воды, и какая-то неведомая сила увлекала меня
все глубже и глубже; веки мои отяжелели, и я заснула... Во сне мне
грезилось, что я опять внутри египетской пирамиды, но передо мной -
колеблющийся ольховый пень, который так испугал меня на поверхности
болота. Я рассматривала трещины на его коре, и они вдруг засветились и
стали иероглифами - передо мной очутилась мумия. Наружная оболочка ее
вдруг распалась, и оттуда выступил древний царь, покоившийся тысячи лет,
черный как смоль, лоснящийся, как лесная улитка или жирная, черная
болотная грязь. Был ли передо мною сам болотный царь, или мумия - я уж
перестала понимать. Он обвил меня руками, и мне показалось, что я умираю.
Очнулась я, почувствовав на своей груди что-то теплое: на груди у меня
сидела, трепеща крылышками, птичка, щебетала и пела. Потом она взлетела с
моей груди кверху, к черному, тяжелому своду, но длинная зеленая лента
привязывала ее ко мне. Я поняла ее тоскливое щебетанье: "На волю, на волю,
к отцу!" Мне вспомнился мой отец, залитая солнцем родина, вся моя жизнь,
моя любовь... И я развязала узел, отпустила птичку на волю к отцу! С той
минуты я уже не видела никаких снов и спала непробудно, пока сейчас меня
не вызвали со дна болота эти звуки и аромат!
Где же развевалась, где была теперь зеленая лента, привязывавшая
птичку к сердцу матери? Видел ее лишь аист, лентой ведь был зеленый
стебель, узлом - яркий цветок - колыбель малютки, которая теперь
превратилась в юную красавицу девушку и опять покоилась на груди у матери.
А в то время, как они стояли обнявшись на берегу болота, над ними
кружился аист. Он быстро слетал назад, в гнездо, за спрятанными там
давным-давно оперениями и бросил их матери с дочерью. Они сейчас же
накинули их на себя и поднялись на воздух в виде белых лебедок.
- Теперь поговорим! - сказал аист. - Теперь мы поймем друг друга,
хотя клюв не у всех птиц скроен одинаково!.. Хорошо, что вы явились как
раз сегодня ночью: днем нас бы уже не было тут. И я, и жена, и птенцы -
все улетаем поутру на юг! Я ведь старый знакомый ваш с нильских берегов! И
жена моя тут же, со мною; сердце у нее добрее, чем язык! Она всегда
говорила, что принцесса выпутается из беды! А я и птенцы наши перенесли
сюда лебединые перья!.. Ну, очень рад! Ведь это просто счастье, что я еще
здесь! На заре мы улетаем всей компанией! Мы полетим вперед, только не
отставайте, и вы не собьетесь с дороги! Мы с птенцами будем, впрочем,
присматривать за вами.
- И я принесу с собой на родину лотос! - сказала египетская
принцесса. - Он летит рядом со мною в лебедином оперении! Цветок моего
сердца со мною - вот как это все разрешилось! Домой теперь, домой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
руководимая чьею-то высшею волею. Сознавая все свое ничтожество, полная
стыда, смиренно преклонилась она перед тем, кто читал в глубине ее сердца.
В ту же минуту она почувствовала, как зажглась в ней, как бы от удара
молнии, светлая, божественная искра, искра духа святого.
- Дочь тины! - сказал христианин. - Из тины, из земли ты взята, из
земли же ты и восстанешь! Солнечный луч, что животворит твое тело,
сознательно стремится слиться со своим источником; но источник его не
солнце, а сам Бог! Ни одна душа в мире не погибает; но медленно течет вся
жизнь земная и есть лишь единый миг вечности. Я явился к тебе из обители
мертвых; некогда и ты совершишь тот же путь через глубокие долины в горные
светлые селения, где обитают Милость и Совершенство. Я поведу тебя теперь,
но не в Хедебю для восприятия крещения, - ты должна сначала прорвать
пелену, стелющуюся над глубоким болотом, и освободить живой корень твоей
жизни и колыбели, выполнить свое дело, прежде нежели удостоишься
посвящения!
И, посадив ее на лошадь, он протянул ей золотую кадильницу, похожую
на ту, что Хельга видела раньше в замке викинга; из кадильницы струился
ароматный фимиам. Рана на лбу убитого христианина сияла, точно диадема. Он
взял крест, возвышавшийся над курганом, и высоко поднял его перед собою;
они понеслись по воздуху над шумящим лесом, над курганами, под которыми
были погребены герои, верхом на своих добрых конях. И могучие тени
поднялись, выехали и остановились на вершинах курганов; лунный свет играл
на золотых обручах, красовавшихся на лбах героев; плащи их развевались по
ветру. Дракон, страж сокровищ, поднял голову и смотрел воздушным путникам
вслед. Карлики выглядывали на них из холмов, из борозд, проведенных
плугом, мелькая голубыми, красными и зелеными огоньками, - словно сотни
искр перебегали по золе, оставшейся после сгоревшей бумаги.
Они пролетали над лесами, степями, озерами и трясинами, направляясь к
Дикому болоту. Долетев до него, они принялись реять над ним: христианин
высоко поднимал крест, блестевший, точно золотой, а из уст его лились
священные песнопения; Хельга вторила ему, как дитя вторит песне матери, и
кадила при этом золотою кадильницей. Из кадильницы струился такой сильный,
чудодейственный фимиам, что осока и тростник зацвели, а со дна болота
поднялись зеленые стебли, все, что только носило в себе зародыш жизни,
пустило ростки и вышло на свет Божий. На поверхности воды раскинулся
роскошный цветочный ковер из кувшинок, а на нем покоилась в глубоком сне
молодая женщина дивной красоты. Хельга подумала, что видит в зеркале вод
свое собственное отражение, но это была ее мать, супруга болотного царя,
египетская принцесса.
Христианин повелел спящей подняться на лошадь, и та опустилась под
новою тяжестью, точно свободно висящий в воздухе саван, но христианин
осенил ее крестным знамением, и тень вновь окрепла. Все трое выехали на
твердую почву.
Пропел петух во дворе замка викинга, и видения рассеялись в воздухе,
как туман от дуновения ветра. Мать и дочь очутились лицом к лицу.
- Не себя ли я вижу в глубокой воде? - спросила мать.
- Не мое ли это отражение в водяном зеркале? - промолвила дочь.
Они приблизились друг к другу и крепко обнялись. Сердце матери
забилось сильнее, и она поняла почему.
- Мое дитя, цветок моего сердца, мой лотос из глубины вод!
И она опять обняла дочь и заплакала; эти слезы были для Хельги новым
крещением, возрождавшим ее к жизни и любви.
- Я прилетела на болото в лебедином оперении и здесь сбросила его с
себя! - начала свой рассказ мать. - Ступив на зыбкую почву, я погрузилась
в болотную тину, которая сразу же сомкнулась над моей головой. Скоро я
почувствовала приток свежей воды, и какая-то неведомая сила увлекала меня
все глубже и глубже; веки мои отяжелели, и я заснула... Во сне мне
грезилось, что я опять внутри египетской пирамиды, но передо мной -
колеблющийся ольховый пень, который так испугал меня на поверхности
болота. Я рассматривала трещины на его коре, и они вдруг засветились и
стали иероглифами - передо мной очутилась мумия. Наружная оболочка ее
вдруг распалась, и оттуда выступил древний царь, покоившийся тысячи лет,
черный как смоль, лоснящийся, как лесная улитка или жирная, черная
болотная грязь. Был ли передо мною сам болотный царь, или мумия - я уж
перестала понимать. Он обвил меня руками, и мне показалось, что я умираю.
Очнулась я, почувствовав на своей груди что-то теплое: на груди у меня
сидела, трепеща крылышками, птичка, щебетала и пела. Потом она взлетела с
моей груди кверху, к черному, тяжелому своду, но длинная зеленая лента
привязывала ее ко мне. Я поняла ее тоскливое щебетанье: "На волю, на волю,
к отцу!" Мне вспомнился мой отец, залитая солнцем родина, вся моя жизнь,
моя любовь... И я развязала узел, отпустила птичку на волю к отцу! С той
минуты я уже не видела никаких снов и спала непробудно, пока сейчас меня
не вызвали со дна болота эти звуки и аромат!
Где же развевалась, где была теперь зеленая лента, привязывавшая
птичку к сердцу матери? Видел ее лишь аист, лентой ведь был зеленый
стебель, узлом - яркий цветок - колыбель малютки, которая теперь
превратилась в юную красавицу девушку и опять покоилась на груди у матери.
А в то время, как они стояли обнявшись на берегу болота, над ними
кружился аист. Он быстро слетал назад, в гнездо, за спрятанными там
давным-давно оперениями и бросил их матери с дочерью. Они сейчас же
накинули их на себя и поднялись на воздух в виде белых лебедок.
- Теперь поговорим! - сказал аист. - Теперь мы поймем друг друга,
хотя клюв не у всех птиц скроен одинаково!.. Хорошо, что вы явились как
раз сегодня ночью: днем нас бы уже не было тут. И я, и жена, и птенцы -
все улетаем поутру на юг! Я ведь старый знакомый ваш с нильских берегов! И
жена моя тут же, со мною; сердце у нее добрее, чем язык! Она всегда
говорила, что принцесса выпутается из беды! А я и птенцы наши перенесли
сюда лебединые перья!.. Ну, очень рад! Ведь это просто счастье, что я еще
здесь! На заре мы улетаем всей компанией! Мы полетим вперед, только не
отставайте, и вы не собьетесь с дороги! Мы с птенцами будем, впрочем,
присматривать за вами.
- И я принесу с собой на родину лотос! - сказала египетская
принцесса. - Он летит рядом со мною в лебедином оперении! Цветок моего
сердца со мною - вот как это все разрешилось! Домой теперь, домой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11