Родственники и слуги
окружали ложе.
И вдруг в покой влетели две прекрасные лебедки, прилетевшие вместе с
аистами. Они сбросили с себя оперения, и все присутствовавшие увидали двух
красавиц, похожих друг на друга, как две капли воды. Они приблизились к
бледному, увядшему старцу и откинули назад свои длинные волосы. Хельга
склонилась к деду, и в ту же минуту щеки его окрасились румянцем, глаза
заблистали, жизнь вернулась в окоченевшее тело. Старец встал помолодевшим,
здоровым, бодрым! Дочь и внучка взяли его за руки, точно для утреннего
приветствия после длинного тяжелого сна.
Что за радость воцарилась во дворце! В гнезде аистов тоже радовались
- главным образом, впрочем, хорошему корму и обилию лягушек. Ученые
впопыхах записывали историю обеих принцесс и целебного цветка, принесшего
с собою счастье и радость всей стране и всему царствующему дому, аисты же
рассказывали ее своим птенцам, но, конечно, по-своему, и не прежде, чем
все наелись досыта, - не то у них нашлось бы иное занятие!
- Теперь и тебе перепадет кое-что! - шепнула аистиха мужу. - Уж не
без того!
- А что мне нужно? - сказал аист. - И что я такое сделал? Ничего!
- Ты сделал побольше других! Без тебя и наших птенцов принцессам
вовек не видать бы Египта и не исцелить старика. Конечно, тебе перепадет
за это! Тебя, наверно, удостоят степени доктора, и наши следующие птенцы
уже родятся в этом звании, их птенцы - тоже и так далее! По мне, ты и
теперь ни дать ни взять - египетский доктор!
А ученые и мудрецы продолжали развивать основную мысль, проходившую,
как они говорили, красною нитью через все событие, и толковали ее на
разные лады. "Любовь - родоначальница жизни" - это была основная мысль, а
истолковывали ее так: "Египетская принцесса, как солнечный луч, проникла
во владения болотного царя, и от их встречи произошел цветок..."
- Я не сумею как следует передать их речей! - сказал подслушивавший
эти разговоры аист, когда ему пришлось пересказать их в гнезде. - Они
говорили так длинно и так мудрено, что их сейчас же наградили чинами и
подарками; даже лейб-повар получил орден - должно быть, за суп!
- А ты что получил? - спросила аистиха. - Не следовало бы им забывать
самое главное лицо, а самое главное лицо - это ты! Ученые-то только языком
трепали! Но дойдет еще очередь и до тебя!
Позднею ночью, когда весь дворец, все его счастливые обитатели спали
сладким сном, не спала во всем доме лишь одна живая душа. Это был не аист
- он хоть и стоял возле гнезда на одной ноге, но спал на страже, - не
спала Хельга. Она вышла на террасу и смотрела на чистое, ясное небо,
усеянное большими блестящими звездами, казавшимися ей куда больше и ярче
тех, что она привыкла видеть на севере. Но это были те же самые звезды! И
Хельге вспомнились кроткие глаза жены викинга и слезы, пролитые ею над
своею дочкой-жабой, которая теперь любовалась великолепным звездным небом
на берегу Нила, вдыхая чудный весенний воздух. Она думала о том, как умела
любить эта язычница, какими нежными заботами окружала она жалкое создание,
скрывавшее в себе под человеческою оболочкой звериную натуру, а в звериной
- внушавшее такое отвращение, что противно было на него и взглянуть, не то
что дотронуться! Хельга смотрела на сияющие звезды и вспомнила блеск,
исходивший от чела убитого христианина, когда они летели вместе над лесом
и болотом. В ушах ее снова раздавались те звуки и слова, которые она
слышала от него тогда, когда сидела позади него на лошади: он говорил ей о
великом источнике любви, высшей любви, обнимающей все поколения людские!..
Когда-то страусы славились красотой; крылья их были велики и сильны.
Однажды вечером другие могучие лесные птицы сказали страусу: "Брат,
завтра, бог даст, полетим к реке напиться!" И страус ответил: "Захочу и
полечу!" На заре птицы полетели. Все выше и выше взвивались они, все ближе
и ближе к солнцу, Божьему оку. Страус летел один, впереди всех, горделиво,
стремясь к самому источнику света и полагаясь лишь на свои силы, а не на
подателя их; он говорил не "Бог даст", а "захочу", и вот ангел возмездия
сдернул с раскаленного солнечного диска тонкую пелену - в ту же минуту
крылья страуса опалило, как огнем, и он, бессильный, уничтоженный, упал на
землю. Никогда больше он и весь его род не могли подняться с земли!
Испугавшись чего-нибудь, они мечутся как угорелые, описывая все один и тот
же узкий круг, и служат нам, людям, живым напоминанием и предостережением.
Хельга задумчиво опустила голову, посмотрела на страусов, мечущихся
не то от ужаса, не то от глупой радости при виде своей собственной тени на
белой, освещенной луной, стене, и душою ее овладело серьезное настроение.
Да, ей выпала на долю богатая счастьем жизнь, что же ждет ее впереди? Еще
высшее счастье - "даст Бог!"
Ранней весною, перед отлетом аистов на север, Хельга взяла к себе
золотое кольцо, начертила на нем свое имя и подозвала к себе своего
знакомого аиста. Когда тот приблизился, Хельга надела ему кольцо на шею,
прося отнести его жене викинга, - кольцо скажет ей, что приемная дочь ее
жива, счастлива и помнит о ней.
"Тяжеленько это будет нести! - подумал аист. - Но золото и честь не
выбросишь на дорогу! "Аист приносит счастье", - скажут там на севере!.."
- Ты несешь золото, а не яйца! - сказала аистиха. - Но ты-то
принесешь его только раз, а я несу яйца каждый год! Благодарности же не
дождется ни один из нас! Вот что обидно!
- Довольно и собственного сознания, женушка! - сказал аист.
- Ну, его не повесишь себе на шею! - ответила аистиха. - Оно тебе ни
корму, ни попутного ветра не даст!
И они улетели.
Маленький соловей, распевавший в тамариндовой роще, тоже собирался
улететь на север; в былые времена Хельга часто слышала его возле Дикого
болота. И она дала поручение и соловью: с тех пор, как она полетала в
лебедином оперении, она могла объясняться на птичьем языке и часто
разговаривала и с аистами и с ласточками, которые понимали ее. Соловей
тоже понял ее: она просила его поселиться на Ютландском полуострове в
буковом лесу, где возвышался курган из древесных ветвей и камней, и
уговорить других певчих птичек ухаживать за могилой и, не умолкая, петь
над нею свои песни.
Соловей полетел стрелой, полетело стрелой и время!
Осенью орел, сидевший на вершине пирамиды, увидел приближавшийся
богатый караван; двигались нагруженные сокровищами верблюды, гарцевали на
горячих арабских конях разодетые и вооруженные всадники. Серебристо-белые
кони с красными раздувающимися ноздрями и густыми гривами, ниспадавшими до
тонких стройных ног, горячились и фыркали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
окружали ложе.
И вдруг в покой влетели две прекрасные лебедки, прилетевшие вместе с
аистами. Они сбросили с себя оперения, и все присутствовавшие увидали двух
красавиц, похожих друг на друга, как две капли воды. Они приблизились к
бледному, увядшему старцу и откинули назад свои длинные волосы. Хельга
склонилась к деду, и в ту же минуту щеки его окрасились румянцем, глаза
заблистали, жизнь вернулась в окоченевшее тело. Старец встал помолодевшим,
здоровым, бодрым! Дочь и внучка взяли его за руки, точно для утреннего
приветствия после длинного тяжелого сна.
Что за радость воцарилась во дворце! В гнезде аистов тоже радовались
- главным образом, впрочем, хорошему корму и обилию лягушек. Ученые
впопыхах записывали историю обеих принцесс и целебного цветка, принесшего
с собою счастье и радость всей стране и всему царствующему дому, аисты же
рассказывали ее своим птенцам, но, конечно, по-своему, и не прежде, чем
все наелись досыта, - не то у них нашлось бы иное занятие!
- Теперь и тебе перепадет кое-что! - шепнула аистиха мужу. - Уж не
без того!
- А что мне нужно? - сказал аист. - И что я такое сделал? Ничего!
- Ты сделал побольше других! Без тебя и наших птенцов принцессам
вовек не видать бы Египта и не исцелить старика. Конечно, тебе перепадет
за это! Тебя, наверно, удостоят степени доктора, и наши следующие птенцы
уже родятся в этом звании, их птенцы - тоже и так далее! По мне, ты и
теперь ни дать ни взять - египетский доктор!
А ученые и мудрецы продолжали развивать основную мысль, проходившую,
как они говорили, красною нитью через все событие, и толковали ее на
разные лады. "Любовь - родоначальница жизни" - это была основная мысль, а
истолковывали ее так: "Египетская принцесса, как солнечный луч, проникла
во владения болотного царя, и от их встречи произошел цветок..."
- Я не сумею как следует передать их речей! - сказал подслушивавший
эти разговоры аист, когда ему пришлось пересказать их в гнезде. - Они
говорили так длинно и так мудрено, что их сейчас же наградили чинами и
подарками; даже лейб-повар получил орден - должно быть, за суп!
- А ты что получил? - спросила аистиха. - Не следовало бы им забывать
самое главное лицо, а самое главное лицо - это ты! Ученые-то только языком
трепали! Но дойдет еще очередь и до тебя!
Позднею ночью, когда весь дворец, все его счастливые обитатели спали
сладким сном, не спала во всем доме лишь одна живая душа. Это был не аист
- он хоть и стоял возле гнезда на одной ноге, но спал на страже, - не
спала Хельга. Она вышла на террасу и смотрела на чистое, ясное небо,
усеянное большими блестящими звездами, казавшимися ей куда больше и ярче
тех, что она привыкла видеть на севере. Но это были те же самые звезды! И
Хельге вспомнились кроткие глаза жены викинга и слезы, пролитые ею над
своею дочкой-жабой, которая теперь любовалась великолепным звездным небом
на берегу Нила, вдыхая чудный весенний воздух. Она думала о том, как умела
любить эта язычница, какими нежными заботами окружала она жалкое создание,
скрывавшее в себе под человеческою оболочкой звериную натуру, а в звериной
- внушавшее такое отвращение, что противно было на него и взглянуть, не то
что дотронуться! Хельга смотрела на сияющие звезды и вспомнила блеск,
исходивший от чела убитого христианина, когда они летели вместе над лесом
и болотом. В ушах ее снова раздавались те звуки и слова, которые она
слышала от него тогда, когда сидела позади него на лошади: он говорил ей о
великом источнике любви, высшей любви, обнимающей все поколения людские!..
Когда-то страусы славились красотой; крылья их были велики и сильны.
Однажды вечером другие могучие лесные птицы сказали страусу: "Брат,
завтра, бог даст, полетим к реке напиться!" И страус ответил: "Захочу и
полечу!" На заре птицы полетели. Все выше и выше взвивались они, все ближе
и ближе к солнцу, Божьему оку. Страус летел один, впереди всех, горделиво,
стремясь к самому источнику света и полагаясь лишь на свои силы, а не на
подателя их; он говорил не "Бог даст", а "захочу", и вот ангел возмездия
сдернул с раскаленного солнечного диска тонкую пелену - в ту же минуту
крылья страуса опалило, как огнем, и он, бессильный, уничтоженный, упал на
землю. Никогда больше он и весь его род не могли подняться с земли!
Испугавшись чего-нибудь, они мечутся как угорелые, описывая все один и тот
же узкий круг, и служат нам, людям, живым напоминанием и предостережением.
Хельга задумчиво опустила голову, посмотрела на страусов, мечущихся
не то от ужаса, не то от глупой радости при виде своей собственной тени на
белой, освещенной луной, стене, и душою ее овладело серьезное настроение.
Да, ей выпала на долю богатая счастьем жизнь, что же ждет ее впереди? Еще
высшее счастье - "даст Бог!"
Ранней весною, перед отлетом аистов на север, Хельга взяла к себе
золотое кольцо, начертила на нем свое имя и подозвала к себе своего
знакомого аиста. Когда тот приблизился, Хельга надела ему кольцо на шею,
прося отнести его жене викинга, - кольцо скажет ей, что приемная дочь ее
жива, счастлива и помнит о ней.
"Тяжеленько это будет нести! - подумал аист. - Но золото и честь не
выбросишь на дорогу! "Аист приносит счастье", - скажут там на севере!.."
- Ты несешь золото, а не яйца! - сказала аистиха. - Но ты-то
принесешь его только раз, а я несу яйца каждый год! Благодарности же не
дождется ни один из нас! Вот что обидно!
- Довольно и собственного сознания, женушка! - сказал аист.
- Ну, его не повесишь себе на шею! - ответила аистиха. - Оно тебе ни
корму, ни попутного ветра не даст!
И они улетели.
Маленький соловей, распевавший в тамариндовой роще, тоже собирался
улететь на север; в былые времена Хельга часто слышала его возле Дикого
болота. И она дала поручение и соловью: с тех пор, как она полетала в
лебедином оперении, она могла объясняться на птичьем языке и часто
разговаривала и с аистами и с ласточками, которые понимали ее. Соловей
тоже понял ее: она просила его поселиться на Ютландском полуострове в
буковом лесу, где возвышался курган из древесных ветвей и камней, и
уговорить других певчих птичек ухаживать за могилой и, не умолкая, петь
над нею свои песни.
Соловей полетел стрелой, полетело стрелой и время!
Осенью орел, сидевший на вершине пирамиды, увидел приближавшийся
богатый караван; двигались нагруженные сокровищами верблюды, гарцевали на
горячих арабских конях разодетые и вооруженные всадники. Серебристо-белые
кони с красными раздувающимися ноздрями и густыми гривами, ниспадавшими до
тонких стройных ног, горячились и фыркали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11