При виде этой юной святой девушки, с скрещенными на груди руками и безмятежным ликом, смерь теряла свой ужас. Ее последние слова были: «Благодарю, Отто, я счастлива, да благословит тебя Господь!» Отчаяние лишило меня рассудка. Пока она была жива, ее спокойствие отражалось на мне. Но когда все кончилось, я рычал, как дикий зверь. После стольких лет терпеливого ожидания я терял ее и с нею все!.. А для нее, конечно, там было лучше. В моих объятиях она нашла бы одни огорчения и разочарования. О! Лили, Лили! Я мог бы радоваться теперь о том, что судьба так милостиво охранила тебя, если бы не был в аду!.. На возвратном пути я встретился с Мартыном и сделался тем, чем был всю жизнь потом. Любил себя одного, за исключением, быть может, воспитанника и матери. Я говорю, может быть, потому что не могу даже утверждать, что любил свою мать. Она предалась исполнению религиозных обрядов, и я следовал ее примеру. Я наводил справки об Анне. Ее отец давно умер, но что с ней случилось, никто не знал, и я счел за лучшее забыть о ней.
Седьмое письмо
На земле всему бывает конец, это утешение.
Здесь все вечно! Даже лучи света из рая не доставляют нам утешения или развлечения, а тем менее званые вечера. Адские дамы любят собираться и заниматься сплетнями, как делали они это и при жизни. Иногда я присоединяюсь к ним. Но у нас, когда хочешь осудить ближнего, поневоле рассказываешь про самого себя самые скандальные истории. Легко понять, как весело всем. Всякий говорит по очереди, и всякий против своей воли покрывает себя грязью. Например, красивая дама рассказывала следующее:
– Вы желаете познакомиться с этой парочкой, которая сейчас прошла? Биография их мне известна. Он был игрок, и последние слова его были: пас. Жена в честь смерти его дала пощечину своей горничной, говорят, от страха, чтобы та не разбудила мужа своими криками. Как сегодня помню день его похорон. Мой муж поехал в город, и я знала, что он там останется ночевать, так как не мог никогда расстаться скоро с клубом. Я поэтому дала ему письмо, как будто к приятельнице, но на самом деле назначаемое приятелю.
То был мой двоюродный брат, учивший меня любить. Мой муж не одобрял наших отношений, но так как он сам не сумел преподать мне науку любви, надо же было кому-нибудь пополнить мое воспитание. Итак, первым учителем был мой двоюродный брат. Я чуть не расхохоталась, когда на другой день на вопрос мужа: – Не случилось ли чего в мое отсутствие? – ответила: «Целый день не было ни одной души в доме!»
По злорадному смеху окружающих говорившая сообразила, что сама себя ошельмовала.
– Бывали ль вы в Неаполе? – обратилась она к соседке, чтоб отвлечь общее внимание от собственных похождений.
– О, да! – ответила другая. – Я там знакома была с княгиней З…
И тут началась грязная история о бывшей подруге, но рассказывающая не может остановиться вовремя и незаметно для самой себя переносится к собственным делам:
– Однажды проходила я мимо тюрьмы с моим мужем и у одного решетчатого окна увидела знакомое лицо. На следующий день я получила грязный клочок бумаги, со словами: «Я арестован. Если не спасешь – ты погибла!» Записка была от арестанта, бывшего курьера моего мужа. Я была еще простой горничной, когда с ним знавалась. Мой барин и сын его, оба ухаживали за мной. Окрутить молодого человека нетрудно, но тогда старик мог лишить его наследства. Как быть? Я сговорилась с курьером и бежала с молодым барином. Старик пустился в погоню за нами, но дорогой погиб, неизвестно каким образом. Я же сделалась счастливой женой его сына!
Чего только не разъясняется в аду! И дела давно минувших дней представляются воображению с необыкновенной ясностью. Вспоминаю и я иногда тетю Бетти с ее неизменной, веселой улыбкой, добродушными шутками и старомодным платьем. Как она умела угодить каждому в доме! Лицо ее не выражало никогда ни малейшего раздражения, ни усталости, даже тогда, когда моя мать оскорбляла ее насмешками. Она недовольна была, когда кто-либо напоминал ей, что следует беречь и себя. Всегда занятая хозяйством или каким-нибудь добрым делом, она не находила времени для чтения и говорила, что библиотека ее пригодится ей на старости лет.
Нарядов она не любила. Только изредка вынимала она из шкафов свои платья, шали и шляпы и раскладывала по стульям. Потешно было следить за ней, когда она перебегала от одного к другому, поправляя тут складку, там отдувая пылинку. Иногда даже она надевала на себя какой-нибудь наряд и прогуливалась по городу с видом древней, важной испанской дамы. Но потом все опять запрятывалось в шкафы и на долгое время оставаясь без внимания.
Восьмое письмо
Будучи ребенком, я часто вечером забегал к тете Бетти. Она рассказывала мне сказки и наставляла в религии. Раз как-то сидели мы с ней у окна и смотрели на звезды:
– Что находится за звездочками? – спросил я.
Тетя Бетти не затруднилась ответом.
– За звездами, – сказала она, – находится жилище Бога Отца. Он сидит в большом зале, а по правую руку Его Сын Его. На середине зала горит елка, изукрашенная множеством игрушек, а вокруг нее танцуют дети, которые были добры на земле и после смерти стали ангелами. Они поют хвалебные песни. Когда отдыхают, им раздают игрушки, но елка никогда не пустеет.
– А что такое звезды, тетя?
– Звезды, дитя мое, это окошечки вокруг зала, чрез которые ангелы смотрят на детей, чтоб видеть хорошо ли они ведут себя.
– А куда идут злые дети? – спросил я опять.
У тети Бетти было такое мягкое сердце, что мысль об аде не совмещалась с ее понятиями о благости и всепрощающем милосердии Творца, а потому она ответила:
– Злые дети сидят далеко от Господа Бога!
Но этот ответ не удовлетворил меня.
– Да, – сказала она, – они сидят в темной комнате, где им холодно и страшно, и напрасно они стучат в дверь, никто не приходит к ним.
– Тетя, мне страшно, – прошептал я.
– Смотри на звезды, страх пройдет.
И действительно, глядя на звезды, я забывал злых детей и как-то переносился душой в рай, и мне чудилось, что слышу даже песни ангелов вокруг божественной елки. Эти воспоминания моего детства хотя имеют свою долю горечи, но не так терзают меня, как последующие. Часто приходит мне на ум проповедь нашего священника в тот день, когда я исповедовался в первый раз. Он говорил о примирении с Богом. Но что хотел он сказать этим? Я помню слова его, но не понимаю их значения и напрасно силюсь и мучаюсь, чтобы постигнуть содержание проповеди, чтобы знать, что такое примирение с Богом, чтобы поверить Ему. Я верю, да, но вера моя тщетна, не приносит мне утешения.
Я верю, как верят бесы. До сих пор знаю наизусть каждое слово, сказанное священником, но эти слова не имеют никакого смысла Для меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22