Скажу только, что каждой из женщин, сопровождавших Синокими, были пожалованы богатые подарки: двадцать вееров отличной работы, перламутровые гребни, белила для лица в лакированных шкатулках. Посылая их Отикубо велела передать от своего имени:
– Это вам на память обо мне.
Прислужницы ее с большой радостью вручили эти подарки гостьям.
Женщины из свиты Синокими приняли подарки, рассыпаясь в уверениях своей преданности. Вернувшись домой, они стали шептаться между собой:
– Мы-то думали, что нет богаче нашего дома. Но он не может идти ни в какое сравнение с Сандзедоно! Вот бы попасть туда на службу!
На другое утро пришло письмо от Отикубо: «Мне так много хотелось сказать тебе вчера, ведь мы теперь долго не увидимся… Никогда еще ночь не казалась мне столь короткой. Ах, жизнь человеческая неверна, – кто знает, встретимся ли мы вновь?
Как белое облако
Уплывает к далекой вершине,
Ты покинешь родину,
И в предчувствии долгой разлуки
Я невольно роняю слезы…
Посылаю тебе несколько вещиц, полезных в дороге».
Отикубо прислала два доверху набитых дорожных ящика. В одном были платья и хакама для подарков прислуге. В другом – три полных наряда для самой Синокими.
На крышке этого ящика лежал большой, размером с него самого, шелковый мешок, в котором находилось сто вееров для приношения богам – хранителям путников. Два маленьких ящика предназначались для дочери Синокими. В одном были наряды, а в другом маленький золотой ларчик с белилами, вложенный в шкатулку побольше, красивый ларчик для гребней и еще много других чудесных вещей.
Отикубо написала девочке:
«Если я и теперь уже грущу в ожидании скорой разлуки с тобой, то, как говорится в одной песне:
Что ж будет со мною потом,
Когда к далеким вершинам гор
Белое облачко улетит?
Я все время думаю о тебе.
Грустно тебе уезжать,
Но ты не вольна остаться…
Близок разлуки час.
Ах, сердце мое готово
Вдаль лететь за тобой».
Увидев подарки, наместник воскликнул:
– Ого, как их много! Можно бы и не присылать столько, – и щедрой рукой наградил посланцев Отикубо.
Синокими написала в ответ:
«Прихоти ветра покорно,
Вдаль от родной стороны
Белое облачко мчится…
Ах, кто скажет куда?
Оно и само не знает.
Все мои домочадцы не устают любоваться вашими дивными подарками. Восторгам конца-краю нет!»
Маленькая дочь Синокими, не желая отставать от матери, сочинила такое письмецо к Отикубо:
«И мне тоже хотелось бы рассказать вам о многом до моего отъезда, милая тетушка.
Один поэт жалуется в своей песне, что не может, уезжая, оставить свое сердце любимой. Как я понимаю его теперь!
О, зачем не могу я
Вырвать сердце свое из груди
И оставить с тобою!
Я б не стала тогда грустить
Даже там, в далеком краю».
Когда Китаноката прочла эти прощальные письма, она дала волю своему горю и пролила ручьи слез. Синокими всегда была ее любимицей.
– Мне уже скоро исполнится семьдесят. Как могу я надеяться прожить еще пять-шесть лет? Верно, придется мне умереть в разлуке с тобою.
– Но разве я хотела этого замужества? – сквозь слезы ответила ей Синокими. – Вы сами же первая требовали, чтоб я согласилась. А теперь отступать уже поздно. Успокойтесь, матушка, ведь не навек мы с вами расстаемся.
– Я, что ли, выдала тебя замуж? – сердито возразила Китаноката. – Это все Левый министр нарочно затеял, чтобы насолить мне. А я-то, глупая, обрадовалась!
– К чему теперь все эти жалобы! Видно, разлука нам на роду написана, против судьбы не пойдешь, – пыталась утихомирить свою мать Синокими.
Сабуро в свою очередь тоже вставил слово:
– Успокойтесь, матушка! Разве вы первая расстаетесь с дочерью? Другим родителям тоже приходится провожать своих детей в далекий путь, да они не твердят без конца о вечной разлуке. Слушать неприятно!
Наместник нанес прощальный визит Левому министру. Митиери охотно принял своего нового родственника и, беседуя с ним, сказал:
– Я питал к вам чувство горячей дружбы даже тогда, когда мы были с вами чужие друг другу, теперь же я еще больше полюбил вас. Не откажите мне в одной просьбе. С супругой вашей едет маленькая девочка, позаботьтесь о ней. Она была любимицей покойного дайнагона, и я хотел было сам взять ее на воспитание в свой дом, но вдова дайнагона боится, что дочь ее будет тосковать вдали от близких, и посылает с ней эту девочку, чтобы она послужила Синокими радостью и утешением.
– Позабочусь о девочке, как могу, – заверил его наместник. К вечеру он стал собираться домой. На прощание Митиери подарил ему двух великолепных коней и еще многое другое, нужное в дороге.
– Левый министр очень просил меня позаботиться о девочке, которую ты берешь с собой, – сообщил наместник своей жене. – Сколько ей лет?
– Одиннадцатый год пошел.
– Должно быть, дайнагон прижил ее на старости лет. Забавно! У такого старика и такая маленькая дочь, – засмеялся ничего не подозревавший наместник. – А что ты собираешься подарить служанкам из Сандзедоно? Скоро они покинут наш дом.
– Ну зачем непременно всех одаривать? Нет у меня ничего наготове…
– Не говори пустого! Неужели ты всерьез хоть одну минуту думала, что можно отправить этих женщин из нашего дома с пустыми руками? После того как они столько тебе служили, – сказал наместник с таким видом, будто ему стало стыдно за свою жену. В душе он с грустью подумал, что, видно, Синокими не очень умна от природы, и сам распорядился принести все, что еще оставалось из подарочных вещей. Старшим прислужницам он пожаловал по четыре куска простого шелка и еще по куску узорчатого и алого шелка, а девочкам и низшим служанкам немного поменьше. Все они остались очень довольны.
Наконец наступил последний день перед отъездом. С первыми лучами солнца в доме поднялась страшная суматоха.
Китаноката в голос рыдала, не выпуская из своих объятий Синокими. Вдруг в это самое время какой-то человек принес большой золотой ларец с ажурным узором. Он был красиво перевязан пурпурными шнурами и обернут крепом цвета опавших листьев.
– От кого это? – спросили слуги, принимая драгоценный подарок.
– Госпожа ваша сама поймет от кого, – коротко ответил неизвестный и скрылся.
Синокими не могла опомниться от изумления. Открыла крышку и увидела, что внутри ларец затянут тончайшим шелком цвета морской воды. В ларце находился золотой поднос, а на нем был искусно устроен крошечный островок, во всем похожий на настоящий, с множеством деревьев и лодочкой, выточенный из ароматного дерева алоэ.
Синокими стала искать, нет ли какой-нибудь сопроводительной записки, и увидела, что возле лодочки приклеен клочок бумаги, мелко исписанный тушью. Она оторвала его и прочла:
«Скоро белым шарфом своим,
Проплывая мимо на корабле,
В знак прощания ты махнешь,
Я останусь, безутешный, один
На пустынном морском берегу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
– Это вам на память обо мне.
Прислужницы ее с большой радостью вручили эти подарки гостьям.
Женщины из свиты Синокими приняли подарки, рассыпаясь в уверениях своей преданности. Вернувшись домой, они стали шептаться между собой:
– Мы-то думали, что нет богаче нашего дома. Но он не может идти ни в какое сравнение с Сандзедоно! Вот бы попасть туда на службу!
На другое утро пришло письмо от Отикубо: «Мне так много хотелось сказать тебе вчера, ведь мы теперь долго не увидимся… Никогда еще ночь не казалась мне столь короткой. Ах, жизнь человеческая неверна, – кто знает, встретимся ли мы вновь?
Как белое облако
Уплывает к далекой вершине,
Ты покинешь родину,
И в предчувствии долгой разлуки
Я невольно роняю слезы…
Посылаю тебе несколько вещиц, полезных в дороге».
Отикубо прислала два доверху набитых дорожных ящика. В одном были платья и хакама для подарков прислуге. В другом – три полных наряда для самой Синокими.
На крышке этого ящика лежал большой, размером с него самого, шелковый мешок, в котором находилось сто вееров для приношения богам – хранителям путников. Два маленьких ящика предназначались для дочери Синокими. В одном были наряды, а в другом маленький золотой ларчик с белилами, вложенный в шкатулку побольше, красивый ларчик для гребней и еще много других чудесных вещей.
Отикубо написала девочке:
«Если я и теперь уже грущу в ожидании скорой разлуки с тобой, то, как говорится в одной песне:
Что ж будет со мною потом,
Когда к далеким вершинам гор
Белое облачко улетит?
Я все время думаю о тебе.
Грустно тебе уезжать,
Но ты не вольна остаться…
Близок разлуки час.
Ах, сердце мое готово
Вдаль лететь за тобой».
Увидев подарки, наместник воскликнул:
– Ого, как их много! Можно бы и не присылать столько, – и щедрой рукой наградил посланцев Отикубо.
Синокими написала в ответ:
«Прихоти ветра покорно,
Вдаль от родной стороны
Белое облачко мчится…
Ах, кто скажет куда?
Оно и само не знает.
Все мои домочадцы не устают любоваться вашими дивными подарками. Восторгам конца-краю нет!»
Маленькая дочь Синокими, не желая отставать от матери, сочинила такое письмецо к Отикубо:
«И мне тоже хотелось бы рассказать вам о многом до моего отъезда, милая тетушка.
Один поэт жалуется в своей песне, что не может, уезжая, оставить свое сердце любимой. Как я понимаю его теперь!
О, зачем не могу я
Вырвать сердце свое из груди
И оставить с тобою!
Я б не стала тогда грустить
Даже там, в далеком краю».
Когда Китаноката прочла эти прощальные письма, она дала волю своему горю и пролила ручьи слез. Синокими всегда была ее любимицей.
– Мне уже скоро исполнится семьдесят. Как могу я надеяться прожить еще пять-шесть лет? Верно, придется мне умереть в разлуке с тобою.
– Но разве я хотела этого замужества? – сквозь слезы ответила ей Синокими. – Вы сами же первая требовали, чтоб я согласилась. А теперь отступать уже поздно. Успокойтесь, матушка, ведь не навек мы с вами расстаемся.
– Я, что ли, выдала тебя замуж? – сердито возразила Китаноката. – Это все Левый министр нарочно затеял, чтобы насолить мне. А я-то, глупая, обрадовалась!
– К чему теперь все эти жалобы! Видно, разлука нам на роду написана, против судьбы не пойдешь, – пыталась утихомирить свою мать Синокими.
Сабуро в свою очередь тоже вставил слово:
– Успокойтесь, матушка! Разве вы первая расстаетесь с дочерью? Другим родителям тоже приходится провожать своих детей в далекий путь, да они не твердят без конца о вечной разлуке. Слушать неприятно!
Наместник нанес прощальный визит Левому министру. Митиери охотно принял своего нового родственника и, беседуя с ним, сказал:
– Я питал к вам чувство горячей дружбы даже тогда, когда мы были с вами чужие друг другу, теперь же я еще больше полюбил вас. Не откажите мне в одной просьбе. С супругой вашей едет маленькая девочка, позаботьтесь о ней. Она была любимицей покойного дайнагона, и я хотел было сам взять ее на воспитание в свой дом, но вдова дайнагона боится, что дочь ее будет тосковать вдали от близких, и посылает с ней эту девочку, чтобы она послужила Синокими радостью и утешением.
– Позабочусь о девочке, как могу, – заверил его наместник. К вечеру он стал собираться домой. На прощание Митиери подарил ему двух великолепных коней и еще многое другое, нужное в дороге.
– Левый министр очень просил меня позаботиться о девочке, которую ты берешь с собой, – сообщил наместник своей жене. – Сколько ей лет?
– Одиннадцатый год пошел.
– Должно быть, дайнагон прижил ее на старости лет. Забавно! У такого старика и такая маленькая дочь, – засмеялся ничего не подозревавший наместник. – А что ты собираешься подарить служанкам из Сандзедоно? Скоро они покинут наш дом.
– Ну зачем непременно всех одаривать? Нет у меня ничего наготове…
– Не говори пустого! Неужели ты всерьез хоть одну минуту думала, что можно отправить этих женщин из нашего дома с пустыми руками? После того как они столько тебе служили, – сказал наместник с таким видом, будто ему стало стыдно за свою жену. В душе он с грустью подумал, что, видно, Синокими не очень умна от природы, и сам распорядился принести все, что еще оставалось из подарочных вещей. Старшим прислужницам он пожаловал по четыре куска простого шелка и еще по куску узорчатого и алого шелка, а девочкам и низшим служанкам немного поменьше. Все они остались очень довольны.
Наконец наступил последний день перед отъездом. С первыми лучами солнца в доме поднялась страшная суматоха.
Китаноката в голос рыдала, не выпуская из своих объятий Синокими. Вдруг в это самое время какой-то человек принес большой золотой ларец с ажурным узором. Он был красиво перевязан пурпурными шнурами и обернут крепом цвета опавших листьев.
– От кого это? – спросили слуги, принимая драгоценный подарок.
– Госпожа ваша сама поймет от кого, – коротко ответил неизвестный и скрылся.
Синокими не могла опомниться от изумления. Открыла крышку и увидела, что внутри ларец затянут тончайшим шелком цвета морской воды. В ларце находился золотой поднос, а на нем был искусно устроен крошечный островок, во всем похожий на настоящий, с множеством деревьев и лодочкой, выточенный из ароматного дерева алоэ.
Синокими стала искать, нет ли какой-нибудь сопроводительной записки, и увидела, что возле лодочки приклеен клочок бумаги, мелко исписанный тушью. Она оторвала его и прочла:
«Скоро белым шарфом своим,
Проплывая мимо на корабле,
В знак прощания ты махнешь,
Я останусь, безутешный, один
На пустынном морском берегу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57