Затем человек замедлил бег, весь
изогнулся и, дико крикнув, метнул в Маркова свое копье. Марков
инстинктивно присел и, не удержавшись на скрещенных лыжах, опрокинулся на
бок. Он был очень удивлен и испуган, и тем не менее странный полет копья
даже тогда поразил его. Брошенное с силой, оно отделилось от руки
размалеванного человека и медленно поплыло по воздуху. Оно отстало от
бегущего, а потом, все набирая скорость, обогнало его и пронеслось над
головой Маркова с вибрирующим свистом. Марков еще слышал, как оно с
треском врезалось в чащу, словно по кустам дали очередь разрывными пулями,
но тут на Маркова навалились со всех сторон. Крепкие маленькие руки
схватили его за лицо, опрокинули на спину, он почувствовал резкий
неприятный запах, жестокий удар в подбородок, рванулся, и его оглушили.
Очнувшись, он обнаружил, что лежит в снегу под деревом. Слышались
незнакомые голоса, какие-то неопределенные звуки, скрип. Неприятно и остро
пахло. Он сразу все припомнил и сел, опершись спиной о ствол. Перед ним
была обширная поляна, и на ней - полно народу. У Маркова запестрело в
глазах. Всюду сновали, крича во все горло, маленькие, голые, размалеванные
яркими красками люди. Рядом с Марковым такой же человек кричал и
размахивал копьем. А на другом конце поляны грузно лежало в снегу длинное
серое сооружение, похожее не то на ковчег, не то на огромный, чуть
расплывшийся огурец. Один конец сооружения был тупо срезан, как корма
корабля. Другой был заострен и приподнят.
Марков зачерпнул снегу и потер лоб и щеки. Он был без шапки и без
ватника, ружье куда-то пропало. Человек, стоявший рядом, повернулся к
Маркову и что-то сказал, зябко шевеля губами. Вид у него был дикий и
свирепый - широкое скуластое лицо, расписанное желтыми зигзагами,
щетинистые жесткие волосы, большие злые глаза. Видно было, что он сильно
замерз и челюсти у него сводит от холода.
- Что вам надо? - сказал Марков. - Кто вы такие?
Человек снова сказал что-то злым гортанным голосом, затем ткнул
Маркова копьем. Копье было тяжелое, тупое, без всякого наконечника. Марков
с трудом встал на ноги. Его сразу затошнило, закружилась голова. Человек
снова выкрикнул несколько слов и снова ткнул его копьем, не сильно, но
очень решительно. Марков, стараясь выиграть время, пока перестанет мутить,
послушно пошел вперед, а человек двинулся за ним по пятам, время от
времени постукивая его копьем то справа, то слева, указывая направление.
Он гнал Маркова, как вола, а Марков чувствовал себя совершенно разбитым и
никак не мог собраться с мыслями. Отчаянно болела голова.
Возле галеры Марков остановился и, обернувшись, посмотрел на своего
погонщика. Тот что-то проорал, погрозил копьем и отошел в сторону. Тут все
на поляне разразились отчаянным воем, страшным визгом заверещала свинья, и
Марков увидел, как ее волокут к борту галеры. Свинью подняли на руках и
перевалили в узкую щель, которую Марков сначала не заметил. Люди на поляне
перестали орать и размахивать копьями, сгрудились в толпу и тоже подошли к
галере. Марков поймал себя на том, что пытается сосчитать их. Он насчитал
три десятка маленьких размалеванных и еще четырех рослых людей с серой
кожей. С рослыми обращались неуважительно: на них замахивались, кричали,
то и дело подбегали к ним и толкали или пинали ногами, а те только,
жмурясь, прикрывали лица и шли, куда их толкают. Это было тем более
странно, что они как на подбор были здоровенные мужчины с огромными
мускулами...
Гвалт стоял, как на вокзале во время эвакуации. Голова Маркова
раскалывалась на части, так что он даже плохо видел. Он ощупал темя - там
была огромная мягкая шишка, а волосы слиплись и смерзлись.
Серокожих рослых постепенно подогнали к галере и построили в ряд
возле Маркова, и это ему очень не понравилось, тем более, что десяток
маленьких копейщиков столпилось напротив них в нескольких шагах, крича
друг на друга и тыча пальцами в Маркова и рослых. Марков поглядел на своих
соседей. Вид у них был забитый и удрученный, так что надеяться на них не
приходилось. Тут Марков обнаружил свой ватник. Он был на одном из
маленьких, пожалуй, на самом маленьком и размалеванном с головы до ног.
Этот малыш кричал больше всех, яростно подпрыгивал, замахивался на других
и пихался. Его слушались, но не очень. В конце концов он ударил кого-то
древком по голове, подбежал к рослым, схватил одного за руку и потащил за
собой. Тот слабо упирался, тихонько скуля. Все завопили, но потом разом
смолкли и уставились на Маркова. Малыш в ватнике бросил рослого, подскочил
к Маркову и схватил его за рукав. Марков рванулся и высвободился. Все
заговорили, замахали руками и неожиданно полезли в галеру. У Маркова
отлегло от сердца. Трое рослых забрались последними, с трудом
протиснувшись в узкую щель.
Поляна опустела. Около галеры остались только малыш в ватнике,
выбранный им верзила, стоявший понуро в тихом отчаянии, и Марков. Малыш
обежал галеру кругом, посмотрел на небо, окинул взглядом поляну и верхушки
деревьев и вдруг заорал диким голосом, уставив копье в грудь рослому. Тот
стал пятиться, уперся спиной в борт, не сводя глаз с копья, а малыш все
наступал на него, оттесняя к корме. Марков тоже попятился к корме. За
кормой все остановились, и малыш снова принялся прыгать, бесноваться и
орать во все горло. Марков никак не мог понять, чего он хочет.
- Чего ты орешь? - спросил он. Малыш заорал еще громче. Марков
оглянулся на рослого. Рослый, расставив ноги, всем телом давил на широкую
серую стену, нависавшую над ними. Видно, он пытался сдвинуть с места всю
галеру, и это показалось Маркову таким же бессмысленным, как если бы он
пытался передвинуть двухэтажный дом. Но рослый не видел в этом ничего
бессмысленного: он натужно кряхтел, упираясь в корму грудью и напряженными
руками. Тогда Марков тоже уперся в корму.
Корма возвышалась над головами метра на три. На ощупь она была не
деревянной, скорее, она была сделана из какого-то минерала, серого,
пористого, покрытого темными потеками. Малыш уперся копьем и тоже
навалился. Все трое пыхтели от напряжения, толкая и упираясь, словно
вытаскивали из грязи буксующую машину, и Марков хотел уже бросить эту
дурацкую затею, как вдруг почувствовал, что корма подается. Он не поверил
себе. Но корма подавалась, она уходила от него, и ему пришлось
переступить, чтобы не упасть. У него было такое ощущение, словно он
сталкивал в воду тяжелый плот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
изогнулся и, дико крикнув, метнул в Маркова свое копье. Марков
инстинктивно присел и, не удержавшись на скрещенных лыжах, опрокинулся на
бок. Он был очень удивлен и испуган, и тем не менее странный полет копья
даже тогда поразил его. Брошенное с силой, оно отделилось от руки
размалеванного человека и медленно поплыло по воздуху. Оно отстало от
бегущего, а потом, все набирая скорость, обогнало его и пронеслось над
головой Маркова с вибрирующим свистом. Марков еще слышал, как оно с
треском врезалось в чащу, словно по кустам дали очередь разрывными пулями,
но тут на Маркова навалились со всех сторон. Крепкие маленькие руки
схватили его за лицо, опрокинули на спину, он почувствовал резкий
неприятный запах, жестокий удар в подбородок, рванулся, и его оглушили.
Очнувшись, он обнаружил, что лежит в снегу под деревом. Слышались
незнакомые голоса, какие-то неопределенные звуки, скрип. Неприятно и остро
пахло. Он сразу все припомнил и сел, опершись спиной о ствол. Перед ним
была обширная поляна, и на ней - полно народу. У Маркова запестрело в
глазах. Всюду сновали, крича во все горло, маленькие, голые, размалеванные
яркими красками люди. Рядом с Марковым такой же человек кричал и
размахивал копьем. А на другом конце поляны грузно лежало в снегу длинное
серое сооружение, похожее не то на ковчег, не то на огромный, чуть
расплывшийся огурец. Один конец сооружения был тупо срезан, как корма
корабля. Другой был заострен и приподнят.
Марков зачерпнул снегу и потер лоб и щеки. Он был без шапки и без
ватника, ружье куда-то пропало. Человек, стоявший рядом, повернулся к
Маркову и что-то сказал, зябко шевеля губами. Вид у него был дикий и
свирепый - широкое скуластое лицо, расписанное желтыми зигзагами,
щетинистые жесткие волосы, большие злые глаза. Видно было, что он сильно
замерз и челюсти у него сводит от холода.
- Что вам надо? - сказал Марков. - Кто вы такие?
Человек снова сказал что-то злым гортанным голосом, затем ткнул
Маркова копьем. Копье было тяжелое, тупое, без всякого наконечника. Марков
с трудом встал на ноги. Его сразу затошнило, закружилась голова. Человек
снова выкрикнул несколько слов и снова ткнул его копьем, не сильно, но
очень решительно. Марков, стараясь выиграть время, пока перестанет мутить,
послушно пошел вперед, а человек двинулся за ним по пятам, время от
времени постукивая его копьем то справа, то слева, указывая направление.
Он гнал Маркова, как вола, а Марков чувствовал себя совершенно разбитым и
никак не мог собраться с мыслями. Отчаянно болела голова.
Возле галеры Марков остановился и, обернувшись, посмотрел на своего
погонщика. Тот что-то проорал, погрозил копьем и отошел в сторону. Тут все
на поляне разразились отчаянным воем, страшным визгом заверещала свинья, и
Марков увидел, как ее волокут к борту галеры. Свинью подняли на руках и
перевалили в узкую щель, которую Марков сначала не заметил. Люди на поляне
перестали орать и размахивать копьями, сгрудились в толпу и тоже подошли к
галере. Марков поймал себя на том, что пытается сосчитать их. Он насчитал
три десятка маленьких размалеванных и еще четырех рослых людей с серой
кожей. С рослыми обращались неуважительно: на них замахивались, кричали,
то и дело подбегали к ним и толкали или пинали ногами, а те только,
жмурясь, прикрывали лица и шли, куда их толкают. Это было тем более
странно, что они как на подбор были здоровенные мужчины с огромными
мускулами...
Гвалт стоял, как на вокзале во время эвакуации. Голова Маркова
раскалывалась на части, так что он даже плохо видел. Он ощупал темя - там
была огромная мягкая шишка, а волосы слиплись и смерзлись.
Серокожих рослых постепенно подогнали к галере и построили в ряд
возле Маркова, и это ему очень не понравилось, тем более, что десяток
маленьких копейщиков столпилось напротив них в нескольких шагах, крича
друг на друга и тыча пальцами в Маркова и рослых. Марков поглядел на своих
соседей. Вид у них был забитый и удрученный, так что надеяться на них не
приходилось. Тут Марков обнаружил свой ватник. Он был на одном из
маленьких, пожалуй, на самом маленьком и размалеванном с головы до ног.
Этот малыш кричал больше всех, яростно подпрыгивал, замахивался на других
и пихался. Его слушались, но не очень. В конце концов он ударил кого-то
древком по голове, подбежал к рослым, схватил одного за руку и потащил за
собой. Тот слабо упирался, тихонько скуля. Все завопили, но потом разом
смолкли и уставились на Маркова. Малыш в ватнике бросил рослого, подскочил
к Маркову и схватил его за рукав. Марков рванулся и высвободился. Все
заговорили, замахали руками и неожиданно полезли в галеру. У Маркова
отлегло от сердца. Трое рослых забрались последними, с трудом
протиснувшись в узкую щель.
Поляна опустела. Около галеры остались только малыш в ватнике,
выбранный им верзила, стоявший понуро в тихом отчаянии, и Марков. Малыш
обежал галеру кругом, посмотрел на небо, окинул взглядом поляну и верхушки
деревьев и вдруг заорал диким голосом, уставив копье в грудь рослому. Тот
стал пятиться, уперся спиной в борт, не сводя глаз с копья, а малыш все
наступал на него, оттесняя к корме. Марков тоже попятился к корме. За
кормой все остановились, и малыш снова принялся прыгать, бесноваться и
орать во все горло. Марков никак не мог понять, чего он хочет.
- Чего ты орешь? - спросил он. Малыш заорал еще громче. Марков
оглянулся на рослого. Рослый, расставив ноги, всем телом давил на широкую
серую стену, нависавшую над ними. Видно, он пытался сдвинуть с места всю
галеру, и это показалось Маркову таким же бессмысленным, как если бы он
пытался передвинуть двухэтажный дом. Но рослый не видел в этом ничего
бессмысленного: он натужно кряхтел, упираясь в корму грудью и напряженными
руками. Тогда Марков тоже уперся в корму.
Корма возвышалась над головами метра на три. На ощупь она была не
деревянной, скорее, она была сделана из какого-то минерала, серого,
пористого, покрытого темными потеками. Малыш уперся копьем и тоже
навалился. Все трое пыхтели от напряжения, толкая и упираясь, словно
вытаскивали из грязи буксующую машину, и Марков хотел уже бросить эту
дурацкую затею, как вдруг почувствовал, что корма подается. Он не поверил
себе. Но корма подавалась, она уходила от него, и ему пришлось
переступить, чтобы не упасть. У него было такое ощущение, словно он
сталкивал в воду тяжелый плот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30