ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Потянулся довольный и сказал бурундуку:
– А хорошо мы с тобой, братец, перезимовали!
Потом похвалил бурундука:
– А ты, малыш, молодец! – И погладил лапой по его спине. Так и остались на рыжей спине бурундука пять черных полос – следы медвежьей дружбы.
Вышел медведь из берлоги и тут же забыл о своем маленьком друге. Вокруг много сладких кореньев, и медведь только и делал, что копал их своей сильной лапой и чавкал на весь лес от удовольствия. У бурундука же только сил и хватило, чтобы вывалиться из берлоги. Долго лежал он на сухой траве, подставив солнцу свою полосатую спину.
Вот тут-то и пролетала кедровка. Она тоже зимовала в лесу. Трудно ей пришлось: снег завалил орехи, а запасов делать кедровка не умела. Таежная птица несла в клюве шишку – нашла где-то.
Увидела кедровка бурундука – пожалела. Хоть сама была голодна, отдала шишку.
Съел бурундук орешек – шея окрепла. Съел второй – спина окрепла. Съел третий – ноги окрепли. Съел всю шишку – почувствовал, что может идти.
Пошел бурундук по лесу. Скачет от дерева к дереву, от куста к кусту. Заглядывает под коряги и валежины, в расщелины и норы. Нашел прошлогодние орехи. Поел сам да поделился с кедровкой.
С той поры и дружат маленький лесной зверек бурундук и маленькая птица кедровка.
Каждую осень, когда созревают орехи, кедровка летает по всему лесу, собирает шишки. А бурундук шелушит, делает запасы себе и кедровке.
Прослышали горностай и лиса о том, что бурундук больше не дружит с медведем, обрадовались, решили съесть. Но не тут-то было. Как бы тихо ни крались горностай и лиса, заметит их зоркая таежная птица. Крикнет кедровка, бурундук прыг с ветки и – в нору. А когда на кедровку нападает какой враг, проворный бурундук вцепится ему зубами в шею. И так вместе – кедровка острым клювом, бурундук зубами – прогонят маленькие друзья своих врагов.
И медведю теперь не сладко: у него нет запасов. И чтобы не умереть с голоду, он только и знает: всю зиму сосет лапу.
Тюлень и камбала
На севере Ых-мифа есть залив, отделенный от Пила-керкка – Охотского моря – песчаной косой. Это лагуна. Лагуна как лагуна: в ее чаше есть глубокое русло, в которое во время прилива вливается морская вода, а в отлив она бурно выливается обратно в море через узкий пролив; в лагуне есть и обширная отмель, она простирается к западу от голубого русла, постепенно переходя в пологий берег. Отмель вся заросла морской травой.
Когда ты поедешь ставить сети, не ставь их на мелководье. Здесь не поймаешь ни кеты, ни тайменя. Сети забьет морская трава, а нижние ячеи – камбала. И не простая гладкая, а звездчатка. Она вся покрыта колючими наростами, похожими на бородавки. Эта камбала обычно ложится на дно лагуны, плавниками накидает на себя ил, и ее не видно.
А глянешь туда, где глубоко, – увидишь на поверхности воды черную круглую голову тюленя. Она поворачивается влево, вправо, большие блестящие глаза словно ищут кого-то. Тюлень долго ищет, не находит, ныряет в глубь залива, но вскоре опять появляется на его поверхности, поворачивает голову влево, вправо.
Некогда звездчатка была похожа на других камбал. И ей это не нравилось. И поплыла она искать, с кем бы посоветоваться, как быть не похожей на остальных камбал.
Встретилась с навагой:
– Навага, навага, ты пришла в наш залив из дальних вод. Тебе не страшен даже седьмой вал. И ты видела много. Скажи мне, как сделать, чтобы не походить на остальных камбал?
Видавшая виды навага удивилась вопросу камбалы, покачала головой, вильнула тонким хвостом и ушла в глубину.
А камбала обращалась и к корюшке, и к тайменю. Но никто не мог помочь ей.
– Я помогу твоему горю! – сказал тюлень. – Только чур и ты поможешь мне.
– Конечно же! Конечно же! – обрадовалась камбала, подплыла к тюленю, погладила плавниками его усы.
В то давнее время тюлень был весь черный, и его можно было заметить далеко во льдах. А у тюленя, известно, много врагов: медведь, орел, лиса…
Тюлень принялся мазать камбалу потайной глиной. Долго и старательно делал он свое дело. Только и было слышно, как он сопит от усердия. На хвост камбале тюлень перенес веер северного сияния, плавники окрасил в цвет тихого заката над августовским заливом.
Камбала любуется собой – не налюбуется. Повернется то одним бочком, то другим, проплывет то под волной, то у самого дна.
Тюлень ждал, ждал, кое-как дождался, когда угомонится камбала.
– Теперь ты принимайся за меня, – говорит тюлень. – Я черный, и меня далеко видно во льдах. Сделай меня серым, чтобы я был незаметен и во льдах, и на берегу.
– Мигом я это сделаю, – сказал камбала и стала мазать тюленя белой глиной.
Но у камбалы не было столько усердия, сколько у тюленя. Да и спешила она к своим сородичам, чтобы показать себя. Она нанесла несколько пятен и отстала.
– Фу-у-у, устала, – сказала она.
– Отдохни немного, – посочувствовал тюлень.
А камбала повернулась и поплыла от него.
– Ты куда? – спохватился тюлень.
Камбала сильно ударила плавниками, только и видел ее плоскую спину. Тюленю стало страшно: он ведь теперь пестрый. Ему не укрыться ни во льдах, ни на берегу: во льдах его выдадут черные пятна, а на берегу – белые.
– Ах так! – возмутился тюлень и погнался за камбалой. Долго длилась погоня. Но куда там: только тюлень раскроет пасть, чтобы поймать обманщицу, та ловко увильнет в сторону. Тогда разозленный тюлень схватил горсть крупного морского песка и бросил в камбалу. Так и покрылась камбала колючими наростами, похожими на бородавки.
С тех пор прошло много времени. Но и по сей день тюлень враждует с камбалой. Камбала прячется от грозного тюленя в траву на мелководье. Она ложится на дно лагуны, накидывает на себя ил, и ее не видно.
А пятнистый тюлень плавает на глубине, все ищет камбалу, не находит, ныряет до самого дна, всплывает на поверхность залива, поворачивает голову влево, вправо
Как чайки-крачки стали жить вместе
Как-то ночью ехали мы заливом. Было тихо-тихо, настолько тихо, что казалось: пискни комар на том берегу – и мы услышим. На заливе ни одного всплеска, лодку ни разу не качнуло.
Легкий туман парил невесомо. Сквозь него и подслеповатая заря, которая летней ночью не покидает небо, и зыбкая лунная дорожка, и сама луна, и звезды были матовые, будто кто их слегка припудрил.
Я аккуратно опускал весло, придерживая его в тот миг, когда оно входило в воду.
На корме смутной громоздкой тенью выплывал старик. По-видимому, и ему не хотелось нарушать тишину: он попыхивал трубкой и, пока мы пересекали залив, не произнес ни слова. И не видел я, как он взмахивает кормовым веслом, и только по упругим толчкам лодки узнавал глубинные гребки старика.
Прошло еще много времени, прежде чем я уловил ленивый, как сквозь полусон, скрипучий голос чайки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186