Тибби кивнула и улыбнулась:
– Они оба так быстро взрослеют.
«Она увидела, как ты стала взрослой. Увидела своих внуков».
Энни как будто услышала слова Стива, пытаясь понять, какие чувства скрываются за улыбкой матери. Ей снова припомнился тот слепой ужас, который она испытала, когда подумала о своей возможной смерти. Но еще более ясно она вспомнила обиду и горечь от того, что так много приходится оставлять незаконченным. Неужели и мать сейчас тоже испытывает нечто подобное? А когда Тибби оглядывает эту солнечную, уютную комнату, с ее ситцевыми обоями и легким запахом мебельного лака, чувствует ли она, как прекрасно все вокруг?
Мать казалась меньше и слабее, чем прежде, но ее волосы были все также тщательно уложены в прическу, и на ней была ее аккуратная скромная одежда. Это была все та же Тибби. И все-таки, несмотря на всю близость, которая так верила Тибби, существовала между ними, сейчас ей никак не удавалось понять, в чем мать нуждается и что она чувствует.
Они вели спокойную, легкую беседу, о саде, о том, как растут дети, но Энни казалось, что ни она, ни мать не слышат ни слова из того, что сами говорят.
Ей хотелось крикнуть матери: НЕ УХОДИ! ТЫ НУЖНА НАМ! ВСЕМ НАМ! ПОГОВОРИ СО МНОЙ О ЧЕМ-НИБУДЬ ВАЖНОМ!
– …Но, за ту цену, по которой сейчас продают черенки, – Тибби вздохнула, – разве можно сделать что-нибудь хорошо и вырастить что-то приличное?
– Конечно. К тому же у меня, к сожалению, у меня никогда не было твоей сноровки в обрезании кустов…
Тибби опять подалась вперед в своем кресле и коснулась руки дочери.
– Дорогая моя, ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? Мне кажется, ты выглядишь немного уставшей.
«Я влюбилась, Тибби… В случайного знакомого. И я бы побежала к нему прямо отсюда, если бы могла… Если бы я только могла…»
– Нет, у меня все нормально. Врачи говорят, что еще понадобится некоторое время, прежде чем я совсем поправлюсь. Но все идет отлично.
«Конечно. Я тоже поступаю, как мать. Обо всем я не рассказываю ни ей, ни даже Мартину… Только Стиву. И он слышит даже то, о чем я молчу. Боже, как я хочу пойти к нему сейчас!»
Энни улыбнулась матери, чувствуя, что они обе близки к тому, чтобы расплакаться.
– Мне нужно идти, мамочка.
– Конечно, конечно. Томас приходит в четыре часа, не так ли?
Когда Тибби протянула ей свою руку, Энни заметила, как болтается сапфировое обручальное кольцо на истончившемся пальце матери. Тибби инстинктивно вернула кольцо на место уже привычным движением большого пальца. Энни склонилась к ней и поцеловала в щеку, ощутив непривычный запах лака для волос, исходивший от материнской головы. Мать стала использовать его, чтобы сохранить прежний стиль, потому что волосы у нее поредели.
– Я приду к тебе завтра…
– Ты бы могла взять с собой Томаса и Бенджи?
– Они тебя не очень утомят? Меня они совершенно выматывают.
– Я бы хотела с ними повидаться…
«Сколько раз ты еще сможешь повидать своих внуков?»
– Конечно, я приду с ними. До свидания, любимая моя. Хорошего тебе сна.
Энни помогла матери сесть поудобнее среди ее подушек и, идя к выходу, все время чувствовала спиной взгляд Тибби, ее глаза, жадно глядящие ей вслед, и кажется, видящие насквозь ее прошлое и будущее, сокрытое для дочери.
Энни ехала домой и всю дорогу старалась удержать слезы, застывшие в глазах.
Вечером того же дня Мартин и Энни отправились в супермаркет, чтобы сделать запас необходимых продуктов на месяц вперед. Как обычно, они поехали в магазин, оставив мальчиков под присмотром Эдри.
Со времени возвращения Энни они впервые поехали вместе. Машина двигалась по улице в потоке других автомобилей, и Энни, сидя на переднем сидении, смотрела в окно на мелькающие мимо витрины магазинов. Мартин изредка бросал на нее взгляды, хмурясь из-за молчания, разделявшего их. Наконец, они подъехали к огромному зданию супермаркета, и Мартин припарковался среди длинного ряда других автомобилей. Вдвоем они пошли по выбитому тротуару ко входу магазина. Везде здесь были грязные лужи, мусор, старые проволочные сетки для покупок и даже воздух казался пыльным, пропитанным дизельными выхлопами и жирным луковичным запахом из гамбургерной возле двери магазина.
Энни очень устала, у нее внезапно так отекли ноги, что она даже засомневалась, сможет ли выдержать длительную ходьбу по заполненным людьми переходам и отделам. Мартин ускорил свои шаги, и ей пришлось торопиться, чтобы от него не отстать.
– Не иди так быстро, – попросила она, но муж, не обернувшись и не замедляя шагов, огрызнулся:
– Прекрати, необходимо поторапливаться! – Энни понимала, что он раздражен, но от обиды она сама разозлилась так, что даже забыла об усталости.
– И ЭТО ВСЕ? – подумала она. – ВСЕ, ЧТО Я СТАРАЮСЬ СОХРАНИТЬ?
Перед ними открылась автоматическая дверь, загорелся неоновый свет. Мартин вытянул проволочную тележку и с ужасным грохотом покатил ее за собой.
Не разговаривая друг с другом, Мартин и Энни прошли в самый конец переполненного людьми торгового зала и двинулись назад вдоль полок с товарами.
Сильный свет из-под потолка резал Энни глаза, а перед нею всеми цветами радуги переливались бесконечные ряды банок и коробок. Продвигаясь вдоль прилавка, Энни шептала про себя, как будто молилась: «яйца… масло… йогурт… сыр… любовь… долг… привычка… уважение». Мартин двигался с противоположной стороны прилавка, и ей были видны упрямый наклон головы и прямая линия сердито сжатого рта. Внезапно, словно жаром расплавленного металла, женщину обожгла ненависть к мужу. Энни повернулась к нему спиной, невидяще уставившись на полку с товарами, на которой голубые, оранжевые, красные пакеты рекламированных плакатов назойливо выкрикивали свои просьбы купить их. С лицом, все еще полыхающим от гнева, Энни взяла с полки банку с консервированной кашей. Потом в тележку последовала одна такая же банка, а вслед за кашей Энни положила коробку сахарного драже, которого давно требовал Бен.
Фруктовый сок, пахта, определенный порядок, обязанности сегодня, завтра, бесконечно. Пробираясь сквозь пелену охватившего ее гнева, Энни пыталась вызвать в себе чувство уверенности, которое было у нее под завалившими ее камнями. Тогда она была убеждена, что жизнь ее с устоявшимся бытом и неизменным укладом имеет огромную ценность. Теперь эта уверенность исчезла. Сейчас в этом ужасном супермаркете, переполненном уставшими после работы людьми, она чувствовала себя, как весь ее образ жизни внезапно рушится, а она стоит среди его обломков, не имея возможности освободиться, как и тогда под руинами магазина, накануне Рождества.
Мартин обернулся к жене, держа в руках банки с консервами, и увидел ее лицо. Энни понимала, что ее вид только сильнее взбесит его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103