Она была очень расстроена, в слезах.
— Извини, мама. Мы с тобой поговорим позже. А я побегу к Маше.
Полина попросила:
— Ты не беги, пожалуйста, не беги… Иди осторожненько… У тебя же сердце болело.
— Мама, перестань. Я должен бежать. Жаль, что я не сделал этого раньше.
— Это потому, что врачи «скорой» дали тебе успокоительное, и ты уснул.
— Вот и проспал шанс догнать Машу… — удрученно сказал Леша.
— Ничего, ничего, вы объяснитесь… Главное — как сердце?
— Мама, ты уже спрашивала. Только что. Сердце — нормально. Пока! — Он положил трубку и тихо добавил: — Но оно разбито вдребезги.
Костя с огромным пакетом с лепестками подошел к дому Буравиных и, позвонив в домофон, радостно закричал:
— Катя, доброе утро! Катя, это я! Ты уже проснулась?
Катя, еще окончательно не проснувшаяся, накинула прямо на пижаму халатик, открыла дверь и, зевая, спросила:
— Зачем ты пришел так рано и без приглашения?
— Я приготовил тебе сюрприз.
— И не мог подождать хотя бы до полудня?
— Я всю ночь не спал. Не мог дождаться новой встречи с тобой.
Катя прошла к себе в комнату и села на постель, насмешливо глядя на Костю. Костя присел рядом:
— Мне показалось, Катя, что вчерашний разговор нас сблизил. Ты вселила в меня надежду, что когда-нибудь, пусть не сразу, но сможешь полюбить меня по-настоящему.
— В какой это момент я вселила в тебя надежду? — Катя подняла брови.
— Когда ты сказала, что мы — родственные души. Катя вздохнула:
— Да, сказала. И что? Это повод являться ко мне в дом ни свет ни заря?
— Не сердись, пожалуйста, я хотел тебя порадовать, — улыбнулся Костя.
— Хорошо, рассказывай, что у тебя за сюрприз! — сдалась Катя.
Костя смотрел на Катю загадочно:
— Я не только расскажу, что принес, но и покажу. Катя, закрой глаза!
— Зачем?
Костя просительно заглянул ей в лицо:
— Ну пожалуйста! Я так давно не делал тебе сюрпризов…
— Ладно.
Она закрыла глаза. Костя отошел на полшага и зашуршал пакетом:
— Не открывай, не открывай… Раз, два, два с половиной…
Катя поморщилась, Костя в это время занес над головой Кати пакет, наполненный красными лепестками:
— Три! Открывай!
Катя открыла глаза, и в тот же миг на нее полился дождь из лепестков роз. Костя ожидал от Кати восторга, но ее реакция оказалась прямо противоположной. Катя осознала, что это за лепестки, и закричала, стряхивая их с себя.
— Катя, Катенька, что с тобой? — Костя ничего не понимал.
— Ублюдок! Скотина! Что ты сюда принес? Я тебя убью!
Костя растерянно отпрыгнул от постели, бросив пакет в сторону:
— Ты что? Катя! Что случилось? Я хотел… хотел, как в песне… миллион алых роз…
— Ах, как в песне? — Катя подбежала к Косте и замахнулась, желая его ударить, но Костя так жалко загородился двумя руками, что Катин гнев перенесся на несчастные лепестки. Она с брезгливостью стряхивала их с себя, вытрясая пододеяльник, пытаясь смести лепестки с постели. Лепестки, как пух, летали по комнате. Костя в растерянности наблюдал за Катиными действиями широко раскрытыми глазами:
— Катя, Катя, что с тобой?
— Как ты мог притащить сюда эту гадость? Костя на всякий случай перед ответом отодвинулся от Кати подальше:
— Я знаю, как ты любишь цветы. И я… я думал… я хотел искупать тебя в цветах… я думал, ты проснешься и сразу примешь цветочный душ… я хотел искупать… Катя передразнила его:
— Я, я, я… я хотел… Да ты искупал меня в дерьме!
— Прости, я не думал, что тебе это может не понравиться, — робко сказал он.
Катя в бешенстве закричала:
— Убирайся отсюда вон, Костя!
Костя открыл было рот, чтобы еще что-то ответить, но Катя решительно вытолкала его из комнаты.
Потрясенный Костя вышел из дома Буравиных и со всего размаху пнул почтовый ящик. Он уходил злой и рассерженный. А Катя с веником и совком выметала из углов комнаты лепестки роз, стряхивая их с тумбочки, постели. Она в гневе разговаривала сама с собой:
— Романтик несчастный! Миллион роз он подарил! Миллион роз секонд хенд!
* * *
Смотритель, как они и договаривались с Марукиным, потребовал, чтобы его вызвали на допрос. Но охранник не спешил выполнять его просьбу.
— Зачем? — поинтересовался он.
— Не твоего ума дело! Ты передай следователю! — огрызнулся смотритель.
— Ничего не буду передавать, раз не говоришь! — заявил охранник и захлопнул окошко.
А следователь в это время беседовал с Марукиным.
— Что невесел, Григорий Тимофеевич?
— А что веселиться? Вот, с утра пораньше получил нагоняй от начальства. Из-за того, что я допустил такой скандал в своем кабинете. Расслабился, так сказать…
Марукин хмыкнул:
— Ничего себе расслабился… Я тоже поверил, что он полумертвый. Слабый был, идти не мог.
— Идти не мог, а бежать явно хотел, — задумчиво прищурился следователь.
— С чего вы это взяли? — Марукин поднял брови. Следователь объяснил:
— Чувствую. Его бросок стулом в стекло — это не жест отчаянья. Это рискованная попытка побега.
— Ну, маловероятно…
— Очень часто бывает, что маловероятные версии становятся единственно верными, — заметил следователь.
— Не дай Бог! Ну да вы во всем разберетесь, Григорий Тимофеевич. Он и пикнуть больше не успеет…
— Он-то не успеет. Но кое-кто успевает… Я вот еще о чем думаю, Юрий Аркадьевич. Не могу понять, кто с утра пораньше меня начальству заложил.
Марукин отвел взгляд, потому что знал, кто это сделал:
— Мало ли доброхотов… Может, Васька наш, охранник, и заложил… Выслужиться захотел, скотина!
— Скотина, это ты загнул, Юра. Во-первых, неизвестно, Василий им сказал или сами стелепатировали. Начальство же — оно, знаешь, всевидящее…
— Да-да-да-да-да… — Марукин с готовностью закивал.
— А во-вторых, даже если и он, это не повод для того, чтобы обзывать скотиной человека, — продолжал следователь.
Марукин почесал затылок:
— Да, я чего-то погорячился… Так переживаю же за вас, Григорий Тимофеевич!
— Не переживай. Цель близка. Осталось совсем немного — и я прижму смотрителя к стенке, да так, что он у этой стенки и останется.
— Вы про высшую меру, что ли? Следователь задумчиво произнес:
— Меру наказания будет определять суд. И я надеюсь, она будет суровой и справедливой, эта мера.
— Вы, Григорий Тимофеевич, закроете это дело с успехом. И начальство вас оценит. Звездочку лишнюю прицепит.
— Звездочки лишними не бывают, Юрий Аркадьевич. Но я не ради них стараюсь, — заметил следователь.
Марукин всплеснул руками:
— Так это же понятно! От такой нечисти честных людей ограждаем, защищаем… Это же понятно, что…
Следователь решил прекратить беседу:
— Ладно, Юрий Аркадьевич. Спасибо за сочувствие. Но мне чего-то не хочется с утра пораньше разговоры разговаривать. Дело делать надо.
— Все, растворяюсь… — Марукин поднялся и спиной попятился к двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
— Извини, мама. Мы с тобой поговорим позже. А я побегу к Маше.
Полина попросила:
— Ты не беги, пожалуйста, не беги… Иди осторожненько… У тебя же сердце болело.
— Мама, перестань. Я должен бежать. Жаль, что я не сделал этого раньше.
— Это потому, что врачи «скорой» дали тебе успокоительное, и ты уснул.
— Вот и проспал шанс догнать Машу… — удрученно сказал Леша.
— Ничего, ничего, вы объяснитесь… Главное — как сердце?
— Мама, ты уже спрашивала. Только что. Сердце — нормально. Пока! — Он положил трубку и тихо добавил: — Но оно разбито вдребезги.
Костя с огромным пакетом с лепестками подошел к дому Буравиных и, позвонив в домофон, радостно закричал:
— Катя, доброе утро! Катя, это я! Ты уже проснулась?
Катя, еще окончательно не проснувшаяся, накинула прямо на пижаму халатик, открыла дверь и, зевая, спросила:
— Зачем ты пришел так рано и без приглашения?
— Я приготовил тебе сюрприз.
— И не мог подождать хотя бы до полудня?
— Я всю ночь не спал. Не мог дождаться новой встречи с тобой.
Катя прошла к себе в комнату и села на постель, насмешливо глядя на Костю. Костя присел рядом:
— Мне показалось, Катя, что вчерашний разговор нас сблизил. Ты вселила в меня надежду, что когда-нибудь, пусть не сразу, но сможешь полюбить меня по-настоящему.
— В какой это момент я вселила в тебя надежду? — Катя подняла брови.
— Когда ты сказала, что мы — родственные души. Катя вздохнула:
— Да, сказала. И что? Это повод являться ко мне в дом ни свет ни заря?
— Не сердись, пожалуйста, я хотел тебя порадовать, — улыбнулся Костя.
— Хорошо, рассказывай, что у тебя за сюрприз! — сдалась Катя.
Костя смотрел на Катю загадочно:
— Я не только расскажу, что принес, но и покажу. Катя, закрой глаза!
— Зачем?
Костя просительно заглянул ей в лицо:
— Ну пожалуйста! Я так давно не делал тебе сюрпризов…
— Ладно.
Она закрыла глаза. Костя отошел на полшага и зашуршал пакетом:
— Не открывай, не открывай… Раз, два, два с половиной…
Катя поморщилась, Костя в это время занес над головой Кати пакет, наполненный красными лепестками:
— Три! Открывай!
Катя открыла глаза, и в тот же миг на нее полился дождь из лепестков роз. Костя ожидал от Кати восторга, но ее реакция оказалась прямо противоположной. Катя осознала, что это за лепестки, и закричала, стряхивая их с себя.
— Катя, Катенька, что с тобой? — Костя ничего не понимал.
— Ублюдок! Скотина! Что ты сюда принес? Я тебя убью!
Костя растерянно отпрыгнул от постели, бросив пакет в сторону:
— Ты что? Катя! Что случилось? Я хотел… хотел, как в песне… миллион алых роз…
— Ах, как в песне? — Катя подбежала к Косте и замахнулась, желая его ударить, но Костя так жалко загородился двумя руками, что Катин гнев перенесся на несчастные лепестки. Она с брезгливостью стряхивала их с себя, вытрясая пододеяльник, пытаясь смести лепестки с постели. Лепестки, как пух, летали по комнате. Костя в растерянности наблюдал за Катиными действиями широко раскрытыми глазами:
— Катя, Катя, что с тобой?
— Как ты мог притащить сюда эту гадость? Костя на всякий случай перед ответом отодвинулся от Кати подальше:
— Я знаю, как ты любишь цветы. И я… я думал… я хотел искупать тебя в цветах… я думал, ты проснешься и сразу примешь цветочный душ… я хотел искупать… Катя передразнила его:
— Я, я, я… я хотел… Да ты искупал меня в дерьме!
— Прости, я не думал, что тебе это может не понравиться, — робко сказал он.
Катя в бешенстве закричала:
— Убирайся отсюда вон, Костя!
Костя открыл было рот, чтобы еще что-то ответить, но Катя решительно вытолкала его из комнаты.
Потрясенный Костя вышел из дома Буравиных и со всего размаху пнул почтовый ящик. Он уходил злой и рассерженный. А Катя с веником и совком выметала из углов комнаты лепестки роз, стряхивая их с тумбочки, постели. Она в гневе разговаривала сама с собой:
— Романтик несчастный! Миллион роз он подарил! Миллион роз секонд хенд!
* * *
Смотритель, как они и договаривались с Марукиным, потребовал, чтобы его вызвали на допрос. Но охранник не спешил выполнять его просьбу.
— Зачем? — поинтересовался он.
— Не твоего ума дело! Ты передай следователю! — огрызнулся смотритель.
— Ничего не буду передавать, раз не говоришь! — заявил охранник и захлопнул окошко.
А следователь в это время беседовал с Марукиным.
— Что невесел, Григорий Тимофеевич?
— А что веселиться? Вот, с утра пораньше получил нагоняй от начальства. Из-за того, что я допустил такой скандал в своем кабинете. Расслабился, так сказать…
Марукин хмыкнул:
— Ничего себе расслабился… Я тоже поверил, что он полумертвый. Слабый был, идти не мог.
— Идти не мог, а бежать явно хотел, — задумчиво прищурился следователь.
— С чего вы это взяли? — Марукин поднял брови. Следователь объяснил:
— Чувствую. Его бросок стулом в стекло — это не жест отчаянья. Это рискованная попытка побега.
— Ну, маловероятно…
— Очень часто бывает, что маловероятные версии становятся единственно верными, — заметил следователь.
— Не дай Бог! Ну да вы во всем разберетесь, Григорий Тимофеевич. Он и пикнуть больше не успеет…
— Он-то не успеет. Но кое-кто успевает… Я вот еще о чем думаю, Юрий Аркадьевич. Не могу понять, кто с утра пораньше меня начальству заложил.
Марукин отвел взгляд, потому что знал, кто это сделал:
— Мало ли доброхотов… Может, Васька наш, охранник, и заложил… Выслужиться захотел, скотина!
— Скотина, это ты загнул, Юра. Во-первых, неизвестно, Василий им сказал или сами стелепатировали. Начальство же — оно, знаешь, всевидящее…
— Да-да-да-да-да… — Марукин с готовностью закивал.
— А во-вторых, даже если и он, это не повод для того, чтобы обзывать скотиной человека, — продолжал следователь.
Марукин почесал затылок:
— Да, я чего-то погорячился… Так переживаю же за вас, Григорий Тимофеевич!
— Не переживай. Цель близка. Осталось совсем немного — и я прижму смотрителя к стенке, да так, что он у этой стенки и останется.
— Вы про высшую меру, что ли? Следователь задумчиво произнес:
— Меру наказания будет определять суд. И я надеюсь, она будет суровой и справедливой, эта мера.
— Вы, Григорий Тимофеевич, закроете это дело с успехом. И начальство вас оценит. Звездочку лишнюю прицепит.
— Звездочки лишними не бывают, Юрий Аркадьевич. Но я не ради них стараюсь, — заметил следователь.
Марукин всплеснул руками:
— Так это же понятно! От такой нечисти честных людей ограждаем, защищаем… Это же понятно, что…
Следователь решил прекратить беседу:
— Ладно, Юрий Аркадьевич. Спасибо за сочувствие. Но мне чего-то не хочется с утра пораньше разговоры разговаривать. Дело делать надо.
— Все, растворяюсь… — Марукин поднялся и спиной попятился к двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95