Ксюха бодро говорила в микрофон:
— Доброго времени суток, уважаемые радиослушатели! Вас приветствует ди-джей Ксения Комиссарова, которая— в течение ближайших четырех часов будет с вами! Не покидайте нашу волну! Не покидайте и оставайтесь с нами в течение всего вечера, потому что вечер обещает быть необыкновенным!
Катя сидела около радиоприемника, машинально крутя в руках упаковку лекарства, взятого в аптеке Кости, и слушала Ксюхин монолог:
— Вечер просто создан для любви, для романтики, для необыкновенных отношений! Я буду ставить сегодня самые лиричные, самые сентиментальные и самые замечательные песни о любви, потому что… потому что сегодня первый вечер любви у моей лучшей подруги, ура!
Зазвучал музыкальный проигрыш. Катя очень удивилась и пододвинулась поближе к радиоприемнику, добавляя громкость. А Ксюха не унималась:
— Сегодня моя лучшая подруга Маша встречается с любимым, ура! Я мысленно с тобой, Маша! Ой, Женька, не ревнуй! Я увлеклась! Я просто имела в виду, что сегодня для вас, дорогие Маша и Алеша, ровно в пять часов я поставлю самую лучшую мелодию, которую только смогу отыскать…
Катя усмехнулась нехорошей усмешкой:
— Ага, значит, ровно в пять часов! Спасибо, болтливая сорока Ксюша!
Ксюха и сама сообразила, что перегнула палку, и затараторила:
— Ох, простите меня, уважаемые радиослушатели! Кажется, я сболтнула лишнего! Но ведь не поделиться радостью за подругу я не могу! А с кем делиться, как не с лучшими друзьями! А лучшие друзья для меня — вы, слушатели радиостанции «Черноморская волна»! Только для вас сегодня — отличная музыка и восхитительная погода!
Маша заканчивала работу над куколкой, пришивая ей глазки-пуговки и разговаривая с ней:
— Алешенька, это воплощение твоей силы, твоего мужества. — Маша погладила морячка по голове.
Это — воплощение твоей мудрости. — И она надела на моряка фуражку. — Ты уйдешь в море, я буду тебя слышать, и ты будешь слышать меня. Здесь — вся моя любовь к тебе. Здесь — мое сердце. Ты будешь служить на «Верещагино», Алешенька, а я буду тебя верно ждать!
Маша сняла с пальца серебряное кольцо и надела на куколку, как пояс:
— Ты всегда будешь со мной, Алеша. Навеки.
И Маша крепко поцеловала куколку.
* * *
Костя подъехал к ресторану на автомобиле и резко затормозил у входа. На крыльце его поджидал подпрыгивающий от нетерпения Лева.
— Ты что, Костя, совсем сдурел? Я же не на свидание тебя позвал, опаздывать нельзя!
— Я все понимаю, Лева, но меня отец задержал… — оправдывался Костя.
— А-а, все от папочки зависишь, пацан! Ладно, базарить некогда, поехали! — Лева прыгнул в машину, в руках он держал сверток. — Ты все хорошо помнишь, Костя?
— Помню, помню, где тут забудешь!
— Мое дело — доставить посылочку для нашего мальчика в его одиночное Простоквашино, — пошутил Лева.
— Как ты, Лева, утомил своим плоским юмором! — отмахнулся Костя.
— Ладно, ладно. Сам ты не очень-то объемный. Итак, я доставляю посылку, ты едешь к изолятору. Стоишь у окон. Понятно?
— Что значит «ты едешь»? А ты со мной не едешь? — удивился Костя.
— Я отвечаю за другую часть плана, — покачал головой Лева.
Костя недовольно взглянул на него:
— Ага, а мне оставляешь самую рискованную… Чтобы машина отца засветилась.
Лева воздел руки к небу:
— О Боже! Какой ты… смелый, Костя! Машина отца! А то, что я приношу передачу в тюрьму и вот этими самыми пальчиками добровольно вношу в журнал посещений свою родную фамилию? Это, по-твоему, не риск?
* * *
Буравин развязывал галстук, освобождая шею. Полина с тревогой наблюдала за ним, не решаясь задать вопрос. Наконец она рискнула:
— Ну, как, Витя? Как все прошло? Удачно? Буравин с расстановкой произнес:
— Все. Прошло. Если можно считать удачным искусственное разделение работающей фирмы. Но — ничего не поделаешь. Я был готов. Все нормально, Полина.
Полина настаивала:
— Но ты расстроен. Я вижу. Случилось что-то непредвиденное?
— Да нет. «Верещагине» я отвоевал. Это, как говорится, был для меня вопрос чести. Пришлось, правда, уступить при разделе активов. Но не это главное… Меня очень обеспокоило психологическое состояние твоего бывшего мужа.
— В смысле?
— Мне он показался немного не в себе. Как будто он одержим, — попытался найти нужное слово Буравин.
— Почему ты назвал его одержимым? — не поняла Полина.
— Понимаешь, он вел себя странно, очень странно. Был возбужден. Сначала хотел взять свою долю деньгами, потом согласился на реальный дележ активов. Суетился, рвал бумаги, вел себя, как полубезумный… Я не понимаю до сих пор, хочет ли он работать на самом деле, — расписывал Буравин.
— Подожди, ничего не поняла. Борис был взволнован, это понятно…
— А, извини! Кажется, я тебя гружу не твоими проблемами. Извини еще раз. Мы сами разберемся, — махнул рукой Буравин.
— Нет, Витя, это не ваши проблемы. Это наши общие проблемы, — возразила Полина.
— Все равно. Решу их сам. Забудь, что я сказал.
— По-моему, без моей помощи не обойтись! — Полина встала с места изначала взволнованно ходить по комнате. — Пойми, слишком многое нас всех связывает.
— Ты имеешь в виду себя? — спросил Буравин, но Полина покачала головой:
— Нет. Я беспокоюсь о будущем своих сыновей.
— Полина. О твоих сыновьях я не забуду, — твердо сказал Буравин.
— Ты? А что, их родного отца ты уже списываешь со счетов? — внимательно посмотрела на него Полина.
— Ты не права… Ты знаешь, что я в принципе был против раздела фирмы… — вздохнул Буравин.
— Ох, Витя. Ты говоришь только о бизнесе. Но личные неприятности невозможно разрешить деловыми решениями.
— Почему? — удивился Буравин.
— Ты же сам сказал: Борис одержим. И ему нужна помощь. Человеческая. И я думаю, срочная! — попыталась объяснить Полина.
Буравин предложил:
— Полина, мы можем всем миром помочь Борису. Напрасно ты считаешь меня бесчувственным пнем. В конце концов, он не только твой бывший муж. Он и мой бывший друг.
— Витя, я вовсе не считаю тебя бесчувственным. Нет. Просто есть вещи, которые должна улаживать женщина, — возразила Полина.
— Если ты хочешь на него как-то повлиять, то напрасно. Дело сделано — и бизнес разделен, и вы, надеюсь, в скором будущем разведетесь официально, — для Буравина все было ясно.
— Витя, я не хочу на него влиять. Да это и бесполезно. Ты знаешь, какой он гордый и упрямый. Я просто хочу… поддержать его, понимаешь? Поэтому я сейчас соберу что-нибудь поесть, домашнего, и схожу туда, ладно? — просительно взглянула на Буравина Полина.
— Домашнего — это ты права. Мне, кроме всего прочего, показалось, что он… голодный. Неухоженный, обозленный, есть хочет… В общем, холостой мужик, — согласно кивнул Буравин.
— Ох, хоть бы пить не начал! — забеспокоилась Полина.
— Надеюсь, удержаться от рюмки у него ума хватит, — пожал плечами Буравин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
— Доброго времени суток, уважаемые радиослушатели! Вас приветствует ди-джей Ксения Комиссарова, которая— в течение ближайших четырех часов будет с вами! Не покидайте нашу волну! Не покидайте и оставайтесь с нами в течение всего вечера, потому что вечер обещает быть необыкновенным!
Катя сидела около радиоприемника, машинально крутя в руках упаковку лекарства, взятого в аптеке Кости, и слушала Ксюхин монолог:
— Вечер просто создан для любви, для романтики, для необыкновенных отношений! Я буду ставить сегодня самые лиричные, самые сентиментальные и самые замечательные песни о любви, потому что… потому что сегодня первый вечер любви у моей лучшей подруги, ура!
Зазвучал музыкальный проигрыш. Катя очень удивилась и пододвинулась поближе к радиоприемнику, добавляя громкость. А Ксюха не унималась:
— Сегодня моя лучшая подруга Маша встречается с любимым, ура! Я мысленно с тобой, Маша! Ой, Женька, не ревнуй! Я увлеклась! Я просто имела в виду, что сегодня для вас, дорогие Маша и Алеша, ровно в пять часов я поставлю самую лучшую мелодию, которую только смогу отыскать…
Катя усмехнулась нехорошей усмешкой:
— Ага, значит, ровно в пять часов! Спасибо, болтливая сорока Ксюша!
Ксюха и сама сообразила, что перегнула палку, и затараторила:
— Ох, простите меня, уважаемые радиослушатели! Кажется, я сболтнула лишнего! Но ведь не поделиться радостью за подругу я не могу! А с кем делиться, как не с лучшими друзьями! А лучшие друзья для меня — вы, слушатели радиостанции «Черноморская волна»! Только для вас сегодня — отличная музыка и восхитительная погода!
Маша заканчивала работу над куколкой, пришивая ей глазки-пуговки и разговаривая с ней:
— Алешенька, это воплощение твоей силы, твоего мужества. — Маша погладила морячка по голове.
Это — воплощение твоей мудрости. — И она надела на моряка фуражку. — Ты уйдешь в море, я буду тебя слышать, и ты будешь слышать меня. Здесь — вся моя любовь к тебе. Здесь — мое сердце. Ты будешь служить на «Верещагино», Алешенька, а я буду тебя верно ждать!
Маша сняла с пальца серебряное кольцо и надела на куколку, как пояс:
— Ты всегда будешь со мной, Алеша. Навеки.
И Маша крепко поцеловала куколку.
* * *
Костя подъехал к ресторану на автомобиле и резко затормозил у входа. На крыльце его поджидал подпрыгивающий от нетерпения Лева.
— Ты что, Костя, совсем сдурел? Я же не на свидание тебя позвал, опаздывать нельзя!
— Я все понимаю, Лева, но меня отец задержал… — оправдывался Костя.
— А-а, все от папочки зависишь, пацан! Ладно, базарить некогда, поехали! — Лева прыгнул в машину, в руках он держал сверток. — Ты все хорошо помнишь, Костя?
— Помню, помню, где тут забудешь!
— Мое дело — доставить посылочку для нашего мальчика в его одиночное Простоквашино, — пошутил Лева.
— Как ты, Лева, утомил своим плоским юмором! — отмахнулся Костя.
— Ладно, ладно. Сам ты не очень-то объемный. Итак, я доставляю посылку, ты едешь к изолятору. Стоишь у окон. Понятно?
— Что значит «ты едешь»? А ты со мной не едешь? — удивился Костя.
— Я отвечаю за другую часть плана, — покачал головой Лева.
Костя недовольно взглянул на него:
— Ага, а мне оставляешь самую рискованную… Чтобы машина отца засветилась.
Лева воздел руки к небу:
— О Боже! Какой ты… смелый, Костя! Машина отца! А то, что я приношу передачу в тюрьму и вот этими самыми пальчиками добровольно вношу в журнал посещений свою родную фамилию? Это, по-твоему, не риск?
* * *
Буравин развязывал галстук, освобождая шею. Полина с тревогой наблюдала за ним, не решаясь задать вопрос. Наконец она рискнула:
— Ну, как, Витя? Как все прошло? Удачно? Буравин с расстановкой произнес:
— Все. Прошло. Если можно считать удачным искусственное разделение работающей фирмы. Но — ничего не поделаешь. Я был готов. Все нормально, Полина.
Полина настаивала:
— Но ты расстроен. Я вижу. Случилось что-то непредвиденное?
— Да нет. «Верещагине» я отвоевал. Это, как говорится, был для меня вопрос чести. Пришлось, правда, уступить при разделе активов. Но не это главное… Меня очень обеспокоило психологическое состояние твоего бывшего мужа.
— В смысле?
— Мне он показался немного не в себе. Как будто он одержим, — попытался найти нужное слово Буравин.
— Почему ты назвал его одержимым? — не поняла Полина.
— Понимаешь, он вел себя странно, очень странно. Был возбужден. Сначала хотел взять свою долю деньгами, потом согласился на реальный дележ активов. Суетился, рвал бумаги, вел себя, как полубезумный… Я не понимаю до сих пор, хочет ли он работать на самом деле, — расписывал Буравин.
— Подожди, ничего не поняла. Борис был взволнован, это понятно…
— А, извини! Кажется, я тебя гружу не твоими проблемами. Извини еще раз. Мы сами разберемся, — махнул рукой Буравин.
— Нет, Витя, это не ваши проблемы. Это наши общие проблемы, — возразила Полина.
— Все равно. Решу их сам. Забудь, что я сказал.
— По-моему, без моей помощи не обойтись! — Полина встала с места изначала взволнованно ходить по комнате. — Пойми, слишком многое нас всех связывает.
— Ты имеешь в виду себя? — спросил Буравин, но Полина покачала головой:
— Нет. Я беспокоюсь о будущем своих сыновей.
— Полина. О твоих сыновьях я не забуду, — твердо сказал Буравин.
— Ты? А что, их родного отца ты уже списываешь со счетов? — внимательно посмотрела на него Полина.
— Ты не права… Ты знаешь, что я в принципе был против раздела фирмы… — вздохнул Буравин.
— Ох, Витя. Ты говоришь только о бизнесе. Но личные неприятности невозможно разрешить деловыми решениями.
— Почему? — удивился Буравин.
— Ты же сам сказал: Борис одержим. И ему нужна помощь. Человеческая. И я думаю, срочная! — попыталась объяснить Полина.
Буравин предложил:
— Полина, мы можем всем миром помочь Борису. Напрасно ты считаешь меня бесчувственным пнем. В конце концов, он не только твой бывший муж. Он и мой бывший друг.
— Витя, я вовсе не считаю тебя бесчувственным. Нет. Просто есть вещи, которые должна улаживать женщина, — возразила Полина.
— Если ты хочешь на него как-то повлиять, то напрасно. Дело сделано — и бизнес разделен, и вы, надеюсь, в скором будущем разведетесь официально, — для Буравина все было ясно.
— Витя, я не хочу на него влиять. Да это и бесполезно. Ты знаешь, какой он гордый и упрямый. Я просто хочу… поддержать его, понимаешь? Поэтому я сейчас соберу что-нибудь поесть, домашнего, и схожу туда, ладно? — просительно взглянула на Буравина Полина.
— Домашнего — это ты права. Мне, кроме всего прочего, показалось, что он… голодный. Неухоженный, обозленный, есть хочет… В общем, холостой мужик, — согласно кивнул Буравин.
— Ох, хоть бы пить не начал! — забеспокоилась Полина.
— Надеюсь, удержаться от рюмки у него ума хватит, — пожал плечами Буравин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95