Снаряды летели так часто, что скосили остатки деревьев. Во Фландрии даже деревья терпят мучения».
Я думала о Фрэнке с его начищенными ботинками и безукоризненной формой посреди этого опустошения – и о Лео. Каждый раз, когда Альби упоминал о носилках или полевых санитарных пунктах, мои уши настораживались. Я слушала, представляя Лео бок о бок с другими санитарами на мененской дороге под Хугом, где подобрали Альби. Я представляла его в том конкретном укрытии, которое описывал Альби – оно было построено немцами, но теперь использовалось как пункт первой помощи солдатам, подобранным на полях сражений. Альби говорил, что это сооружение казалось огромной жабой, обозревавшей из кратера окружающую его темную воду. Мертвая вода, мертвая, как тела, которыми усеяна земля вокруг этого отвратительного кратера.
Я спросила у Альби, видел ли он Лео, но он, конечно, не видел, иначе с порога сказал бы мне об этом. «Но он недалеко оттуда, Эми, я знаю, где была Пятьдесят первая дивизия с конца сентября. Мне повезло больше, нас перевели оттуда в последнюю неделю августа. Нас осталось так мало, что мы были там бесполезны».
Я лежала в темноте, ребенок Лео ворочался в моем чреве, а я думала о Лео, бредущем по этой дороге с тяжелыми носилками и слушающем стоны раненых, представляла, как липкая грязь хватает его за ноги, а над головой визжат снаряды. Я содрогалась, хотя лежала в теплой постели – наверное, но как же, должно быть, он содрогался там.
Однако следующее письмо было написано чернилами. Лео написал, что его подразделение выведено в тыл, на отдых, и они целыми днями играют в регби.
Все мои сослуживцы могут играть в футбол , но един ственный имеющийся мяч , забытый кем-то из офицеров , оказался мячом для регби , поэтому они настояли , чтобы я показал им , как играть в регби. В результате я снова играю защитником. С какой неохотой я занимался этим в моло дости – я поклялся , что , выйдя из школы , не буду играть в подобные игры , – и вот теперь играю как дурак! Однако , это укрепляет здоровье , и , должен сказать , я предпочел бы эти легкомысленные занятия спортом тому , чем занимался пе ред этим.
Положив руку на живот, я сказала младенцу:
– Твой папа играет в регби! – у меня потекли слезы, но они были слезами облегчения.
Вскоре я пролила еще больше таких слез, потому что на следующей неделе пришла открытка от Фрэнка, для Флоры: «Мы на постое в тихом и приличном месте. Здесь скучновато , но есть хорошие места для верховых прогу лок». Значит, они оба были в безопасности, хотя бы на время.
В начале марта Альби удалось ненадолго выбраться к нам. Элен увела детей на прогулку, а я не знала, куда они пошли.
– Они скоро вернутся, – сказала я. – Подождем их наверху.
Я привела Альби в свою гостиную. Он сел на стул напротив меня, выглядя степенно и непривычно в своей новой форме. Я стала расспрашивать его о братьях и дяде Альфе.
– Отец в тылу, в базовом лагере – у него, слава Богу, обострение ревматизма, а Джорджа скоро призовут в армию.
– Джорджу еще рано в армию.
– Ему в декабре исполнилось девятнадцать, Эми.
– Рождественский подарок тети Агнес, – улыбнулась я.
– Да. Кажется, это было совсем недавно, правда? Мы жили хорошо, пока папа не потерял работу, а мама не заболела, – он вдруг спросил: – Эми, а когда умерла твоя мама?
Я открыла рот и снова закрыла.
– Одновременно с моей матерью, – тихо сказал он. – Разве не так, Эми?
– Я... я никогда не сказала бы тебе об этом... Тебе сказал дядя Альф?..
– Нет, я сам догадался. Но Нед всегда говорил, что ты – дочка двоюродной сестры нашей матери. Он не хотел верить... что она... – Альби выглядел очень печальным.
– Это потому, что она очень любила, – поспешно сказала я. – Они с моим отцом хотели пожениться, но...
Я запнулась, и Альби закончил за меня:
– Но он умер, – небольшая ирония и горечь сожаления, прозвучавшие в словах, говорили сами за себя. Альби тихо сказал: – Бедная мама, – а затем мы услышали голоса детей, поднимающихся по лестнице.
Лежа этим вечером в кровати, я сказала своему младенцу: «Может быть, скоро приедет твой папа». Мой ребенок энергично толкнулся в ответ – я была уверена, что это мальчик. По словам доктора Маттеуса, мой срок истекал на первой неделе мая, и червячок страха уже шевелился во мне, когда я вспоминала, как это больно – я была трусихой. Но, может быть, к этому времени Лео придет в отпуск и побудет со мной, чтобы успокоить и поддержать меня, как он это делал, когда рождалась Роза.
В следующем письме я ответила на его озабоченные вопросы о своем здоровье, а затем написала:
Было бы хорошо , если бы ты смог приехать домой до рождения ребенка. Все равно тебе скоро пора в отпуск. Мистер Арнотт признает , что мы справились со вспаш кой в срок , хотя были проблемы из-за нехватки угля для паровых плугов. Мы заменили его брикетами овсяной соло мы , поэтому Джудит Хокинс и ее отцу было достаточно топлива...
Закончив с новостями, я подписалась как обычно: «Твоя любящая и покорная жена , Эми». Затем моя ручка вывела сама: «Надеюсь , что скоро увидимся».
Но два дня спустя леди Бартон сказала мне, что все отпуска приостановлены. Ее щеки были бледными и впалыми, этого не скрывали даже два щегольских пятна румян.
– Немцы скоро начнут большое наступление, – объяснила она. Мое сердце заледенело. – Не говори никому, это секрет – хотя все его знают. Теперь, когда они побили русских, они собираются побить нас.
Ее руки дрожали. Я взяла их в свои.
– Они нас не побьют, леди Бартон. Нам помогут американцы.
– Они еще не прибыли – не успевают, – покачала она головой. – Им нужно подготовиться, понимаешь, и переплыть через Атлантический океан. Войска не могут маршировать по воде... – леди Бартон оборвала фразу и попыталась улыбнуться. – Я ведь только глупая старуха, так ведь? Но, дорогая моя, это так давно тянется, а я каждый раз, увидев разносчика телеграмм, думаю, что это о Джордже.
Это случилось 21-го марта. Сначала мы об этом не знали, но на следующий день в газетах напечатали, что началось большое сражение – враги атаковали на пятидесятимильном участке линии фронта. Там была приведена и карта, и мы с мистером Тимсом в тревоге углубились в нее.
В субботу мы узнали, что полмиллиона вражеских войск пытались прорвать линию британского фронта, а в воскресенье – Вербное воскресенье – военное ведомство прислало на почту бюллетень. Там было сказано, что наши войска удерживают позиции, несмотря на свирепые атаки врага. Однако, в понедельник «Таймс» мрачно сообщила: «Британцы отступили на линии фронта на Сомме. Париж подвергся бомбардировке». Ниже я увидела слова «51-я дивизия», и мое сердце застыло. «Здесь, как и по всей линии фронта, наши войска героически сражались, несмотря на постепенное отступление, но обстоятельства были против нас».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Я думала о Фрэнке с его начищенными ботинками и безукоризненной формой посреди этого опустошения – и о Лео. Каждый раз, когда Альби упоминал о носилках или полевых санитарных пунктах, мои уши настораживались. Я слушала, представляя Лео бок о бок с другими санитарами на мененской дороге под Хугом, где подобрали Альби. Я представляла его в том конкретном укрытии, которое описывал Альби – оно было построено немцами, но теперь использовалось как пункт первой помощи солдатам, подобранным на полях сражений. Альби говорил, что это сооружение казалось огромной жабой, обозревавшей из кратера окружающую его темную воду. Мертвая вода, мертвая, как тела, которыми усеяна земля вокруг этого отвратительного кратера.
Я спросила у Альби, видел ли он Лео, но он, конечно, не видел, иначе с порога сказал бы мне об этом. «Но он недалеко оттуда, Эми, я знаю, где была Пятьдесят первая дивизия с конца сентября. Мне повезло больше, нас перевели оттуда в последнюю неделю августа. Нас осталось так мало, что мы были там бесполезны».
Я лежала в темноте, ребенок Лео ворочался в моем чреве, а я думала о Лео, бредущем по этой дороге с тяжелыми носилками и слушающем стоны раненых, представляла, как липкая грязь хватает его за ноги, а над головой визжат снаряды. Я содрогалась, хотя лежала в теплой постели – наверное, но как же, должно быть, он содрогался там.
Однако следующее письмо было написано чернилами. Лео написал, что его подразделение выведено в тыл, на отдых, и они целыми днями играют в регби.
Все мои сослуживцы могут играть в футбол , но един ственный имеющийся мяч , забытый кем-то из офицеров , оказался мячом для регби , поэтому они настояли , чтобы я показал им , как играть в регби. В результате я снова играю защитником. С какой неохотой я занимался этим в моло дости – я поклялся , что , выйдя из школы , не буду играть в подобные игры , – и вот теперь играю как дурак! Однако , это укрепляет здоровье , и , должен сказать , я предпочел бы эти легкомысленные занятия спортом тому , чем занимался пе ред этим.
Положив руку на живот, я сказала младенцу:
– Твой папа играет в регби! – у меня потекли слезы, но они были слезами облегчения.
Вскоре я пролила еще больше таких слез, потому что на следующей неделе пришла открытка от Фрэнка, для Флоры: «Мы на постое в тихом и приличном месте. Здесь скучновато , но есть хорошие места для верховых прогу лок». Значит, они оба были в безопасности, хотя бы на время.
В начале марта Альби удалось ненадолго выбраться к нам. Элен увела детей на прогулку, а я не знала, куда они пошли.
– Они скоро вернутся, – сказала я. – Подождем их наверху.
Я привела Альби в свою гостиную. Он сел на стул напротив меня, выглядя степенно и непривычно в своей новой форме. Я стала расспрашивать его о братьях и дяде Альфе.
– Отец в тылу, в базовом лагере – у него, слава Богу, обострение ревматизма, а Джорджа скоро призовут в армию.
– Джорджу еще рано в армию.
– Ему в декабре исполнилось девятнадцать, Эми.
– Рождественский подарок тети Агнес, – улыбнулась я.
– Да. Кажется, это было совсем недавно, правда? Мы жили хорошо, пока папа не потерял работу, а мама не заболела, – он вдруг спросил: – Эми, а когда умерла твоя мама?
Я открыла рот и снова закрыла.
– Одновременно с моей матерью, – тихо сказал он. – Разве не так, Эми?
– Я... я никогда не сказала бы тебе об этом... Тебе сказал дядя Альф?..
– Нет, я сам догадался. Но Нед всегда говорил, что ты – дочка двоюродной сестры нашей матери. Он не хотел верить... что она... – Альби выглядел очень печальным.
– Это потому, что она очень любила, – поспешно сказала я. – Они с моим отцом хотели пожениться, но...
Я запнулась, и Альби закончил за меня:
– Но он умер, – небольшая ирония и горечь сожаления, прозвучавшие в словах, говорили сами за себя. Альби тихо сказал: – Бедная мама, – а затем мы услышали голоса детей, поднимающихся по лестнице.
Лежа этим вечером в кровати, я сказала своему младенцу: «Может быть, скоро приедет твой папа». Мой ребенок энергично толкнулся в ответ – я была уверена, что это мальчик. По словам доктора Маттеуса, мой срок истекал на первой неделе мая, и червячок страха уже шевелился во мне, когда я вспоминала, как это больно – я была трусихой. Но, может быть, к этому времени Лео придет в отпуск и побудет со мной, чтобы успокоить и поддержать меня, как он это делал, когда рождалась Роза.
В следующем письме я ответила на его озабоченные вопросы о своем здоровье, а затем написала:
Было бы хорошо , если бы ты смог приехать домой до рождения ребенка. Все равно тебе скоро пора в отпуск. Мистер Арнотт признает , что мы справились со вспаш кой в срок , хотя были проблемы из-за нехватки угля для паровых плугов. Мы заменили его брикетами овсяной соло мы , поэтому Джудит Хокинс и ее отцу было достаточно топлива...
Закончив с новостями, я подписалась как обычно: «Твоя любящая и покорная жена , Эми». Затем моя ручка вывела сама: «Надеюсь , что скоро увидимся».
Но два дня спустя леди Бартон сказала мне, что все отпуска приостановлены. Ее щеки были бледными и впалыми, этого не скрывали даже два щегольских пятна румян.
– Немцы скоро начнут большое наступление, – объяснила она. Мое сердце заледенело. – Не говори никому, это секрет – хотя все его знают. Теперь, когда они побили русских, они собираются побить нас.
Ее руки дрожали. Я взяла их в свои.
– Они нас не побьют, леди Бартон. Нам помогут американцы.
– Они еще не прибыли – не успевают, – покачала она головой. – Им нужно подготовиться, понимаешь, и переплыть через Атлантический океан. Войска не могут маршировать по воде... – леди Бартон оборвала фразу и попыталась улыбнуться. – Я ведь только глупая старуха, так ведь? Но, дорогая моя, это так давно тянется, а я каждый раз, увидев разносчика телеграмм, думаю, что это о Джордже.
Это случилось 21-го марта. Сначала мы об этом не знали, но на следующий день в газетах напечатали, что началось большое сражение – враги атаковали на пятидесятимильном участке линии фронта. Там была приведена и карта, и мы с мистером Тимсом в тревоге углубились в нее.
В субботу мы узнали, что полмиллиона вражеских войск пытались прорвать линию британского фронта, а в воскресенье – Вербное воскресенье – военное ведомство прислало на почту бюллетень. Там было сказано, что наши войска удерживают позиции, несмотря на свирепые атаки врага. Однако, в понедельник «Таймс» мрачно сообщила: «Британцы отступили на линии фронта на Сомме. Париж подвергся бомбардировке». Ниже я увидела слова «51-я дивизия», и мое сердце застыло. «Здесь, как и по всей линии фронта, наши войска героически сражались, несмотря на постепенное отступление, но обстоятельства были против нас».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109