А когда я найду его, то полюблю и этим спасу его жизнь. Мне осталось только найти его.
Я ухватилась за веревку и встала, шатаясь под дождем и ветром. Затем я нагнулась, чтобы подобрать корзину, и стала пробираться по скользкой грязи к дощатому помосту. Добравшись до него, я узнаю, что делать дальше. Я содрогнулась, идя назад мимо небольшого барака, но моя паника прошла, потому что я сказала себе, что в этом месте пользуются ножом не для убийства, а для лечения. Сознание этого укрепило мои шаги, и наконец, я вернулась к ярко освещенной площадке, которая больше не казалась мне залитой адским огнем – это был свет, ведущий раненых к отдыху и убежищу. Я поискала глазами какое-нибудь указание и увидела небольшую вывеску на двери ближайшего барака: «Комнаты медсестер». Я подошла к двери этого барака и постучала в нее.
Две сиделки, оказавшиеся внутри, помогли мне. Одна дала мне горячей воды, отмыть грязь с рук, ног и лица, и выжала мое пальто, пока я приводила в порядок волосы. Тем временем другая сиделка ушла, чтобы узнать, где лежит Лео. Вернувшись, она сказала, что поговорила с дежурной медсестрой, и та разрешила мне зайти в палату сейчас. Я пошла за ней, ее карманный фонарик создавал под моими ногами колеблющееся пятно света.
Мы остановились перед большой, как шатер, палаткой. Там меня встретила медсестра и пригласила в маленькую, отгороженную брезентом комнатку.
– Значит, вы – жена капрала Ворминстера?
Ее глаза были такими добрыми, что я кивнула и сказала:
– Я приехала, чтобы сказать ему, что я люблю его. Медсестра озабоченно нахмурилась.
– Дорогая моя, боюсь, что вы не сможете это сделать. Страх сдавил мне горло, и я с трудом прошептала:
– Он уже умер?
– Нет-нет, – она ободряюще похлопала меня по руке. – Он чувствует себя неплохо. Капитан Адамс доволен улучшением его состояния. – Я облегченно вздохнула, а она добавила: – Но, боюсь, вы не сможете поговорить с ним, потому что он полностью оглох – его барабанные перепонки повредило взрывом. Однако слух вернется к нему в дальнейшем, если проследить, чтобы в уши не попала серьезная инфекция. Но идемте со мной, и вы, наконец, увидите его.
Взяв фонарик, она повела меня в длинную, тесную парусиновую палату. По обе стороны центрального прохода тянулся ряд кроватей. В тусклом, красноватом освещении ночников я могла видеть лежащих на них людей. За столиком в конце прохода сидела нянечка и что-то шила, ее белая шапочка отливала розовым. Я шла за медсестрой вдоль бесконечного ряда кроватей, пока мы не подошли к этой нянечке, и я не спросила ее о Лео.
– Сейчас он спит, – ласково сказала она, – но вы можете посидеть у его кровати, пока он не проснется. Вот он.
Медсестра прикрыла рукой фонарик и включила его. Затем она подняла фонарик повыше, чтобы я могла разглядеть Лео. Он лежал передо мной, горбатый, с искривленной шеей, его перекошенное лицо распухло от огромного сине-багрового кровоподтека, и я увидела, что он был безобразнее и карикатурнее, чем когда-либо. Я стояла, смотрела на него и чувствовала, как меня заливает волна жалости и сострадания – но не любви.
Глава тридцать третья
– Видите, он пока спит, – вполголоса сказала медсестра, и я почувствовала, что она тянет меня за плечо. Я покорно села на стул у кровати – больше нечего было делать. Выключив фонарик, она ушла, а я осталась сидеть в темноте.
Я слышала неровный, отрывистый храп других мужчин, скрип зубов с соседней кровати и ровное, монотонное хлопание брезентовых стенок палатки на ветру. Постепенно мои глаза привыкли к тускло-красному ночному освещению, и холмик на кровати принял знакомые очертания горбатой фигуры Лео. Я содрогнулась от холода безнадежности. Я поставила все на последний отчаянный бросок и проиграла – я все еще любила Фрэнка. Наклонившись к сонному телу своего мужа, я прошептала: «Мне очень жаль, Лео – ужасно жаль». Но он не мог слышать меня, он спал.
Все, что я могла делать – безнадежно сидеть здесь. Затем за моим плечом появился свет, это вернулась медсестра.
– Сиделка приготовила нам чай, – шепнула она. – Идемте со мной на кухню.
Я последовала за ней между рядами кроватей и вышла в отгороженную брезентом кухню, где на примусе шипел чайник. Когда чай заварился, сиделка налила три чашки, взяла свою, и ушла за дежурный столик в палате. Медсестра села напротив меня.
– Не переживайте, дорогая моя, – сказала она ласково. – Когда он проснется, вы найдете гораздо больше возможностей выразить ему свою любовь, чем на словах.
Подняв на нее взгляд, я уныло сказала:
– Но я не люблю его, – слова сами полились из моего рта. – Я все еще люблю Фрэнка – я ничего не могу поделать с этим. Лео – такой хороший муж, он женился на мне, чтобы дать моей малышке имя, и он любит ее, мою Флору, хотя она не его дочь. А теперь у нас есть Роза, когда она рождалась, я очень боялась, но Лео пришел ко мне и поддержал меня – он всегда был так добр со мной. А теперь он любит меня, а я не могу ответить ему взаимностью.
Я глубоко, со всхлипом вздохнула и продолжила объяснения.
– Я получила письмо, в котором доктор сообщил, что Лео ранен, тяжело ранен, и подумала, что если не приеду и не скажу ему, что люблю его, то он умрет, как Зверь из сказки. Там Зверь умирал, когда Красавица вернулась. Поэтому я приехала, оставила своих малышек и приехала. Но на корабле я увидела белокурого офицера, он был похож на Фрэнка. Сначала я подумала, что это Фрэнк, но обозналась. Одного взгляда на него мне хватило, чтобы понять, что все бесполезно. Я все еще люблю Фрэнка, а не Лео, – она так доброжелательно смотрела на меня, что я высказала свою последнюю отчаянную глупость: – Но я подумала, что, может быть, заставлю себя полюбить Лео, представила, что все произойдет, как в сказке – когда я увижу его, то полюблю, как Красавица. Но так не случилось. И теперь я не знаю, что делать.
Наступила полная тишина, если не считать хлопания брезентовых стенок на ветру. Затем медсестра заговорила:
– Много лет назад, когда я только училась на медсестру, мне случилось ухаживать за пожилой леди. Она была очень старой и много спала, а я читала, сидя, у ее постели. Как-то вечером она взяла у меня книгу и взглянула на нее – это был роман о любви. Перелистав книгу, она вернула ее мне, улыбнулась и сказала: «Знаете, на свете так много дурацких домыслов о любви».
Медсестра потянулась ко мне и дотронулась до моей руки.
– Пейте чай, миссис Ворминстер, остынет. – Я послушно поднесла чашку к губам, а она тихо продолжала: – И тогда я спросила свою пациентку, почему она сказала это. Было очевидно, что она хотела что-то рассказать мне, и мне стало любопытно. И она рассказала мне целую историю. Когда она была девушкой, то влюбилась в молодого человека – его звали Джоном, – и он тоже влюбился в нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Я ухватилась за веревку и встала, шатаясь под дождем и ветром. Затем я нагнулась, чтобы подобрать корзину, и стала пробираться по скользкой грязи к дощатому помосту. Добравшись до него, я узнаю, что делать дальше. Я содрогнулась, идя назад мимо небольшого барака, но моя паника прошла, потому что я сказала себе, что в этом месте пользуются ножом не для убийства, а для лечения. Сознание этого укрепило мои шаги, и наконец, я вернулась к ярко освещенной площадке, которая больше не казалась мне залитой адским огнем – это был свет, ведущий раненых к отдыху и убежищу. Я поискала глазами какое-нибудь указание и увидела небольшую вывеску на двери ближайшего барака: «Комнаты медсестер». Я подошла к двери этого барака и постучала в нее.
Две сиделки, оказавшиеся внутри, помогли мне. Одна дала мне горячей воды, отмыть грязь с рук, ног и лица, и выжала мое пальто, пока я приводила в порядок волосы. Тем временем другая сиделка ушла, чтобы узнать, где лежит Лео. Вернувшись, она сказала, что поговорила с дежурной медсестрой, и та разрешила мне зайти в палату сейчас. Я пошла за ней, ее карманный фонарик создавал под моими ногами колеблющееся пятно света.
Мы остановились перед большой, как шатер, палаткой. Там меня встретила медсестра и пригласила в маленькую, отгороженную брезентом комнатку.
– Значит, вы – жена капрала Ворминстера?
Ее глаза были такими добрыми, что я кивнула и сказала:
– Я приехала, чтобы сказать ему, что я люблю его. Медсестра озабоченно нахмурилась.
– Дорогая моя, боюсь, что вы не сможете это сделать. Страх сдавил мне горло, и я с трудом прошептала:
– Он уже умер?
– Нет-нет, – она ободряюще похлопала меня по руке. – Он чувствует себя неплохо. Капитан Адамс доволен улучшением его состояния. – Я облегченно вздохнула, а она добавила: – Но, боюсь, вы не сможете поговорить с ним, потому что он полностью оглох – его барабанные перепонки повредило взрывом. Однако слух вернется к нему в дальнейшем, если проследить, чтобы в уши не попала серьезная инфекция. Но идемте со мной, и вы, наконец, увидите его.
Взяв фонарик, она повела меня в длинную, тесную парусиновую палату. По обе стороны центрального прохода тянулся ряд кроватей. В тусклом, красноватом освещении ночников я могла видеть лежащих на них людей. За столиком в конце прохода сидела нянечка и что-то шила, ее белая шапочка отливала розовым. Я шла за медсестрой вдоль бесконечного ряда кроватей, пока мы не подошли к этой нянечке, и я не спросила ее о Лео.
– Сейчас он спит, – ласково сказала она, – но вы можете посидеть у его кровати, пока он не проснется. Вот он.
Медсестра прикрыла рукой фонарик и включила его. Затем она подняла фонарик повыше, чтобы я могла разглядеть Лео. Он лежал передо мной, горбатый, с искривленной шеей, его перекошенное лицо распухло от огромного сине-багрового кровоподтека, и я увидела, что он был безобразнее и карикатурнее, чем когда-либо. Я стояла, смотрела на него и чувствовала, как меня заливает волна жалости и сострадания – но не любви.
Глава тридцать третья
– Видите, он пока спит, – вполголоса сказала медсестра, и я почувствовала, что она тянет меня за плечо. Я покорно села на стул у кровати – больше нечего было делать. Выключив фонарик, она ушла, а я осталась сидеть в темноте.
Я слышала неровный, отрывистый храп других мужчин, скрип зубов с соседней кровати и ровное, монотонное хлопание брезентовых стенок палатки на ветру. Постепенно мои глаза привыкли к тускло-красному ночному освещению, и холмик на кровати принял знакомые очертания горбатой фигуры Лео. Я содрогнулась от холода безнадежности. Я поставила все на последний отчаянный бросок и проиграла – я все еще любила Фрэнка. Наклонившись к сонному телу своего мужа, я прошептала: «Мне очень жаль, Лео – ужасно жаль». Но он не мог слышать меня, он спал.
Все, что я могла делать – безнадежно сидеть здесь. Затем за моим плечом появился свет, это вернулась медсестра.
– Сиделка приготовила нам чай, – шепнула она. – Идемте со мной на кухню.
Я последовала за ней между рядами кроватей и вышла в отгороженную брезентом кухню, где на примусе шипел чайник. Когда чай заварился, сиделка налила три чашки, взяла свою, и ушла за дежурный столик в палате. Медсестра села напротив меня.
– Не переживайте, дорогая моя, – сказала она ласково. – Когда он проснется, вы найдете гораздо больше возможностей выразить ему свою любовь, чем на словах.
Подняв на нее взгляд, я уныло сказала:
– Но я не люблю его, – слова сами полились из моего рта. – Я все еще люблю Фрэнка – я ничего не могу поделать с этим. Лео – такой хороший муж, он женился на мне, чтобы дать моей малышке имя, и он любит ее, мою Флору, хотя она не его дочь. А теперь у нас есть Роза, когда она рождалась, я очень боялась, но Лео пришел ко мне и поддержал меня – он всегда был так добр со мной. А теперь он любит меня, а я не могу ответить ему взаимностью.
Я глубоко, со всхлипом вздохнула и продолжила объяснения.
– Я получила письмо, в котором доктор сообщил, что Лео ранен, тяжело ранен, и подумала, что если не приеду и не скажу ему, что люблю его, то он умрет, как Зверь из сказки. Там Зверь умирал, когда Красавица вернулась. Поэтому я приехала, оставила своих малышек и приехала. Но на корабле я увидела белокурого офицера, он был похож на Фрэнка. Сначала я подумала, что это Фрэнк, но обозналась. Одного взгляда на него мне хватило, чтобы понять, что все бесполезно. Я все еще люблю Фрэнка, а не Лео, – она так доброжелательно смотрела на меня, что я высказала свою последнюю отчаянную глупость: – Но я подумала, что, может быть, заставлю себя полюбить Лео, представила, что все произойдет, как в сказке – когда я увижу его, то полюблю, как Красавица. Но так не случилось. И теперь я не знаю, что делать.
Наступила полная тишина, если не считать хлопания брезентовых стенок на ветру. Затем медсестра заговорила:
– Много лет назад, когда я только училась на медсестру, мне случилось ухаживать за пожилой леди. Она была очень старой и много спала, а я читала, сидя, у ее постели. Как-то вечером она взяла у меня книгу и взглянула на нее – это был роман о любви. Перелистав книгу, она вернула ее мне, улыбнулась и сказала: «Знаете, на свете так много дурацких домыслов о любви».
Медсестра потянулась ко мне и дотронулась до моей руки.
– Пейте чай, миссис Ворминстер, остынет. – Я послушно поднесла чашку к губам, а она тихо продолжала: – И тогда я спросила свою пациентку, почему она сказала это. Было очевидно, что она хотела что-то рассказать мне, и мне стало любопытно. И она рассказала мне целую историю. Когда она была девушкой, то влюбилась в молодого человека – его звали Джоном, – и он тоже влюбился в нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109