— Так, значит, ты жив? Жив и скрываешься? И ты не хочешь повидаться со своей дочерью? Да как ты можешь оставаться вдали от нее? И почему ты следил за мной?..»
Джейк О'Нил смотрел на него с портрета золотистыми насмешливыми глазами.
— Эдвард…
Он обернулся и увидел огромные янтарные глаза Софи, ее бледное лицо.
— С вами все в порядке? — спросил он. — Я не хотел расстраивать вас.
— Мне всегда его не хватает, — просто сказала девушка.
И в то же мгновение Эдвард понял, что должен найти Джейка О'Нила и заставить этого ублюдка воскреснуть — ради его дочери. Почему-то Эдварду казалось, что это чрезвычайно важно. Потом его поразила другая мысль. Джейк О'Нил жив, но Сюзанна снова вышла замуж. Эдвард попытался представить, какой произойдет скандал, если Джейк объявит о себе публично, и вздрогнул. Не нужно быть пророком, чтобы предсказать: множество людей пострадает из-за этого. Ну а если Джейк останется умершим и похороненным, как все эти годы? Наверное, он не хочет причинять горя жене и дочери, наверное, он беспокоится о них… В любом случае Эдвард решил во всем разобраться.
— Эдвард… — неуверенно произнесла Софи. — Так что же вы думаете о моих работах?
Эдвард взял девушку за руку и подвел к натюрморту с цветами. Еще раз всмотрелся в горящие краски.
— Вот это мне нравится больше всего. Даже не понимаю, как несколько цветков могут настолько взволновать.
— Мама видела эту работу в мае, — медленно произнесла Софи, и ее щеки чуть порозовели. — Она сказала, что это вообще не похоже на цветы, что пятилетний ребенок нарисовал бы лучше.
— Не могу поверить, что она такое сказала.
Глаза Софи сверкнули.
— Вы с ней не согласны?
— Черт побери, конечно, нет! Мне это нравится больше всего.
— Вам вообще нравятся мои картины?
— Очень нравятся. Вы просто великолепны, Софи.
Девушка опустила голову. Эдвард понял, что ей нечасто приходилось слышать похвалы в этом доме. Он отвернулся, прошелся по комнате, выглянул в окно, в сад. Но когда подошел к открытой внутренней двери, заинтересовавшись, что же находится во втором помещении мастерской, Софи неожиданно вскрикнула:
— Эдвард!
Это звучало как предостережение.
Он резко остановился. Софи сильно побледнела.
— Вы не хотите, чтобы я туда заходил? Но ведь там тоже ваша мастерская?
Девушка, похоже, была не в состоянии произнести ни слова.
Теперь уже Эдварда всерьез охватило любопытство, потому что он в очередной раз понял — Софи что-то скрывает от него.
— А что там, в той части студии, Софи?
Девушка открыла рот, но ни звука не сорвалось с ее губ. Наконец она хрипло выдавила:
— Там… там незаконченные работы.
Эдвард просто не в силах был устоять. Он шагнул к двери, слыша за спиной тихий стон Софи. Но на пороге второй комнаты Эдвард замер, потрясенный до глубины души.
Очевидно, работала Софи именно в этой комнате. Эта часть мастерской оказалась меньше, но сильнее освещена — одна из стен представляла собой сплошное окно от пола до потолка. И здесь почти ничего не было, если не считать большого портрета, стоящего на мольберте в центре помещения, и маленького столика, на котором громоздились тюбики с краской, палитры и кисти всех размеров. Очень сильно пахло маслом и скипидаром.
— Боже!.. — прошептал Эдвард, зачарованный. Она написала его!
И это была потрясающая работа. Холст как будто дрожал от напряжения, от насыщенного цвета, и Эдварду показалось, что его изображение может в любой момент шагнуть прямиком в комнату.
— Неужели я и вправду такой? — услышал он собственный голос.
Софи не ответила.
Эдвард подошел к портрету ближе и снова замер. В работе жила такая сила, такая страсть, что Эдвард был ошеломлен. И в то же время его охватила радость. Он повернулся, чтобы посмотреть на Софи, но девушка отвела взгляд. Она отчаянно покраснела.
Эдвард принялся рассматривать портрет. Лицо и фигура выписаны подробно, объемно, но в то же время казалось, что Софи писала в ярости, ее кисть била по холсту коротко и уверенно, яркие краски трепетали… Но задний план неопределенный, это почти коллаж радужных тонов, в котором преобладают мягкие синие и желтые оттенки. Работа выглядела живой, яркой и роскошной. Она была радостной и полной надежд. И Софи изобразила Эдварда героем, а не тем испорченным человеком, каким он сам себя знал.
— Скажите что-нибудь, — попросила Софи.
Эдвард повернулся к ней, не находя слов. Наконец он выговорил:
— Но, черт побери, я совсем не герой.
Софи подняла глаза:
— Я написала вас таким, каким запомнила.
Эдвард снова повернулся к холсту и принялся рассматривать свое изображение, гадая, неужто в его глазах и в самом деле можно увидеть такое плутовство, и веселье, и понимание… Вряд ли он и вправду так интересен, и лукав, и тревожаще силен, как ей это показалось.
Но постепенно он понял: если Софи написала его таким, значит, она любит его.
Эдвард похолодел, медленно повернулся и уставился на девушку, сердце его забилось с опасной силой. Что ему сделать, чтобы эта страсть осталась лишь девчоночьим увлечением, школьным обожанием? Да и хочет ли он, чтобы все было именно так?
— Вы так на меня смотрите… — неуверенно проговорила Софи. — Вы потрясены?
Эдвард не сразу смог ответить. Он был в ужасе от собственных преступных мыслей. Да, он был потрясен, но не Софи тому причиной, а он сам.
— Да.
Она отвернулась.
— Я так и думала.
Эдвард подошел к ней, взял за руку.
— Софи… я потрясен, но это не то, что вы думаете. — Их взгляды встретились. Эдвард очень остро ощущал пальцы девушки в своей руке, ощущал близость их тел, ощущал трепет ее полуоткрытых губ. — Это большая честь для меня, Софи, — тихо сказал он.
Софи смотрела на него немигающим взглядом.
Эдвард понимал, что она работала над его портретом с огромной силой, с огромной страстью. И гадал, что будет, когда эта страсть прорвется в иной форме, в чувстве, в любви…
— Я потрясен, потому что никак не ожидал увидеть здесь свой портрет, и хотя я и не знаток искусства, все же вижу — это чертовски здорово!
Софи, все еще не отрывая от него глаз, судорожно вздохнула. Эдварду показалось, что между ними пронеслась пламенная вспышка, он почти увидел ломаную линию молнии…
— Вы только что закончили его?
— Да, утром.
— Вы работали над моим портретом прошлой ночью?
— Да. — Голос Софи звучал низко, хрипло. — Обычно мне нужно несколько дней, даже несколько недель, чтобы закончить работу маслом, но ваш портрет я начала вчера вечером и закончила к рассвету.
Эдвард стиснул зубы. Его тело охватил огонь. Он забыл о своем изображении на холсте, стоящем у него за спиной. Его руки коснулись плеч Софи. Она заметно вздрогнула, но не отпрянула и не сделала попытки сбросить его ладони.
— Софи, я более чем польщен, я счастлив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Джейк О'Нил смотрел на него с портрета золотистыми насмешливыми глазами.
— Эдвард…
Он обернулся и увидел огромные янтарные глаза Софи, ее бледное лицо.
— С вами все в порядке? — спросил он. — Я не хотел расстраивать вас.
— Мне всегда его не хватает, — просто сказала девушка.
И в то же мгновение Эдвард понял, что должен найти Джейка О'Нила и заставить этого ублюдка воскреснуть — ради его дочери. Почему-то Эдварду казалось, что это чрезвычайно важно. Потом его поразила другая мысль. Джейк О'Нил жив, но Сюзанна снова вышла замуж. Эдвард попытался представить, какой произойдет скандал, если Джейк объявит о себе публично, и вздрогнул. Не нужно быть пророком, чтобы предсказать: множество людей пострадает из-за этого. Ну а если Джейк останется умершим и похороненным, как все эти годы? Наверное, он не хочет причинять горя жене и дочери, наверное, он беспокоится о них… В любом случае Эдвард решил во всем разобраться.
— Эдвард… — неуверенно произнесла Софи. — Так что же вы думаете о моих работах?
Эдвард взял девушку за руку и подвел к натюрморту с цветами. Еще раз всмотрелся в горящие краски.
— Вот это мне нравится больше всего. Даже не понимаю, как несколько цветков могут настолько взволновать.
— Мама видела эту работу в мае, — медленно произнесла Софи, и ее щеки чуть порозовели. — Она сказала, что это вообще не похоже на цветы, что пятилетний ребенок нарисовал бы лучше.
— Не могу поверить, что она такое сказала.
Глаза Софи сверкнули.
— Вы с ней не согласны?
— Черт побери, конечно, нет! Мне это нравится больше всего.
— Вам вообще нравятся мои картины?
— Очень нравятся. Вы просто великолепны, Софи.
Девушка опустила голову. Эдвард понял, что ей нечасто приходилось слышать похвалы в этом доме. Он отвернулся, прошелся по комнате, выглянул в окно, в сад. Но когда подошел к открытой внутренней двери, заинтересовавшись, что же находится во втором помещении мастерской, Софи неожиданно вскрикнула:
— Эдвард!
Это звучало как предостережение.
Он резко остановился. Софи сильно побледнела.
— Вы не хотите, чтобы я туда заходил? Но ведь там тоже ваша мастерская?
Девушка, похоже, была не в состоянии произнести ни слова.
Теперь уже Эдварда всерьез охватило любопытство, потому что он в очередной раз понял — Софи что-то скрывает от него.
— А что там, в той части студии, Софи?
Девушка открыла рот, но ни звука не сорвалось с ее губ. Наконец она хрипло выдавила:
— Там… там незаконченные работы.
Эдвард просто не в силах был устоять. Он шагнул к двери, слыша за спиной тихий стон Софи. Но на пороге второй комнаты Эдвард замер, потрясенный до глубины души.
Очевидно, работала Софи именно в этой комнате. Эта часть мастерской оказалась меньше, но сильнее освещена — одна из стен представляла собой сплошное окно от пола до потолка. И здесь почти ничего не было, если не считать большого портрета, стоящего на мольберте в центре помещения, и маленького столика, на котором громоздились тюбики с краской, палитры и кисти всех размеров. Очень сильно пахло маслом и скипидаром.
— Боже!.. — прошептал Эдвард, зачарованный. Она написала его!
И это была потрясающая работа. Холст как будто дрожал от напряжения, от насыщенного цвета, и Эдварду показалось, что его изображение может в любой момент шагнуть прямиком в комнату.
— Неужели я и вправду такой? — услышал он собственный голос.
Софи не ответила.
Эдвард подошел к портрету ближе и снова замер. В работе жила такая сила, такая страсть, что Эдвард был ошеломлен. И в то же время его охватила радость. Он повернулся, чтобы посмотреть на Софи, но девушка отвела взгляд. Она отчаянно покраснела.
Эдвард принялся рассматривать портрет. Лицо и фигура выписаны подробно, объемно, но в то же время казалось, что Софи писала в ярости, ее кисть била по холсту коротко и уверенно, яркие краски трепетали… Но задний план неопределенный, это почти коллаж радужных тонов, в котором преобладают мягкие синие и желтые оттенки. Работа выглядела живой, яркой и роскошной. Она была радостной и полной надежд. И Софи изобразила Эдварда героем, а не тем испорченным человеком, каким он сам себя знал.
— Скажите что-нибудь, — попросила Софи.
Эдвард повернулся к ней, не находя слов. Наконец он выговорил:
— Но, черт побери, я совсем не герой.
Софи подняла глаза:
— Я написала вас таким, каким запомнила.
Эдвард снова повернулся к холсту и принялся рассматривать свое изображение, гадая, неужто в его глазах и в самом деле можно увидеть такое плутовство, и веселье, и понимание… Вряд ли он и вправду так интересен, и лукав, и тревожаще силен, как ей это показалось.
Но постепенно он понял: если Софи написала его таким, значит, она любит его.
Эдвард похолодел, медленно повернулся и уставился на девушку, сердце его забилось с опасной силой. Что ему сделать, чтобы эта страсть осталась лишь девчоночьим увлечением, школьным обожанием? Да и хочет ли он, чтобы все было именно так?
— Вы так на меня смотрите… — неуверенно проговорила Софи. — Вы потрясены?
Эдвард не сразу смог ответить. Он был в ужасе от собственных преступных мыслей. Да, он был потрясен, но не Софи тому причиной, а он сам.
— Да.
Она отвернулась.
— Я так и думала.
Эдвард подошел к ней, взял за руку.
— Софи… я потрясен, но это не то, что вы думаете. — Их взгляды встретились. Эдвард очень остро ощущал пальцы девушки в своей руке, ощущал близость их тел, ощущал трепет ее полуоткрытых губ. — Это большая честь для меня, Софи, — тихо сказал он.
Софи смотрела на него немигающим взглядом.
Эдвард понимал, что она работала над его портретом с огромной силой, с огромной страстью. И гадал, что будет, когда эта страсть прорвется в иной форме, в чувстве, в любви…
— Я потрясен, потому что никак не ожидал увидеть здесь свой портрет, и хотя я и не знаток искусства, все же вижу — это чертовски здорово!
Софи, все еще не отрывая от него глаз, судорожно вздохнула. Эдварду показалось, что между ними пронеслась пламенная вспышка, он почти увидел ломаную линию молнии…
— Вы только что закончили его?
— Да, утром.
— Вы работали над моим портретом прошлой ночью?
— Да. — Голос Софи звучал низко, хрипло. — Обычно мне нужно несколько дней, даже несколько недель, чтобы закончить работу маслом, но ваш портрет я начала вчера вечером и закончила к рассвету.
Эдвард стиснул зубы. Его тело охватил огонь. Он забыл о своем изображении на холсте, стоящем у него за спиной. Его руки коснулись плеч Софи. Она заметно вздрогнула, но не отпрянула и не сделала попытки сбросить его ладони.
— Софи, я более чем польщен, я счастлив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120