Кажется, он был главой христианской церкви.
— Томас Брэдфеллоу?
— Да, это он. Я напишу ему и попрошу позаботиться о моем брате. Надеюсь, он помнит меня, — прибавила она с сомнением.
— Зато он помнит меня.
— Почему?
— Потому что я заменил крылатого Меркурия во дворе церкви на статую Брэдфеллоу. Кстати, из одежды на ней был только парик, — сообщил Кэм.
— О! — Джина хихикнула. — А мистер Брэдфеллоу… тогда он был столь же значительный, как и сейчас?
— Понятия не имею. Но в статуе он великолепен. Правда, он временно отчислил меня из университета, но я слышал, что он установил статую в личном саду. И когда я приехал следующей осенью, Брэдфеллоу вел себя так, будто ничего не случилось.
— Так я напишу…
— Я сам напишу, Джина.
— Хорошо. Будет замечательно, если это сделаешь ты.
— Как только мы снова поженимся, Уоппинг станет моим шурином. Я не слишком уж неумелый руководитель, знаешь ли.
— В таком случае, ваша светлость, не могу ли я попросить вас о помощи? — улыбнулась она. — Не закончить ли нам завтра работу над письмами Бикдфидла?
Кэм подошел к жене так близко, что она потеряла самообладание.
— Меня вполне можно уговорить.
Джина провела языком по губам.
— Уговорить? И как же, милорд?
— Проклятие, Джина! Я собираюсь изгнать тебя из своей комнаты, иначе я снова овладею тобой прямо здесь. — Глаза у нее расширились. — Прямо напротив двери!
Герцог принял ее молчание за согласие.
Глава 29
В которой на смену танцам приходит упоение
Едва Эсма собиралась покинуть бальный зал, как мужская рука удержала ее за локоть.
— Леди Роулингс, — услышала она суровый голос, и сердце у нее упало. Он стоял рядом, такой высокий и такой… осуждающий. — Не хотел мешать вам, но, кажется, мы условились репетировать «Много шума».
Эсма открыла рот, чтобы отказаться.
— Я понимаю, у вас свои планы. — Он с яростью взглянул на Берни Бардетта. — Однако завтра вечером наше представление. Леди Троубридж уже повесила в гостиной занавес.
Берни, спортсмен и охотник, никогда не пасовал, если требовалось рисковать, но сейчас он мгновенно отдернул руку от Эсмы, будто его ошпарили.
— Я. вернусь в бальный зал, — пробормотал он. — К вашим услугам.
Берни прикоснулся губами к ее руке и бросился в противоположную сторону.
— Я должна взять свой экземпляр.
Он поклонился.
— Если позволите, я вас провожу.
Они молча поднялись по лестнице. Оставив сопровождающего в коридоре, Эсма взяла с туалетного столика книгу, и затем они так же молча спустились по лестнице. Она с удивлением задавала себе вопрос, долго ли он намерен хранить молчание.
— Вы так же вели себя, когда были молодым? — спросила она, поддавшись искушению нагрубить. — Как ходячая кочерга. Это наверняка приводило в смущение вашу мать. «О, вот мой дорогой мальчик… какое несчастье, что он никогда не улыбается».
Он не счел нужным ответить.
«Да какое он имел право, — с досадой подумала Эсма, — осуждать меня и мою дружбу с Берни? Он явно дает понять, что считает меня проституткой. В общем-то, — сказала она себе, — я и есть проститутка». Она никогда не видела причин обманываться насчет последствий своего поведения.
— С другой стороны, — задумчиво произнесла она, — представьте, как моя мама жаловалась на меня. «Взгляните на мою маленькую дочку! Всего пять лет, а она уже флиртует с сыном садовника».
Искоса посмотрев на Себастьяна, она заметила признак улыбки. Какая жалость, что у него такой красивый рот.
— Еще довольно интересная тема, — продолжала она. — У меня нет сомнений в том, что Джина научилась делать реверанс прежде, чем научилась ходить. — Они вошли в маленькую комнату рядом с бильярдной. — Мы будем репетировать здесь?
Вместо ответа Себастьян зажег лампы.
— Полагаю, муж Джины всегда что-нибудь вырезал из дерева, разбрасывая мусор, как делают мальчики. Карманы моего брата всегда были набиты деревяшками, которые он считал утками и корабликами.
Себастьян хранил молчание, а Эсма продолжала щебетать, сознавая, что его присутствие делает из нее полную дурочку.
— Возможно, большую часть времени Гертон проводил, вырезая маленькие фигуры нянек без передника.
— Я не знал, что у вас есть брат, — наконец произнес Боннингтон.
Стоя перед камином, он выглядел таким красивым, что у Эсмы замерло сердце.
— Мой маленький Бенджамен умер в пятилетнем возрасте. — Что-то в выражении его лица заставляло ее продолжать, хотя раньше она думала, что никогда уже не заговорит о Бенджамене. — Он простудился. Его смерть изменила мой взгляд на детей. Очень долго я боялась иметь собственного ребенка.
Он сел рядом на диванчик, однако не смотрел на нее.
— Вы не хотели иметь детей? И потому вы живете с мужем врозь?
— Это весьма неприличный разговор, — ответила Эсма, тщетно пытаясь собраться с мыслями.
И репетиция, да и все представление — ужасная идея. Все время, которое она проводила с Себастьяном, не помогло ей избавиться от нелепой привязанности к нему.
— По моим наблюдениям, ваша беседа всегда неприлична, — заметил он.
«По правде сказать, — с обычной ясностью подумала она, — я бы охотнее переспала с женихом своей лучшей подруги, чем с любым другим мужчиной, которых я знала в моей растраченной впустую жизни». Отвратительная мысль заставила Эсму нахмуриться, и Себастьян разгладил большим пальцем морщинку у нее на лбу.
— Вы делите постель с Бардеттом? — жестко спросил он.
Эсма твердо встретила его взгляд.
— Нет. — Плечи у него слегка расслабились. — Но лишь потому, что умственные способности Берни оказались весьма неутешительными, — добавила она. — Тем не менее я спала и с другими мужчинами, кроме своего мужа. Хотите знать их имена?
— Вовсе нет.
— А мне показалось, вы проявляете к этому большой интерес, — спокойно ответила Эсма и сложила руки на коленях. — Будем репетировать пьесу, милорд, или вы желаете дать мне список ваших любовниц?
Наступило молчание. Когда она взглянула на маркиза, глаза у него были темно-голубые, как анютины глазки. И совершенно трезвые.
Она раскрыла книгу.
— Я не спал еще ни с одной женщиной — ни замужней, ни девицей.
Эсма чуть не подскочила от изумления.
— Вы не спали?
— Нет. — Похоже, он не видел необходимости продолжать.
— Почему нет?
— Потому что я не женат.
— Я понятия не имела, что вы… вы пуританин?
— Нет. — Она ждала. — Я никогда не чувствовал желания завести любовницу. Мои друзья нарушали супружеские клятвы и тратили целые состояния на оперных певиц. А так как я не встретил женщину, которая заставила бы меня столь глупо себя повести, я не следовал их примеру.
— О! — произнесла она, не зная, что сказать. — Начнем с третьего акта, милорд?
— Я никогда бы не нарушил брачную клятву!
— Весьма благородно с вашей стороны, — заметила Эсма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
— Томас Брэдфеллоу?
— Да, это он. Я напишу ему и попрошу позаботиться о моем брате. Надеюсь, он помнит меня, — прибавила она с сомнением.
— Зато он помнит меня.
— Почему?
— Потому что я заменил крылатого Меркурия во дворе церкви на статую Брэдфеллоу. Кстати, из одежды на ней был только парик, — сообщил Кэм.
— О! — Джина хихикнула. — А мистер Брэдфеллоу… тогда он был столь же значительный, как и сейчас?
— Понятия не имею. Но в статуе он великолепен. Правда, он временно отчислил меня из университета, но я слышал, что он установил статую в личном саду. И когда я приехал следующей осенью, Брэдфеллоу вел себя так, будто ничего не случилось.
— Так я напишу…
— Я сам напишу, Джина.
— Хорошо. Будет замечательно, если это сделаешь ты.
— Как только мы снова поженимся, Уоппинг станет моим шурином. Я не слишком уж неумелый руководитель, знаешь ли.
— В таком случае, ваша светлость, не могу ли я попросить вас о помощи? — улыбнулась она. — Не закончить ли нам завтра работу над письмами Бикдфидла?
Кэм подошел к жене так близко, что она потеряла самообладание.
— Меня вполне можно уговорить.
Джина провела языком по губам.
— Уговорить? И как же, милорд?
— Проклятие, Джина! Я собираюсь изгнать тебя из своей комнаты, иначе я снова овладею тобой прямо здесь. — Глаза у нее расширились. — Прямо напротив двери!
Герцог принял ее молчание за согласие.
Глава 29
В которой на смену танцам приходит упоение
Едва Эсма собиралась покинуть бальный зал, как мужская рука удержала ее за локоть.
— Леди Роулингс, — услышала она суровый голос, и сердце у нее упало. Он стоял рядом, такой высокий и такой… осуждающий. — Не хотел мешать вам, но, кажется, мы условились репетировать «Много шума».
Эсма открыла рот, чтобы отказаться.
— Я понимаю, у вас свои планы. — Он с яростью взглянул на Берни Бардетта. — Однако завтра вечером наше представление. Леди Троубридж уже повесила в гостиной занавес.
Берни, спортсмен и охотник, никогда не пасовал, если требовалось рисковать, но сейчас он мгновенно отдернул руку от Эсмы, будто его ошпарили.
— Я. вернусь в бальный зал, — пробормотал он. — К вашим услугам.
Берни прикоснулся губами к ее руке и бросился в противоположную сторону.
— Я должна взять свой экземпляр.
Он поклонился.
— Если позволите, я вас провожу.
Они молча поднялись по лестнице. Оставив сопровождающего в коридоре, Эсма взяла с туалетного столика книгу, и затем они так же молча спустились по лестнице. Она с удивлением задавала себе вопрос, долго ли он намерен хранить молчание.
— Вы так же вели себя, когда были молодым? — спросила она, поддавшись искушению нагрубить. — Как ходячая кочерга. Это наверняка приводило в смущение вашу мать. «О, вот мой дорогой мальчик… какое несчастье, что он никогда не улыбается».
Он не счел нужным ответить.
«Да какое он имел право, — с досадой подумала Эсма, — осуждать меня и мою дружбу с Берни? Он явно дает понять, что считает меня проституткой. В общем-то, — сказала она себе, — я и есть проститутка». Она никогда не видела причин обманываться насчет последствий своего поведения.
— С другой стороны, — задумчиво произнесла она, — представьте, как моя мама жаловалась на меня. «Взгляните на мою маленькую дочку! Всего пять лет, а она уже флиртует с сыном садовника».
Искоса посмотрев на Себастьяна, она заметила признак улыбки. Какая жалость, что у него такой красивый рот.
— Еще довольно интересная тема, — продолжала она. — У меня нет сомнений в том, что Джина научилась делать реверанс прежде, чем научилась ходить. — Они вошли в маленькую комнату рядом с бильярдной. — Мы будем репетировать здесь?
Вместо ответа Себастьян зажег лампы.
— Полагаю, муж Джины всегда что-нибудь вырезал из дерева, разбрасывая мусор, как делают мальчики. Карманы моего брата всегда были набиты деревяшками, которые он считал утками и корабликами.
Себастьян хранил молчание, а Эсма продолжала щебетать, сознавая, что его присутствие делает из нее полную дурочку.
— Возможно, большую часть времени Гертон проводил, вырезая маленькие фигуры нянек без передника.
— Я не знал, что у вас есть брат, — наконец произнес Боннингтон.
Стоя перед камином, он выглядел таким красивым, что у Эсмы замерло сердце.
— Мой маленький Бенджамен умер в пятилетнем возрасте. — Что-то в выражении его лица заставляло ее продолжать, хотя раньше она думала, что никогда уже не заговорит о Бенджамене. — Он простудился. Его смерть изменила мой взгляд на детей. Очень долго я боялась иметь собственного ребенка.
Он сел рядом на диванчик, однако не смотрел на нее.
— Вы не хотели иметь детей? И потому вы живете с мужем врозь?
— Это весьма неприличный разговор, — ответила Эсма, тщетно пытаясь собраться с мыслями.
И репетиция, да и все представление — ужасная идея. Все время, которое она проводила с Себастьяном, не помогло ей избавиться от нелепой привязанности к нему.
— По моим наблюдениям, ваша беседа всегда неприлична, — заметил он.
«По правде сказать, — с обычной ясностью подумала она, — я бы охотнее переспала с женихом своей лучшей подруги, чем с любым другим мужчиной, которых я знала в моей растраченной впустую жизни». Отвратительная мысль заставила Эсму нахмуриться, и Себастьян разгладил большим пальцем морщинку у нее на лбу.
— Вы делите постель с Бардеттом? — жестко спросил он.
Эсма твердо встретила его взгляд.
— Нет. — Плечи у него слегка расслабились. — Но лишь потому, что умственные способности Берни оказались весьма неутешительными, — добавила она. — Тем не менее я спала и с другими мужчинами, кроме своего мужа. Хотите знать их имена?
— Вовсе нет.
— А мне показалось, вы проявляете к этому большой интерес, — спокойно ответила Эсма и сложила руки на коленях. — Будем репетировать пьесу, милорд, или вы желаете дать мне список ваших любовниц?
Наступило молчание. Когда она взглянула на маркиза, глаза у него были темно-голубые, как анютины глазки. И совершенно трезвые.
Она раскрыла книгу.
— Я не спал еще ни с одной женщиной — ни замужней, ни девицей.
Эсма чуть не подскочила от изумления.
— Вы не спали?
— Нет. — Похоже, он не видел необходимости продолжать.
— Почему нет?
— Потому что я не женат.
— Я понятия не имела, что вы… вы пуританин?
— Нет. — Она ждала. — Я никогда не чувствовал желания завести любовницу. Мои друзья нарушали супружеские клятвы и тратили целые состояния на оперных певиц. А так как я не встретил женщину, которая заставила бы меня столь глупо себя повести, я не следовал их примеру.
— О! — произнесла она, не зная, что сказать. — Начнем с третьего акта, милорд?
— Я никогда бы не нарушил брачную клятву!
— Весьма благородно с вашей стороны, — заметила Эсма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79