— Глупый вопрос, да? Я совсем забыл, что твой брат страдает от ран, которые ему нанес я. Да и семья твоя по моей милости распалась.
Линни не знала, что ответить. Ну почему, почему она должна зваться Беатрис? А потому, что Экстон сказал правду. Мейнард лежал при смерти, а семья и в самом деле разодрана на части — и даже в еще большей степени, нежели он предполагал. Тем не менее эти мрачные реалии жизни печалили ее не так сильно, как большой обман, в котором Линни отвели главную роль. Линии подняла на него глаза, более всего на свете желая открыть ему правду.
— Экстон… я… давно хотела тебе сказать…
— Молчи. Ничего не надо говорить. Разговоры о твоих родственниках меня утомляют. Тут мы вряд ли сможем с тобой договориться. По крайней мере сейчас. — Он провел рукой по волосам и перевел взгляд на поросший лесом берег речушки. — Но настанет день, когда это произойдет. Я очень надеюсь. Ну а теперь… иди и собирай цветы — ты же этого хотела? Не стоит забивать себе голову тем, что ожидает нас в замке..
Их глаза снова встретились, и Линни впервые посмотрела на мужа не как на лорда и воина, а как на самого обыкновенного смертного человека.
Что ж, коли он стремится хотя бы на время забыть о навязанной ему судьбой роли грозного сеньора, то и ей, стало быть, позволено оставить на время мысли о Беатрис. Рассказать ему правду — значит разрушить установившийся сейчас между ними хрупкий мир. Хотя она знала, что пытается всего лишь оттянуть неизбежный печальный финал, ей хотелось притвориться — пусть всего на несколько часов, но их союз — дело вовсе не пропащее. Но главным было не это — ей хотелось убедиться, что он любит, потому что она, потому что она… Линни вздрогнула — на этот раз от ужаса — слишком невероятной была мысль, которая пришла ей в голову. Она вдруг поняла, что полюбила этого человека.
Пресвятая Дева! Она оказалась много глупее, нежели думала ее бабушка!
Слезы затуманили ей глаза, поэтому она не заметила, как наступила на длинный шитый золотой нитью подол платья и едва не упала. «Это платье Беатрис», — напомнила она себе.
? Да, — пробормотала Линни, стараясь, чтобы ее голос звучал уверенно, — ты прав. Не будем забивать себе голову, позабудем про все печали — хотя бы на несколько часов.
С этими словами она нагнулась и сорвала желтый цветочек руты.
— Видишь? Помогает выгонять глистов.
Экстон окинул и цветок, и жену бесстрастным взглядом.
— Есть ли на свете такая травка, которая помогает забыться?
Линни почувствовала, как у нее от нежности к этому большому и сильному человеку сжалось сердце.
— Говорят, что валериана помогает избавиться от дурных снов. Но память… — Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, будто видела в первый раз в жизни. — От дурных воспоминаний позволяет избавиться одно — время.
— А какие травы отбивают голод?
— Голод? Если ты голоден, то можно поискать землянику или чернику. Есть также съедобные корешки…
— Я не такого рода голод имею в виду, Беатрис. — Линни решила упорно не обращать внимания на имя сестры, а вникать в смысл им сказанного. Экстон говорило голоде тела, о вожделении, а вовсе не о пище. Врезавшаяся в ее обнаженную плоть золотая цепь мигом напомнила ей об этой сфере бытия.
— Существуют травы, которые помогают… обуздать голод и такого рода.
— Я, знаешь ли, не стал бы его обуздывать, а попытался бы его утолить. — Тут он придвинулся к ней и пошел рядом — бок о бок.
— Есть ли здесь трава или человек, которые помогли бы мне утешиться? Предупреждаю, в этом смысле я очень голоден, — добавил он, направляя свои шаги в сторону тенистой тисовой рощи.
Дрожь вожделения и ожидания волной пробежала по телу. Временами Линни представляла себе Экстона диким зверем, эдаким черным медведем, сошедшим с герба де ла Мансе. При этом себя она видела в роли жертвы и тряслась от страха. Но теперь она находила подобное распределение ролей волнующим и даже весьма соблазнительным.
Они все дальше и дальше углублялись в заросли — до тех пор, пока буйная весенняя зелень не скрыла от их взглядов замок. В рощу не долетали никакие звуки, кроме цокота белок, перепрыгивавших с ветки на ветку, и клекота паривших в небе над их головами ястребов. Здесь они были одиночестве. У Линни учащенно забилось сердце. Она не хотела и одновременно страстно желала того, чтобы это произошло между ними прямо здесь, в рощице. Страсть воспламенила се, и временами ей начинало казаться, что она может стать причиной лесного пожара.
Экстон прижал свою жену к огромному тису. Это было старое-престарое дерево, под чьими ветвями находило пристанище не одно поколение влюбленных. Но никогда еще старый тис не был свидетелем такой кипучей, бешеной страсти. При этом захватившее Экстона чувство — помимо вожделения отличалось невероятной, почти мистической глубиной и потому было выше страсти и именовалось любовью. Да, это была любовь.
Просто Экстон, прижимая тело жены к теплой шершавой коре тиса, об этом еще не знал, а если и догадывался смутно о чем-то подобном, то не находил слов, чтобы это объяснить. Он упорно смотрел в ее сине-зеленые, цвета моря глаза, словно в надежде прочитать в них ответ на свой не высказанный пока вопрос.
Любовь ли это? Или просто вполне объяснимая тяга мужчины к красивому, исполненному неги и страсти женскому телу? Если бы Экстона спросили, что ему нужно от жены, он бы, не задумываясь, ответил: добра, ласки, преданности — чего же еще?
Овладевая Линни под раскидистым, корявым от груза прожитых веков деревом, он вбирал в себя ее вкус, запах, даже звуки, которые она издавала в процессе соития. И при этом был убежден, что все происходит именно так, как он думал. Не более того. Ни в коем случае. Просто его жене удалось поселить у него в душе мир и одарить страстными ласками, на которые способна далеко не всякая женщина. От этого на его месте не отказался бы ни один мужчина, да и чувствовал бы при этом, наверное, то же самое, что и он. Любовь не имеет ничего общего со всем этим — да и не может же он испытывать любви к дочери де Валькура.
Тем не менее ему приходило в голову, что между ним и женой могло бы установиться со временем чувство обыкновенной человеческой приязни. Если она докажет ему свою преданность и будет вести себя, как положено доброй жене…
Ну и конечно, если она подарит ему сына и будет и впредь его ублажать… тогда… тогда… кто знает? Может быть, он даже сумеет ее полюбить… Может быть.
Они вернулись назад, когда наступили сумерки и небо над Мейденстоном сделалось пурпурно-алым. Бледный диск луны уже маячил на горизонте, обещая вскоре налиться отраженным золотом солнца. «Хорошая примета», — подумала Линни.
Завтра наверняка будет прекрасный день. Она закинула за плечи растрепавшиеся и спутанные волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109