Оправив ладонями пышную юбку, девушка затянула на талии ремешок с богатым орнаментом. Но, выпростав из узкого ворота свои пышные волосы, она взглянула на Беатрис, снова вернулась к невеселой действительности.
Даже в ее простом, будничном платье Беатрис по-прежнему выглядела красавицей, и Линии чуть было не решила отказаться от задуманной ею хитрости. Ведь каждому, у кого есть глаза, не составит труда догадаться о подмене.
— Господи помилуй! — пробормотала Норма, переводя взгляд с одной сестры на другую. — Если бы не твоя родинка, Линни, я бы в жизни не подумала…
Нянька замолчала, но Линии поняла, что она имела в виду. Выходит, разница между нею и Беатрис не столь уж очевидна? И страхи ее напрасны?
— Только не забудь ключи, — шепотом сказала Норма, словно опасаясь, что об их замысле узнают стены и поведают о нем обитателям замка. Неясно было, чьего гнева они страшится больше — леди Хэрриет или этого злодея де ла Мансе? По спине Линни пробежал холодок страха, и девушка поняла, что такой же вопрос она могла бы задать себе.
— Будь осторожна, дорогая сестра, — взмолилась Беатрис, заключив Линни в крепкие объятия. — И не забудь сказать нашему брату, что я молюсь за него. Как только все сделаешь — тотчас возвращайся назад.
Линни и Норма вышли из девичьих покоев и стали спускаться по крутым каменным ступеням, поддерживая друг друга, чтобы не оступиться. В самом воздухе Мейденстонского замка чувствовалось что-то враждебное, чужеродное, Даже если бы до них не доносился запах дыма и день не был бы отмечен столь ужасными событиями, Линни все равно ощутила бы, что под кровлей Мейденстона что-то не так. От знакомых с детства каменных стен исходила непонятная тревога — и даже звуки, отражавшиеся эхом под гулкими каменными сводами, казались непривычными для уха. Прежде всего слышалось слишком много мужских голосов — и ни одного женского.
Куда же, черт возьми, запропастились все женщины? Когда до каменной арки, которая вела в главный зал замка, осталось несколько ступенек, Линни с Нормой и вовсе замедлили шаг и тащились, как черепахи. Норма явно была вне себя от страха. Линни тоже боялась, но мысль о том, что Мейнарду, быть может, с каждой минутой становится все хуже, подхлестнула ее и заставила не только войти в зал, но и втащить за собой упиравшуюся Норму.
И первый, кого она увидела в зале, был молодой отпрыск проклятых де ла Мансе. Он стоял в окружении трех рослых мужчин и в сравнении с ними выглядел мальчишкой. От отвращения Линни скривила губы — кто он в самом деле такой, этот юнец, и по какому праву изгоняет их семейство из замка?
Словно почувствовав кожей это невысказанное презрение, молодой человек повернул в ее сторону голову, и их взгляды скрестились, будто клинки.
«Чтобы весь твой род скосила чума!» — мысленно пожелала ему Линни.
В ответ молодой человек неожиданно одарил Линни широкой улыбкой и, повернувшись к одному из своих спутников, дернул того за рукав. Когда рыцарь нагнулся, чтобы выслушать юношу, на Линни снова волной накатил страх. Эти четверо до ее появления говорили с ее отцом, рядом с которым вырисовывался согбенный силуэт бабки. Но теперь внимание людей де ла Мансе явным образом сосредоточилось на ней. Хотя она и не слышала слов, которыми обменялись между собой юноша и воин из его свиты, она поняла, что речь шла о ней, вернее, о том, кто она такая и какое положение занимает в замке. Это напомнило Линни, что она, возможно, спасает Беатрис от грозившей ей беды, и заставило продолжить задуманную вместе с сестрой игру.
— Не мешало бы нам поторопиться, — сказала она Норме, и они пошли вдоль стены к двери, которая вела на кухню и в лазарет, находившийся неподалеку от садика с лечебными растениями.
Однако, прежде чем женщинам удалось скрыться за этой окованной железом дверью, им преградил путь все тот же наглый юнец из клана де ла Маисе, державший на поводке огромного волкодава.
— Беатрис де Валькур? — осведомился он с величественностью, которая больше пристала бы королю. — Ты дочь Эдгара де Валькура?
Линии вздернула подбородок, остановила на юноше полный ненависти взгляд и ничего не ответила. В ту секунду она просто не знала, что сказать, и отчаянно пыталась отыскать в памяти подходящие для такого случая горькие и гордые слова.
Впрочем, фразы из куртуазного обихода того времени никак не шли ей на ум. Ее бы воля, она воспользовалась бы простонародным языком и посоветовала юнцу сначала сожрать свиной хвост, а потом повеситься на воротах замка, Но что сказала бы при подобных обстоятельствах Беатрис? Вряд ли она назвала бы непрошеного гостя кривоногим ублюдком. Скорее всего продолжала бы хранить холодною молчание и одарила бы юнца презрением, всячески давая ему понять, что настоящей леди разговаривать с таким дур но воспитанным молокососом не пристало.
— Итак? — спросил тем временем юный господин, н(сводя с нее глаз. — Чего же ты молчишь? Ты что, язык проглотила?
«Я с удовольствием отрезала бы твой собственный язык; скормила его этому огромному псу», — подумала девушка Тем не менее что-то надо было сказать, и она, подняв и юношу взгляд, произнесла: — Да, перед тобой леди Беатрис.
Голос ее прозвучал холодно, а глаза выражали такое пренебрежение, что можно было подумать, будто перед ней и отпрыск знатной фамилии, а какое-нибудь ничтожное насекомое.
— Стало быть, ты леди Беатрис, — повторил юнец с непередаваемой издевкой, платя ей той же монетой. — А кол так, присоединяйся к нам. — Тут он сделал щирокий жес рукой, указывая на собравшихся в зале людей.
Не удостоив его и словом, Линии тем не менее повернулась лицом к собравшимся. За исключением посланцев вражьей стороны, все в зале хранили на лицах угрюмое выражение. Хотя крестьян уже вытолкали в шею, челядь все еще находилась здесь, сгрудившись позади хозяина.
Отец посмотрел на Линни странным взглядом, смысла которого она не сумела разгадать. Что заключалось в нем? Горечь поражения? Надежда? «Как он постарел», — ни с того ни с сего вдруг подумала девушка. Эдгар в этот момент и в самом деле выглядел куда старше своих лет — чуть ли не старше своей матери.
Леди Хэрриет тоже во все глаза смотрела на девушку, но понять ее оказалось значительно проще. Старуха пребывала в печали по поводу случившегося с ее семейством, но при этом всем своим видом выражала гордость за внучку. Она вздернула подбородок — мол, смотри веселее, дорогая Беатрис, не теряй достоинства, — и Линии, приняв этот молчаливый знак, ответила ей таким же движением головы.
«Сработало! Она тоже думает, что я — Беатрис. Они все так думают!» — возликовала Линии, и сознание этого больше, чем что-либо другое, наполнило ее сердце мужеством. Она приложит все силы, чтобы близкие гордились ею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109