Ведь он тоже имеет право на свободу от ваших хлопот, не так ли? У этой истории — хороший конец, граф. Вы сделали свое дело и обрели все, что нужно благородному человеку — титул, богатство, прекрасную невесту. Имя вы вольны избрать себе сами. Вам остается только, как поют менестрели жить долго и счастливо.
— Я обрел все, кроме памяти, — вновь назло Великому Магистру вздохнул я.
— Спросите у прекрасной госпожи Фьямметты Буондельвенто, — предложил мне проницательный Магистр, — сколь необходимы ей ваша темная память, хранящая какие-то ассасинские тайны, и ваше имя, которое, возможно, вам дали где-то в горах сарацины, а вовсе не благородный флорентийский нобиль.
Очаровательные глаза Фьямметты светились любовью, не победимой никакими злыми духами, и я сказал себе: «Довольно! В самом деле пора выбросить из головы всю эту чепуху!»
— Я боюсь только одного, монсиньор, — сказал я вслух. — Того, что некто произнесет это тайное слово или имя. Вдруг я превращусь в послушное орудие?
— Насколько я помню, вас просветил на этот счет некий восточный мудрец, привидевшийся вам во сне, — сказал Великий Магистр.
— Это так, — кивнул я, — если не считать тайного слова, произнесенного некогда Сентильей и тайного слова, которое унес с собой в могилу Старый Жак.
— Мне кажется, что все эти стрелы, появляющиеся из стволов священных кипарисов подобны тем стрелам, которые убивали вас, граф, во сне, тем самым, так сказать способствуя вашему появлению наяву, — предположил мудрый предводитель иоаннитов. — Полагаю также, что Старый Жак или не знал никакого тайного слова, а только пытался обвести вокруг пальца короля, или же произнес десяток самых страшных, тайных слов, очень удивившись результату их действия, а вернее, полного бездействия.
— Что вы имеете в виду, монсиньор? — пожалуй, не менее Старого Жака удивился я.
Тут Великий Магистр коснулся указательным пальцем своих губ и вкрадчивым тоном проговорил:
— Чуть позже, граф, чуть позже. Позвольте вам показать один предмет, уже видимый с той высоты, которой мы достигли.
Поднявшись еще на пол-оборота, мы оказались у южной бойницы, и я увидел за крепостной стеной, посреди морского простора, островок, украшенный изящным замком, что горделиво возвышался на скалах.
— Посмотрите и вы, госпожа Буондельвенто, — любезно предложил Великий Магистр моей Фьямметте. — Прекрасный вид, не правда ли? Вскоре вы по праву сможете стать эгейской герцогиней.
И с удовольствием принимая наши недоуменные взоры, Великий магистр Ордена иоаннитов, «черненьких» рыцарей, весьма торжественно изрек:
— Доблестный граф! Настал тот час, в который я обязан вернуть вам долг чести. Я, Великий Магистр Ордена Святого Иоанна Иерусалимского, приношу вам искренние извинения за ущерб, нанесенный вашему дворянскому достоинству на корабле флорентийской торговой компании Большого Стола Ланфранко. К сожалению, в ту пору мы были вынуждены поступать в соответствии со сведениями, полученными с Востока. Все ваши последующие действия, даже те, которые мы не могли предсказать заранее, пошли на благо Ордену и его христианнейшей миссии. Я с уверенностью могу утверждать, что Удар Истины достиг цели, пронзив непостижимое хитросплетение тайн и недомолвок. Посему ныне я ввожу вас, граф, во владение наследством вашего отца, принадлежащим вам по праву. Оно перед вами, граф: остров, замок и две тысячи флоринов золотом ежегодного дохода.
Фьямметта ахнула и едва не лишилась чувств. Я поддержал ее за талию и, вдохнув неземной аромат ее волос, шепнул ей в ухо:
— Радость моя! Не пугайтесь. Может быть, перед нами — мираж.
Гранитная пустота башни усилила мой шепот, подобно иерихонской трубе, но Великий Магистр вовсе не обиделся, а, напротив, весело рассмеялся.
— Ваше остроумие, граф, мне очень по нраву, — сказал он.
Чему удивился я, так — известию о том, что Жиль де Морей, которого я теперь без сомнения считал своим отцом, имел желание и возможность столь усердно выслужиться перед иоаннитами. В моем воображении несметное богатство никак не вязалось с образом этого отважного рыцаря, бедствовавшего почти всю свою жизнь и славно окончившего свои дни посреди осажденной Акры.
Я так и признался Великому Магистру в своем недоумении:
— Вот еще одна жгучая тайна, монсиньор: ни в каких анналах не обнаружил я свидетельства великих заслуг рыцаря-тамплиера Жиля де Морея перед могущественным Орденом рыцарей-иоаннитов. И кроме того, я полагаю, что мой доблестный брат Эд де Морей тоже оказал вашему Ордену невольные услуги, каких он, скорее всего, не собирался оказывать. Однако, он не раз спасал мою жизнь и несомненно имеет право на часть наследства. Своего второго брата, Тибальдо Сентилью, я не упоминаю теперь по понятным причинам.
— Жиль де Морей? — задумчиво проговорил Великий Магистр и, немного помолчав, странно хмыкнул. — Это было бы любопытно. Вы уверены, граф, в своем линьяже?
— Полной уверенности нет, монсиньор, — ответил я, — как нет ее во всех остальных моих прозрениях и открытиях,
— В таком случае, давайте поднимемся на самую вершину Истины, граф, — сказал Фульк де Вилларэ, — и там, под вечными небесами, еще раз оглядим земные пределы от края и до края.
Поднявшись еще на два оборота гранитной змеи, мы, наконец, выступили из темного жерла под величественный купол вечернего небосвода, окрашенного ангельскими цветами: успокаивающим дух — синим, утешающим душу — весенне-зеленым и возвращающим ясность утомленному рассудку — матово-золотистым. Я возрадовался, увидев, что вавилонский столп Ордена не достал своей варварской твердью до просветленных сфер.
Солнце уже опустилось за гористый край острова Родос, и нам не пришлось щуриться, как летучим мышам, целый день просидевшим в своей убогой пещере. При том все пределы земли были еще хорошо видны.
Далекий край Азии теперь густо чернел на востоке между синим бархатом неба и синей парчою моря. Какие-то звездочки мерцали в той стороне, не выше темных, чужих берегов, но, как я ни приглядывался к ним, так и не смог различить, что это за раннее созвездие отразилось на спокойных эгейских водах.
Фьямметта, как завороженная, смотрела вдаль, на «замок Чудесного Миража», что возвышался на скале, внезапно ставшей моей родовой собственностью, до которой, однако, еще трудно было дотянуться рукой.
— Так вы, граф, признаете своим отцом Жиля де Морея? — с явным подвохом спросил меня Великий Магистр иоаннитов.
— Я не отказался бы от такого линьяжа, монсиньор, — осторожно ответил я, уже полностью, как мне показалось, приготовившись к любым неожиданностям. — Он был доблестным рыцарем и, полагаю, вовсе не ярым врагом вашего Ордена. О том, что именно он являлся моим отцом, мне указывали хартии из архивов морейского князя и Ордена Соломонова Храма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
— Я обрел все, кроме памяти, — вновь назло Великому Магистру вздохнул я.
— Спросите у прекрасной госпожи Фьямметты Буондельвенто, — предложил мне проницательный Магистр, — сколь необходимы ей ваша темная память, хранящая какие-то ассасинские тайны, и ваше имя, которое, возможно, вам дали где-то в горах сарацины, а вовсе не благородный флорентийский нобиль.
Очаровательные глаза Фьямметты светились любовью, не победимой никакими злыми духами, и я сказал себе: «Довольно! В самом деле пора выбросить из головы всю эту чепуху!»
— Я боюсь только одного, монсиньор, — сказал я вслух. — Того, что некто произнесет это тайное слово или имя. Вдруг я превращусь в послушное орудие?
— Насколько я помню, вас просветил на этот счет некий восточный мудрец, привидевшийся вам во сне, — сказал Великий Магистр.
— Это так, — кивнул я, — если не считать тайного слова, произнесенного некогда Сентильей и тайного слова, которое унес с собой в могилу Старый Жак.
— Мне кажется, что все эти стрелы, появляющиеся из стволов священных кипарисов подобны тем стрелам, которые убивали вас, граф, во сне, тем самым, так сказать способствуя вашему появлению наяву, — предположил мудрый предводитель иоаннитов. — Полагаю также, что Старый Жак или не знал никакого тайного слова, а только пытался обвести вокруг пальца короля, или же произнес десяток самых страшных, тайных слов, очень удивившись результату их действия, а вернее, полного бездействия.
— Что вы имеете в виду, монсиньор? — пожалуй, не менее Старого Жака удивился я.
Тут Великий Магистр коснулся указательным пальцем своих губ и вкрадчивым тоном проговорил:
— Чуть позже, граф, чуть позже. Позвольте вам показать один предмет, уже видимый с той высоты, которой мы достигли.
Поднявшись еще на пол-оборота, мы оказались у южной бойницы, и я увидел за крепостной стеной, посреди морского простора, островок, украшенный изящным замком, что горделиво возвышался на скалах.
— Посмотрите и вы, госпожа Буондельвенто, — любезно предложил Великий Магистр моей Фьямметте. — Прекрасный вид, не правда ли? Вскоре вы по праву сможете стать эгейской герцогиней.
И с удовольствием принимая наши недоуменные взоры, Великий магистр Ордена иоаннитов, «черненьких» рыцарей, весьма торжественно изрек:
— Доблестный граф! Настал тот час, в который я обязан вернуть вам долг чести. Я, Великий Магистр Ордена Святого Иоанна Иерусалимского, приношу вам искренние извинения за ущерб, нанесенный вашему дворянскому достоинству на корабле флорентийской торговой компании Большого Стола Ланфранко. К сожалению, в ту пору мы были вынуждены поступать в соответствии со сведениями, полученными с Востока. Все ваши последующие действия, даже те, которые мы не могли предсказать заранее, пошли на благо Ордену и его христианнейшей миссии. Я с уверенностью могу утверждать, что Удар Истины достиг цели, пронзив непостижимое хитросплетение тайн и недомолвок. Посему ныне я ввожу вас, граф, во владение наследством вашего отца, принадлежащим вам по праву. Оно перед вами, граф: остров, замок и две тысячи флоринов золотом ежегодного дохода.
Фьямметта ахнула и едва не лишилась чувств. Я поддержал ее за талию и, вдохнув неземной аромат ее волос, шепнул ей в ухо:
— Радость моя! Не пугайтесь. Может быть, перед нами — мираж.
Гранитная пустота башни усилила мой шепот, подобно иерихонской трубе, но Великий Магистр вовсе не обиделся, а, напротив, весело рассмеялся.
— Ваше остроумие, граф, мне очень по нраву, — сказал он.
Чему удивился я, так — известию о том, что Жиль де Морей, которого я теперь без сомнения считал своим отцом, имел желание и возможность столь усердно выслужиться перед иоаннитами. В моем воображении несметное богатство никак не вязалось с образом этого отважного рыцаря, бедствовавшего почти всю свою жизнь и славно окончившего свои дни посреди осажденной Акры.
Я так и признался Великому Магистру в своем недоумении:
— Вот еще одна жгучая тайна, монсиньор: ни в каких анналах не обнаружил я свидетельства великих заслуг рыцаря-тамплиера Жиля де Морея перед могущественным Орденом рыцарей-иоаннитов. И кроме того, я полагаю, что мой доблестный брат Эд де Морей тоже оказал вашему Ордену невольные услуги, каких он, скорее всего, не собирался оказывать. Однако, он не раз спасал мою жизнь и несомненно имеет право на часть наследства. Своего второго брата, Тибальдо Сентилью, я не упоминаю теперь по понятным причинам.
— Жиль де Морей? — задумчиво проговорил Великий Магистр и, немного помолчав, странно хмыкнул. — Это было бы любопытно. Вы уверены, граф, в своем линьяже?
— Полной уверенности нет, монсиньор, — ответил я, — как нет ее во всех остальных моих прозрениях и открытиях,
— В таком случае, давайте поднимемся на самую вершину Истины, граф, — сказал Фульк де Вилларэ, — и там, под вечными небесами, еще раз оглядим земные пределы от края и до края.
Поднявшись еще на два оборота гранитной змеи, мы, наконец, выступили из темного жерла под величественный купол вечернего небосвода, окрашенного ангельскими цветами: успокаивающим дух — синим, утешающим душу — весенне-зеленым и возвращающим ясность утомленному рассудку — матово-золотистым. Я возрадовался, увидев, что вавилонский столп Ордена не достал своей варварской твердью до просветленных сфер.
Солнце уже опустилось за гористый край острова Родос, и нам не пришлось щуриться, как летучим мышам, целый день просидевшим в своей убогой пещере. При том все пределы земли были еще хорошо видны.
Далекий край Азии теперь густо чернел на востоке между синим бархатом неба и синей парчою моря. Какие-то звездочки мерцали в той стороне, не выше темных, чужих берегов, но, как я ни приглядывался к ним, так и не смог различить, что это за раннее созвездие отразилось на спокойных эгейских водах.
Фьямметта, как завороженная, смотрела вдаль, на «замок Чудесного Миража», что возвышался на скале, внезапно ставшей моей родовой собственностью, до которой, однако, еще трудно было дотянуться рукой.
— Так вы, граф, признаете своим отцом Жиля де Морея? — с явным подвохом спросил меня Великий Магистр иоаннитов.
— Я не отказался бы от такого линьяжа, монсиньор, — осторожно ответил я, уже полностью, как мне показалось, приготовившись к любым неожиданностям. — Он был доблестным рыцарем и, полагаю, вовсе не ярым врагом вашего Ордена. О том, что именно он являлся моим отцом, мне указывали хартии из архивов морейского князя и Ордена Соломонова Храма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171