А потом села — демонстративно вытаскивая из сумки «Житан» и прикуривая, не сводя глаз с собеседника, провоцируя его на презрительный взгляд. Но он вел себя так, словно вспомнил о существовании некой высшей силы за стеной комнаты — силы, которая потребовала, чтобы он со мной договорился, и следит за ним сейчас.
— Давайте, как говорят англичане, вернемся к нашим баранам, Юлия Евгеньевна. — Он потрогал длинными сухими пальцами аккуратно подстриженную бородку. — Я, с вашего позволения, хотел бы узнать, что натолкнуло вас на мысль написать об Андрее Дмитриевиче? Или, быть может, вам заказали эту статью?
Я не собиралась отвечать, молча затягиваясь.
— Итак, вы провели некоторую работу, собрали из разных источников — увы, совсем не обязательно компетентных, даже скорее всего некомпетентных — определенного рода сведения и теперь собираетесь их опубликовать. — Он замолчал, снова предоставляя мне возможность сделать реплику, но я как бы этого не заметила. — Я прекрасно понимаю, что в ходе работы вами были затрачены определенные усилия и на эту работу вам потребовалось время — и вы, разумеется, хотите, чтобы это было оплачено. Гонораром за статью, который вам заплатит ваша газета, — или гонораром, который заплатит тот, кто заказал вам этот материал.
Прошу вас понять меня правильно — в наше время ангажированность средств массовой информации ни для кого не является секретом. И надеюсь, что вас не обижает мое предположение, что кто-то заказал вам подобную статью, предоставив определенные сведения — скорее всего не слишком правдивые — об Андрее Дмитриевиче?
Он явно не верил, что я сама взялась за эту тему, — точнее, его руководство не верило, видя за моей спиной неких врагов, — и явно пытался вытянуть из меня ответ. Объяснять ему, что не в моих правилах писать на заказ, было бы глупо — равно как и вступаться за всю журналистскую братию, проявляя бессмысленную корпоративную солидарность. И я не стала ни пожимать плечами, ни раскрывать рот — продолжая молча курить.
— Позвольте предоставить вашему вниманию следующее предложение. — Он так напыщенно говорил, так неестественно — почему-то вызвав у меня мысль о том, что в другой ситуации он охотно сквернословит и рассказывает грязные и пошлые анекдоты. — Точнее, два предложения. Первое заключается в том, что в обмен на ваш отказ от статьи об Андрее Дмитриевиче я передаю вам интересный материал о… об одной, скажем так, крупной финансовой организации. Материал в вашем стиле — я имею в виду, что там есть компрометирующие данные, при этом основанные не на слухах, но документально подтвержденные. Что вы мне можете сказать по этому поводу?
Я могла сказать только одно — что или он дурак, или считает за дуру меня. Он не сомневался, что я хочу заработать на Улитине денег, — а сам убеждал меня бросить эту тему и взять ту, которая выгодна его банку. Я не сомневалась, что он предлагает мне компромат на конкурентов, наверняка тоже крупный банк, — но логики в этом предложении не было.
Все это мне что-то напоминало — и я наконец поняла что. Историю с Алещенко — которому тоже предложили в свое время отказаться от статьи об Улитине в обмен на факты по крупному банку. Значит, теперь мне должны были предложить деньги. А потом, если я их не возьму, начать угрожать. Это в том случае, если сценарий писал один и тот же человек.
— Могу сказать, что хотела бы услышать предложение номер два, — произнесла негромко. — Если, конечно, оно отличается по своему характеру от предложения номер один.
— Что ж… — Он скрестил пальцы, снова оглядываясь как бы невзначай на стену — позже я поняла, что скорее всего там была вмонтирована камера, а тогда почему-то не догадалась. Меня больше заинтересовал тот факт, что он вдруг расцвел — словно до этого меня проверял и ужасно обрадовался, что я выдержала проверку. — Что ж, Юлия Евгеньевна, — должен признаться, что я рад, что услышал от вас именно это. Рад, что вы оказались принципиальным журналистом — увы, не могу сказать этого о большинстве ваших коллег. Я рад, что вами руководит не просто желание написать сенсационную статью любого содержания, но профессиональный интерес. И одновременно я выражаю надежду, что вы не только принципиальны, но и объективны — и ваша статья, посвященная Андрею Дмитриевичу, будет основана не на слухах, но на фактах.
Я прикрыла глаза, как бы соглашаясь — не понимая, куда он клонит.
— Должен вам сказать, Юлия Евгеньевна, что принципиальный и объективный журналист в наше время — большая редкость. — Он прямо-таки сочился радостью за меня и восхищением мной. — Особенно принимая во внимание размер выплачиваемых вашей редакцией гонораров. И исходя из всего вышесказанного я бы хотел, Юлия Евгеньевна, компенсировать вам те усилия, которые вы затратили на сбор информации, — и заранее поблагодарить вас за объективность и непредвзятость…
* * *
Конверт появился в его руке так стремительно, как револьвер в руке ковбоя с Дикого Запада. Я даже не увидела, откуда он его вытащил — то ли он снизу к столу был прикреплен скотчем, то ли уже лежал на его стуле, когда я сюда вошла.
— Прошу вас расценивать это не как взятку и не как попытку убедить вас как можно реже упоминать в статье наш банк. — Он улыбнулся мне так по-американски, демонстрируя хорошие белые зубы. — Давайте считать, что это своего рода грант — творческая премия. Возможно, вы знаете, что наш банк щедро спонсирует искусство — и учредил такие гранты в области театра и балета. Не буду скрывать, что у меня были сомнения в том, что для вас главное — творчество, а не деньги, — но после нашего разговора от этих сомнений не осталось и следа. И я глубоко убежден, что вы как творческая личность заслуживаете определенного меценатского дара — дабы могли и дальше творить, не думая о финансовой стороне вашего творчества…
Все-таки он был дурак. В том плане, что в силу своего . высокомерия был убежден, что видит меня, низшую тварь, насквозь. И наверняка не сомневался, что и в первый раз я приходила именно за деньгами, — но решил, что я их недостойна и он и так со мной разберется. А когда не вышло, получил втык от начальства — которое дало ему указание встретиться со мной еще раз. И он предложил, на его взгляд, идеальный план — не сомневаясь, что я возьму деньги. Попробовал, правда, почитать мне нотации, надеясь сэкономить выделенные на меня средства, — но когда ничего не вышло, вернулся к плану. Настолько слепо веря, что видит меня насквозь, что даже не удосужился продумать речь — и нес какую-то ахинею.
Когда я пару раз хлопнула в ладоши, на лице его появилась растерянность. А потом обида — когда я решительно запихнула сигареты с зажигалкой в сумку и снова встала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
— Давайте, как говорят англичане, вернемся к нашим баранам, Юлия Евгеньевна. — Он потрогал длинными сухими пальцами аккуратно подстриженную бородку. — Я, с вашего позволения, хотел бы узнать, что натолкнуло вас на мысль написать об Андрее Дмитриевиче? Или, быть может, вам заказали эту статью?
Я не собиралась отвечать, молча затягиваясь.
— Итак, вы провели некоторую работу, собрали из разных источников — увы, совсем не обязательно компетентных, даже скорее всего некомпетентных — определенного рода сведения и теперь собираетесь их опубликовать. — Он замолчал, снова предоставляя мне возможность сделать реплику, но я как бы этого не заметила. — Я прекрасно понимаю, что в ходе работы вами были затрачены определенные усилия и на эту работу вам потребовалось время — и вы, разумеется, хотите, чтобы это было оплачено. Гонораром за статью, который вам заплатит ваша газета, — или гонораром, который заплатит тот, кто заказал вам этот материал.
Прошу вас понять меня правильно — в наше время ангажированность средств массовой информации ни для кого не является секретом. И надеюсь, что вас не обижает мое предположение, что кто-то заказал вам подобную статью, предоставив определенные сведения — скорее всего не слишком правдивые — об Андрее Дмитриевиче?
Он явно не верил, что я сама взялась за эту тему, — точнее, его руководство не верило, видя за моей спиной неких врагов, — и явно пытался вытянуть из меня ответ. Объяснять ему, что не в моих правилах писать на заказ, было бы глупо — равно как и вступаться за всю журналистскую братию, проявляя бессмысленную корпоративную солидарность. И я не стала ни пожимать плечами, ни раскрывать рот — продолжая молча курить.
— Позвольте предоставить вашему вниманию следующее предложение. — Он так напыщенно говорил, так неестественно — почему-то вызвав у меня мысль о том, что в другой ситуации он охотно сквернословит и рассказывает грязные и пошлые анекдоты. — Точнее, два предложения. Первое заключается в том, что в обмен на ваш отказ от статьи об Андрее Дмитриевиче я передаю вам интересный материал о… об одной, скажем так, крупной финансовой организации. Материал в вашем стиле — я имею в виду, что там есть компрометирующие данные, при этом основанные не на слухах, но документально подтвержденные. Что вы мне можете сказать по этому поводу?
Я могла сказать только одно — что или он дурак, или считает за дуру меня. Он не сомневался, что я хочу заработать на Улитине денег, — а сам убеждал меня бросить эту тему и взять ту, которая выгодна его банку. Я не сомневалась, что он предлагает мне компромат на конкурентов, наверняка тоже крупный банк, — но логики в этом предложении не было.
Все это мне что-то напоминало — и я наконец поняла что. Историю с Алещенко — которому тоже предложили в свое время отказаться от статьи об Улитине в обмен на факты по крупному банку. Значит, теперь мне должны были предложить деньги. А потом, если я их не возьму, начать угрожать. Это в том случае, если сценарий писал один и тот же человек.
— Могу сказать, что хотела бы услышать предложение номер два, — произнесла негромко. — Если, конечно, оно отличается по своему характеру от предложения номер один.
— Что ж… — Он скрестил пальцы, снова оглядываясь как бы невзначай на стену — позже я поняла, что скорее всего там была вмонтирована камера, а тогда почему-то не догадалась. Меня больше заинтересовал тот факт, что он вдруг расцвел — словно до этого меня проверял и ужасно обрадовался, что я выдержала проверку. — Что ж, Юлия Евгеньевна, — должен признаться, что я рад, что услышал от вас именно это. Рад, что вы оказались принципиальным журналистом — увы, не могу сказать этого о большинстве ваших коллег. Я рад, что вами руководит не просто желание написать сенсационную статью любого содержания, но профессиональный интерес. И одновременно я выражаю надежду, что вы не только принципиальны, но и объективны — и ваша статья, посвященная Андрею Дмитриевичу, будет основана не на слухах, но на фактах.
Я прикрыла глаза, как бы соглашаясь — не понимая, куда он клонит.
— Должен вам сказать, Юлия Евгеньевна, что принципиальный и объективный журналист в наше время — большая редкость. — Он прямо-таки сочился радостью за меня и восхищением мной. — Особенно принимая во внимание размер выплачиваемых вашей редакцией гонораров. И исходя из всего вышесказанного я бы хотел, Юлия Евгеньевна, компенсировать вам те усилия, которые вы затратили на сбор информации, — и заранее поблагодарить вас за объективность и непредвзятость…
* * *
Конверт появился в его руке так стремительно, как револьвер в руке ковбоя с Дикого Запада. Я даже не увидела, откуда он его вытащил — то ли он снизу к столу был прикреплен скотчем, то ли уже лежал на его стуле, когда я сюда вошла.
— Прошу вас расценивать это не как взятку и не как попытку убедить вас как можно реже упоминать в статье наш банк. — Он улыбнулся мне так по-американски, демонстрируя хорошие белые зубы. — Давайте считать, что это своего рода грант — творческая премия. Возможно, вы знаете, что наш банк щедро спонсирует искусство — и учредил такие гранты в области театра и балета. Не буду скрывать, что у меня были сомнения в том, что для вас главное — творчество, а не деньги, — но после нашего разговора от этих сомнений не осталось и следа. И я глубоко убежден, что вы как творческая личность заслуживаете определенного меценатского дара — дабы могли и дальше творить, не думая о финансовой стороне вашего творчества…
Все-таки он был дурак. В том плане, что в силу своего . высокомерия был убежден, что видит меня, низшую тварь, насквозь. И наверняка не сомневался, что и в первый раз я приходила именно за деньгами, — но решил, что я их недостойна и он и так со мной разберется. А когда не вышло, получил втык от начальства — которое дало ему указание встретиться со мной еще раз. И он предложил, на его взгляд, идеальный план — не сомневаясь, что я возьму деньги. Попробовал, правда, почитать мне нотации, надеясь сэкономить выделенные на меня средства, — но когда ничего не вышло, вернулся к плану. Настолько слепо веря, что видит меня насквозь, что даже не удосужился продумать речь — и нес какую-то ахинею.
Когда я пару раз хлопнула в ладоши, на лице его появилась растерянность. А потом обида — когда я решительно запихнула сигареты с зажигалкой в сумку и снова встала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127