Не скажу, чтобы на нем был страх разоблачения — даже если к смерти Улитина было причастно его руководство, мой собеседник этого знать не мог. Но нечто вроде догадки — или предчувствия того, какое мнение о банке может сформировать моя статья, — на его лице промелькнуло. И нечто вроде озабоченности. А потом на смену всему этому пришла брезгливая усмешка — хотя я заметила, что ксерокс он не отбросил презрительно, но аккуратно отодвинул чуть в сторону, что как-то не вязалось с появившимся на лице выражением.
— Да это же просто смешно! — Следовало признать, что голос у него хорошо поставлен — и манера поведения и жесты артистичны и очень отточены.
Может, мама его тренировала с детства — помешанная на принадлежности к высшему сословию мама, убеждавшая сынка в его исключительности и наставлявшая, как надо вести себя с плебеями, чтобы сразу им показывать, кто они и кто он. По крайней мере сейчас он развел руками с таким видом, что без слов было ясно, что он меня считает идиоткой, которая принесла ему какую-то грязную листовку и убеждена, что в ней написана чистая правда. — Помилуйте, Юлия Евгеньевна, — это же несерьезно. Бульварная газета — а вы придаете ей такое значение. Тем более там ведь нигде не сказано, что речь идет об Андрее Дмитриевиче, — так с чего вы это взяли?
Вот это было глупо — только идиот не мог сопоставить материал с реальностью. Герой статьи и Улитин были обнаружены мертвыми в один и тот же день, и тот и тот были банкирами и жили в загородных коттеджах. Так что вопрос получился беспомощным. Начни он хаять «Сенсацию» и подвергать сомнению достоверность печатаемых там материалов — это было бы нормально. Но вот этот идиотский вопрос показывал, что статью не читал ни он, ни его руководство — и статья эта ему очень не понравилась. И я догадывалась почему.
— Так как насчет моего предложения? — Я решила не заострять внимания на перепелкинском опусе. — Информация с вашей стороны в обмен на мое обещание как можно реже упоминать в статье «Нефтабанк» в негативном контексте? И на обещание не называть вас как источник информации?
— Должен вам сказать, Юлия Евгеньевна, что это походило бы на шантаж — если бы вам было чем меня шантажировать. — В голосе звучало нескрываемое, насмешливое превосходство — он так ничего и не понял пока, если вообще способен был понять. Или был чересчур высокого мнения о себе, не сомневаясь, что после разговора с ним я изменю свои взгляды на диаметрально противоположные. — Но я готов закрыть глаза на ваши, так сказать, журналистские приемы — оставим их на вашей совести. Что же касается информации, то я готов вам ее предоставить.
Улитин Андрей Дмитриевич возглавлял «Нефтабанк» с августа 1995 года, то есть с момента его создания, по октябрь 1997 года. В октябре 1997 года покинул «Нефтабанк» по собственному желанию, перейдя в «Бетта-банк» на должность заместителя председателя правления. Причины ухода Андрея Дмитриевича широко не обсуждались, но могу вам сообщить конфиденциальную информацию — у него были проблемы со здоровьем. Кстати, после ухода из нашего банка он в течение некоторого времени лечился за рубежом…
Я подняла брови — этого я действительно не знала. Я знала от Хромова про аварию, в которую он попал вскоре после ухода из «Нефтабанка» — между прочим, не зафиксированную в соответствующих органах аварию, — и что Улитин получил какие-то травмы. Но то, что он лечился за границей, — это было ново.
— Видите, я с вами откровенен. — Мой собеседник решил, видимо, что ему удалось надо мной посмеяться — и что я не поняла, что это издевка. — И благодаря моей откровенности вы можете прийти к выводу, что Андрею Дмитриевичу трудно было исполнять обязанности президента банка — надеюсь, вы понимаете, что такая работа вопреки мнению обывателей сопряжена со значительной физической и эмоциональной нагрузкой — и что именно по этой причине он предпочел чуть менее ответственную работу. К сожалению, не могу уточнить, что именно беспокоило Андрея Дмитриевича в плане здоровья, — он предпочитал не вдаваться в подробности. Но могу заверить вас, что его уход был для банка большой потерей — он зарекомендовал себя как исключительно профессиональный человек и грамотный руководитель и пользовался в банке непререкаемым авторитетом и всеобщим уважением. И потому его смерть стала для всех нас настоящей трагедией…
— И это все. — Я не спрашивала, я констатировала. — И ничего больше?
— Ну почему? — Вид у него был такой, словно он наслаждался моей неспособностью понять, что он надо мной смеется. — Андрей Дмитриевич был женат, имел дочь — и, несмотря на то что он покинул наш банк за полгода до своей преждевременной кончины, мы сочли необходимым принять материальное участие и в похоронах, и в судьбе его близких. Вот, наверное, и все, что я могу вам сообщить. И, признаться, не представляю, что еще вас может интересовать.
— И в самом деле — что? — Я развела руками, как бы и сама не находя ответ на это вопрос. — А, вспомнила. Сущие пустяки, правда, — но все же. Меня может интересовать, были ли у господина Улитина какие-либо прегрешения, за которые он лишился своего поста, — или единственной виной было то, что он являлся ставленником господина Хромова? Кажется, вам выгодней сообщить мне, что я прошу, чем прочитать, что Улитин был вытеснен из банка в результате кампании с привлечением сотрудников президентской администрации, членов правительства и спецслужб.
— Я вас не понимаю — вы слишком туманно выражаетесь. — Насмешливое удивление на его лице было скорее наигранным, чем естественным, — хотя я допускала, что он просто пешка, попугаи, произносящий то, что велят хозяева. — С сожалением должен вас уведомить, Юлия Евгеньевна, что мне вас отрекомендовали как порядочного журналиста и лишь потому я согласился уделить вам время и нарушить свой весьма плотный график. Как вице-президент банка по связям с общественностью я не встречаюсь лично с журналистами — но для вас сделал исключение. А вы мне пересказываете слухи непонятного происхождения — да еще и угрожаете их напечатать. Если вам так угодно, вы можете напечатать то, что хотите. Но должен вас заверить — мы подадим на вас в суд и у вашего начальства будут серьезные проблемы. И соответственно у вас лично. Но коль скоро вы предупредили нас о ваших планах, не сомневаюсь, что до суда дело не дойдет — и статья ваша не появится, а вам придется принести извинения. Обещаю вам связаться с вашим начальством — и потребовать принять меры в отношении вас…
Он усмехнулся высокомерно, видимо, ожидая, что я начну испуганно извиняться. И продолжал кривить свои тонкие бледные губы, когда я достала из сумки диктофон, выключая его, нажимая на перемотку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127