Ведь ни одна эпидемия, какой бы тяжелой она ни была, не косит людей стопроцентно. Видимо, все дело в этом. Они стыдились своей слабости.
Я попытался связаться с Гариком, но его увезли еще вечером. И мне некому было рассказать о том, что я вычитал в этих материалах. Например, о том, что со времен той эпидемии нигде, — ни на островах, ни на материках — нигде не было зарегистрировано ни одного случая злокачественного энцефалита. И о том, что методы борьбы с ним до сих пор не разработаны.
Если бы они не были такими скрытными, подумал я, если бы они позволили людям заняться исследованиями — быть может, удалось бы найти вакцину… наверняка в Австралии этот вирус все еще существует — в латентном состоянии; или же в измененном — у каких-то родственных грандам видов… его прививали бы мажорам, как мы прививаем себе коровью оспу…
Правда, недавно американцы рискнули… запустили в Австралию группу Шапиро… монолитную экспедицию, в которой не было ни одного мажора. Может, вирус пришел оттуда?
Или Шапиро должен был развернуть там бактериологическую лабораторию, а все эволюционистские разработки были лишь прикрытием? Мажоры предпочли перепоручить исследования людям, потому что не могли надеяться на себя.
И тут я вспомнил о Шевчуке.
То есть, вероятно, сначала я вспомнил о Себастиане — там, под домашним арестом, слабеющем, не понимающем, что с ним происходит… почему так плохо, почему так темно вокруг… почему он совсем один… Человеческая обслуга, скорее всего, разбежалась — и на том спасибо. Они там, в Правительственном корпусе, держат уж совсем беспардонных холуев, а что для холуев слаще слабости прежних хозяев?
Я даже удивился — как это я раньше не додумался? Ведь если кто и может что сделать, так это Шевчук. Беспринципный тип… Циничный подонок… И совершенно блистательный бактериолог. Он наверняка продается — что бы он там ни твердил о своей ненависти… дорого продается… но продается.
Самый шикарный автомобиль — на Петра-реформатора… И все, что угодно, вплоть до моей нынешней должности… Он честолюбив… и азартен… он согласится…
Я бы сам за ним поехал — но боялся опоздать к Себастиану. Позвонил в Центральный Госпиталь, но его туда не доставили… как я и думал. Там даже не все койки были заняты. Я не осуждаю людей — после той ночи никто бы сейчас и пальцем не пошевелил ради мажора…
Я вызвал машину.
* * *
Правительственный Центр напоминал морг — холод и пустота. Какой-то мажор лежал сразу за оградой — грязная, бесформенная кучка перьев… Я не стал задерживаться — только перевернул его лицом вверх, чтобы убедиться, что это не Себастиан.
Никакой охраны, разумеется, не было.
Если так пойдет дальше, скоро начнутся грабежи, подумал я. Весь Нижний Город хлынет сюда — разделаться с ненавистными угнетателями. Нужно будет сказать Гарику, чтобы не снимал кордоны, — и тут же сообразил, что и это решать придется мне.
Я впервые оказался на территории Правительственного Комплекса, и ориентироваться мне было трудно — пока я не отыскал в комендатуре регистрационные книги. Они тоже числились «Для служебного пользования», но помощник коменданта, который оказался человеком, пребывал в такой растерянности, что с радостью вручил их мне, когда я предъявил свое новенькое удостоверение. Я велел ему выставить охрану на проходной и бросить вспомогательное подразделение, которое, как выяснилось, квартировалось на территории Комплекса, на временную изоляцию Подола. Фактически я шел по стопам нашего благодетеля Аскольда, но времени на угрызения совести не оставалось… После разберемся.
Себастиана я отыскал там, где и рассчитывал, — в цокольном этаже жилых кварталов… Дверь в квартирку — они тут были крохотные, ничего шикарного, — была заперта снаружи. Я выбил ее ногой — на доске у вахты наверняка висели ключи, но отыскивать нужный не было времени.
Он был еще жив. И в сознании.
Он узнал меня по шагам — огромные глаза смотрели в одну точку.
— Это ты, Лесь? — спросил он. — Почему-то так темно…
Я сказал:
— Я знаю.
Объясняться не стал — просто поднял его на руки и понес к машине. Только тут я впервые понял, до чего же они хрупкие — мажоры; он весил вдвое меньше, чем весил бы человек его роста… Хрупкие птичьи косточки…
— Гарик сказал, что он тебя приведет, — бормотал он тем временем. — Я ждал-ждал… телефон отключен…
— Просто Гарик сейчас очень занят.
Надеюсь, они успеют разыскать Шевчука… А он — согласится приехать. Я не верил в немедленное чудо, но мало ли…
— Сейчас уже все в порядке, да, Лесь? — спросил Себастиан.
Я сквозь зубы ответил:
— Более или менее.
Шофер ни с того ни с сего отказался везти мажора, а у меня не было времени его уговаривать… Попросил его завести машину и рванул сам — до этого никогда не управлял автомобилем, только видел, как это делали другие. На лицензию могли рассчитывать лишь профессионалы — таксисты да водители служебных машин. Черт бы побрал этих высокомерных идиотов и то недоверие, которое они издавна питали к техническим способностям человека.
— Что-то не то происходит? — спросил Себастиан с заднего сиденья. — Радио не работало, но я…
— Потом… — торопливо ответил я. Чуть было не врезался в лениво вихляющийся трамвай, вовремя вырулил на тротуар, благо, пешеходов не было. — Позже…
— Куда мы едем?
— В Институт.
К тому времени, как я привезу его, все помещения биологического сектора будут переоборудованы под полевую бактериологическую лабораторию и клинику первой помощи. С лучшими специалистами со всего Города — людьми, разумеется. Злокачественный энцефалит видоспецифичен. Человеку опасаться нечего.
Я приехал как раз вовремя, чтобы увидеть, как в холле выставляют палатки. Лифт — обычный лифт на скрипучих тросах — уже работал, перетаскивая наверх оборудование. Вот это темпы!
Тимофеич сидел на вахте — увидев меня, он встал и попытался отдать честь. Я вновь подхватил Себастиана и, поскольку лифта было не дождаться — там, наверху, из него что-то выгружали, — пробежал к лестнице, крикнув на бегу:
— Шевчук приехал?
— Кто-то приехал, — неопределенно ответил Тимофеич, — теперь разве документа допросишься…
Шевчук был в лаборатории — он стоял, заложив руки в карманы новенького хрустящего белого халата, и лениво озирался по сторонам.
— Мне б такие агрегаты, — сказал он, увидев меня, — уж я бы развернулся.
Я положил Себастиана на затянутую пластиком койку у стены. Он застонал и пошевелился. Я обернулся к Шевчуку.
— Валяй, действуй. Разворачивайся. Это все — твое.
— Да зачем теперь?
Я оторопел.
— Что значит — зачем? Ты что ж, не видишь, что творится?
Шевчук придвинул к себе стул и уселся на него верхом, положив руки на спинку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Я попытался связаться с Гариком, но его увезли еще вечером. И мне некому было рассказать о том, что я вычитал в этих материалах. Например, о том, что со времен той эпидемии нигде, — ни на островах, ни на материках — нигде не было зарегистрировано ни одного случая злокачественного энцефалита. И о том, что методы борьбы с ним до сих пор не разработаны.
Если бы они не были такими скрытными, подумал я, если бы они позволили людям заняться исследованиями — быть может, удалось бы найти вакцину… наверняка в Австралии этот вирус все еще существует — в латентном состоянии; или же в измененном — у каких-то родственных грандам видов… его прививали бы мажорам, как мы прививаем себе коровью оспу…
Правда, недавно американцы рискнули… запустили в Австралию группу Шапиро… монолитную экспедицию, в которой не было ни одного мажора. Может, вирус пришел оттуда?
Или Шапиро должен был развернуть там бактериологическую лабораторию, а все эволюционистские разработки были лишь прикрытием? Мажоры предпочли перепоручить исследования людям, потому что не могли надеяться на себя.
И тут я вспомнил о Шевчуке.
То есть, вероятно, сначала я вспомнил о Себастиане — там, под домашним арестом, слабеющем, не понимающем, что с ним происходит… почему так плохо, почему так темно вокруг… почему он совсем один… Человеческая обслуга, скорее всего, разбежалась — и на том спасибо. Они там, в Правительственном корпусе, держат уж совсем беспардонных холуев, а что для холуев слаще слабости прежних хозяев?
Я даже удивился — как это я раньше не додумался? Ведь если кто и может что сделать, так это Шевчук. Беспринципный тип… Циничный подонок… И совершенно блистательный бактериолог. Он наверняка продается — что бы он там ни твердил о своей ненависти… дорого продается… но продается.
Самый шикарный автомобиль — на Петра-реформатора… И все, что угодно, вплоть до моей нынешней должности… Он честолюбив… и азартен… он согласится…
Я бы сам за ним поехал — но боялся опоздать к Себастиану. Позвонил в Центральный Госпиталь, но его туда не доставили… как я и думал. Там даже не все койки были заняты. Я не осуждаю людей — после той ночи никто бы сейчас и пальцем не пошевелил ради мажора…
Я вызвал машину.
* * *
Правительственный Центр напоминал морг — холод и пустота. Какой-то мажор лежал сразу за оградой — грязная, бесформенная кучка перьев… Я не стал задерживаться — только перевернул его лицом вверх, чтобы убедиться, что это не Себастиан.
Никакой охраны, разумеется, не было.
Если так пойдет дальше, скоро начнутся грабежи, подумал я. Весь Нижний Город хлынет сюда — разделаться с ненавистными угнетателями. Нужно будет сказать Гарику, чтобы не снимал кордоны, — и тут же сообразил, что и это решать придется мне.
Я впервые оказался на территории Правительственного Комплекса, и ориентироваться мне было трудно — пока я не отыскал в комендатуре регистрационные книги. Они тоже числились «Для служебного пользования», но помощник коменданта, который оказался человеком, пребывал в такой растерянности, что с радостью вручил их мне, когда я предъявил свое новенькое удостоверение. Я велел ему выставить охрану на проходной и бросить вспомогательное подразделение, которое, как выяснилось, квартировалось на территории Комплекса, на временную изоляцию Подола. Фактически я шел по стопам нашего благодетеля Аскольда, но времени на угрызения совести не оставалось… После разберемся.
Себастиана я отыскал там, где и рассчитывал, — в цокольном этаже жилых кварталов… Дверь в квартирку — они тут были крохотные, ничего шикарного, — была заперта снаружи. Я выбил ее ногой — на доске у вахты наверняка висели ключи, но отыскивать нужный не было времени.
Он был еще жив. И в сознании.
Он узнал меня по шагам — огромные глаза смотрели в одну точку.
— Это ты, Лесь? — спросил он. — Почему-то так темно…
Я сказал:
— Я знаю.
Объясняться не стал — просто поднял его на руки и понес к машине. Только тут я впервые понял, до чего же они хрупкие — мажоры; он весил вдвое меньше, чем весил бы человек его роста… Хрупкие птичьи косточки…
— Гарик сказал, что он тебя приведет, — бормотал он тем временем. — Я ждал-ждал… телефон отключен…
— Просто Гарик сейчас очень занят.
Надеюсь, они успеют разыскать Шевчука… А он — согласится приехать. Я не верил в немедленное чудо, но мало ли…
— Сейчас уже все в порядке, да, Лесь? — спросил Себастиан.
Я сквозь зубы ответил:
— Более или менее.
Шофер ни с того ни с сего отказался везти мажора, а у меня не было времени его уговаривать… Попросил его завести машину и рванул сам — до этого никогда не управлял автомобилем, только видел, как это делали другие. На лицензию могли рассчитывать лишь профессионалы — таксисты да водители служебных машин. Черт бы побрал этих высокомерных идиотов и то недоверие, которое они издавна питали к техническим способностям человека.
— Что-то не то происходит? — спросил Себастиан с заднего сиденья. — Радио не работало, но я…
— Потом… — торопливо ответил я. Чуть было не врезался в лениво вихляющийся трамвай, вовремя вырулил на тротуар, благо, пешеходов не было. — Позже…
— Куда мы едем?
— В Институт.
К тому времени, как я привезу его, все помещения биологического сектора будут переоборудованы под полевую бактериологическую лабораторию и клинику первой помощи. С лучшими специалистами со всего Города — людьми, разумеется. Злокачественный энцефалит видоспецифичен. Человеку опасаться нечего.
Я приехал как раз вовремя, чтобы увидеть, как в холле выставляют палатки. Лифт — обычный лифт на скрипучих тросах — уже работал, перетаскивая наверх оборудование. Вот это темпы!
Тимофеич сидел на вахте — увидев меня, он встал и попытался отдать честь. Я вновь подхватил Себастиана и, поскольку лифта было не дождаться — там, наверху, из него что-то выгружали, — пробежал к лестнице, крикнув на бегу:
— Шевчук приехал?
— Кто-то приехал, — неопределенно ответил Тимофеич, — теперь разве документа допросишься…
Шевчук был в лаборатории — он стоял, заложив руки в карманы новенького хрустящего белого халата, и лениво озирался по сторонам.
— Мне б такие агрегаты, — сказал он, увидев меня, — уж я бы развернулся.
Я положил Себастиана на затянутую пластиком койку у стены. Он застонал и пошевелился. Я обернулся к Шевчуку.
— Валяй, действуй. Разворачивайся. Это все — твое.
— Да зачем теперь?
Я оторопел.
— Что значит — зачем? Ты что ж, не видишь, что творится?
Шевчук придвинул к себе стул и уселся на него верхом, положив руки на спинку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25