— С тем его человеком я сама расправилась…
Огонь погас, она откинулась к стене и недоуменно произнесла:
— Он же был на нашей стороне…
А Шевчук— то прав, подумал я, он-то сразу понял. Ненависть делает человека зорким.
Бучко растерянно поглядел на меня.
— Что-то я не просек…
— Все очень просто, Игорь, — пояснил я. — Аскольд исподволь готовил себе рычаги для захвата власти. Это он прикармливал группу Ляшенко. На какой-то момент их интересы совпали. Ляшенко, должно быть, готовил серию таких терактов…
— Зачем?
— Кто их поймет? Может, чтобы дестабилизировать обстановку…
Женщина пошевелилась.
— Вынудить их… на репрессии… пусть бы показали свое… истинное лицо. Тогда люди поймут — даже такие соглашатели, как вы. С ними нельзя сотрудничать. С ними можно только бороться.
— Да что там у них, у народовольцев, — пожал плечами Бучко, — одни идиоты, что ли?
— У них какая-то своя логика… Но потом Ляшенко, должно быть, все же заподозрил, что его используют… И отменил акцию. Тогда Аскольд напустил на них охранку. Боюсь, что… Нас ждут тяжелые времена. Аскольд рвется к власти. А для этого ему нужно убедить оппозицию, что люди — опасны… Или стали опасны — теперь, когда технологии вырвались из-под контроля. Он подгребет под себя весь аппарат подавления — под свой новый комитет. Армию, полицию, все…
— А… как же мы? — растерянно спросил Бучко.
— Что — мы?
— Прижмут. — Бучко щедро плеснул в стакан самогону из заветной бутыли и закусил перышком лука. — Точно, прижмут. На вегетарьянство переведут… говорю тебе, Лесь, под Фастовом эшелоны пустые вторые сутки стоят — кум своими глазами видел… Они туда весь скот сгонят и вывезут… А нас на силос посадят…
Женщина беспокойно пошевелилась. Грязное окно было сплошь в потеках дождя, гул толпы у кордона долетал неясный, смазанный, точно шум прибоя.
Я медленно сказал:
— Игорь… Это не для скота вагоны…
Бучко застыл со стаканом в руке.
— Что?… Всех?
— Ну, скорее всего — Нижний Город… Наверняка его потому и оцепили. Потом, Аскольд же не дурак — одновременно надо бить. Со всех сторон. Сейчас в губерниях вспыхнет — везде, где он дурачков этих прикармливал… Париж… Берлин… везде… пройдет волна терактов, потом найдут виновников… Сам знаешь, как оно делается… И кто докажет… Истинных соучастников он же уберет — уже убирает… Господи, да ее любой ценой спасти нужно… Беги за Шевчуком, Игорь… Пусть все тащит, что там у него — антибиотики? Кардиостимуляторы? И поскорее…
Вот он, его звездный час, Шевчука… Вся его жизнь, вся незадавшаяся карьера — все для того, чтобы один-единственный раз оказаться в нужном месте в нужное время…
— А ты? — нерешительно спросил Бучко.
— Нам нужен кто-то… кто бы смог прикрыть ее от людей Аскольда.
Гарик! Подумал я. Гарик входит в Опекунский совет — он же Попечитель округа. Их Аскольд прижмет в первую очередь — при новом порядке прежние структуры будут просто не нужны. Должно быть, среди мажоров тоже нет единодушия — иначе Аскольду не понадобилась бы та кровавая баня… в качестве наглядного пособия… Господи Боже, никогда бы не подумал, что Гарик может оказаться спасителем человечества…
— Давай, Игорь! Шевелись…
— Кого ты собираешься сюда тащить? — недовольно спросил Бучко. — Мажора? Мало мне неприятностей…
— Люди Аскольда не лучше. — Я нагнулся было к своей куртке, но побоялся тревожить женщину; глаза у нее совсем закрылись. Я положил пальцы ей на запястье, пытаясь прощупать пульс… слабый пульс… паршиво… — Он своих гвардейцев уже несколько лет прикармливает… Думаешь, они тебя пожалеют?
Бучко резко повернулся на каблуках и кинулся вниз по лестнице. Женщина вдруг открыла глаза.
— Выдаст… меня… — Она с трудом выталкивала слова вместе с дыханием.
— Нет, — сказал я мягко, — он приведет Шевчука.
— Выдаст… — Она снова прикрыла глаза. Что-то легло мне в ладонь, крохотное, точно коробок спичек. — Это вам… посольство…
— Что?
— Американцы… пусть они… тут все… записи переговоров… Еще Роман…
На ладони у меня лежала кассета… магнитная кассета. Я и не знал, что подобное возможно — она была такая маленькая.
На миг в ее взгляде блеснул прежний огонь.
— Наша… Это мы сами…
Должно быть, у них и впрямь были свои мастерские, подумал я. И свои конструкторы.
— Хорошо, хорошо. Я попробую.
Я спрятал кассету в карман. Территория посольства отлично охраняется — причем, с обеих сторон. Но сейчас я готов был обещать что угодно — ей нельзя волноваться…
Дверь хлопнула. Я оставил раненую и выглянул в коридор — но это вернулся Бучко.
— Собирается, — пробурчал он, торопливо поднимаясь наверх. — Ну, что она?
— Еще держится. Побежал я, Игорь…
— Не нравится мне это, — мрачно сказал мне вслед Бучко, — ох, не нравится!
* * *
У кордона уже творилось черт знает что — толпа напирала с обеих сторон, а люди Аскольда, благоразумно защищенные шлемами и нагрудниками, удерживали ее, растянувшись двойной цепью. Пока еще в ход не пошли ни камни, брошенные из толпы, ни дубинки патрульных, но, похоже, ждать осталось недолго. Беспорядки могли вспыхнуть самопроизвольно — а может, Аскольд подогрел их, распустив слухи… кто теперь знает?
Я пробился сквозь толпу — кто-то ощутимо двинул меня кулаком в спину; я уже был чужаком, был оттуда, сверху, — и, очутившись у пропускного пункта, полез в карман за пропуском. Наткнулся на кассету и похолодел, наконец, извлек пластиковую карточку и протянул ее патрульному.
Тот кинул на нее рассеянный взгляд и посторонился.
Я прошел мимо с равнодушным, отсутствующим лицом. Спокойно, говорил я себе, спокойно, не торопись…
— Эй! — окликнул патрульный.
Я обернулся.
— Мой вам совет, — сказал тот негромко, — держитесь отсюда подальше…
Я печально сказал:
— Уже понял.
С внешней стороны кордона толпа была меньше и напирала она не с тем энтузиазмом. Я легко выбрался наружу — и вздрогнул, когда кто-то судорожно вцепился мне в локоть.
И тут же облегченно вздохнул.
— О, Господи! Себастиан.
И он все это время околачивался тут, поджидая меня! Я же проболтался на Подоле больше двух часов…
— Ну что? — Он уставился на меня лихорадочно блестевшими глазами. Мне потребовалось время, чтобы сообразить, о чем это он…
— Ах, это… Все это ерунда… Шевчук совершенно ни при чем.
— Точно?
— Абсолютно точно.
Я— то мог сказать это с полной уверенностью… Должно быть, и он это почувствовал, потому что явно расслабился.
— Тут такое творится…
— Да, — сказал я, — творится… Послушай, Себастиан…
Я двинулся вверх по улице, он тащился за мной как привязанный.
— Хочешь помочь нам? Людям? Действительно, помочь?
— Конечно! — пылко сказал он. И вдруг насторожился. — Если это не…
Здорово же он сам себя напугал…
— Не противозаконно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Огонь погас, она откинулась к стене и недоуменно произнесла:
— Он же был на нашей стороне…
А Шевчук— то прав, подумал я, он-то сразу понял. Ненависть делает человека зорким.
Бучко растерянно поглядел на меня.
— Что-то я не просек…
— Все очень просто, Игорь, — пояснил я. — Аскольд исподволь готовил себе рычаги для захвата власти. Это он прикармливал группу Ляшенко. На какой-то момент их интересы совпали. Ляшенко, должно быть, готовил серию таких терактов…
— Зачем?
— Кто их поймет? Может, чтобы дестабилизировать обстановку…
Женщина пошевелилась.
— Вынудить их… на репрессии… пусть бы показали свое… истинное лицо. Тогда люди поймут — даже такие соглашатели, как вы. С ними нельзя сотрудничать. С ними можно только бороться.
— Да что там у них, у народовольцев, — пожал плечами Бучко, — одни идиоты, что ли?
— У них какая-то своя логика… Но потом Ляшенко, должно быть, все же заподозрил, что его используют… И отменил акцию. Тогда Аскольд напустил на них охранку. Боюсь, что… Нас ждут тяжелые времена. Аскольд рвется к власти. А для этого ему нужно убедить оппозицию, что люди — опасны… Или стали опасны — теперь, когда технологии вырвались из-под контроля. Он подгребет под себя весь аппарат подавления — под свой новый комитет. Армию, полицию, все…
— А… как же мы? — растерянно спросил Бучко.
— Что — мы?
— Прижмут. — Бучко щедро плеснул в стакан самогону из заветной бутыли и закусил перышком лука. — Точно, прижмут. На вегетарьянство переведут… говорю тебе, Лесь, под Фастовом эшелоны пустые вторые сутки стоят — кум своими глазами видел… Они туда весь скот сгонят и вывезут… А нас на силос посадят…
Женщина беспокойно пошевелилась. Грязное окно было сплошь в потеках дождя, гул толпы у кордона долетал неясный, смазанный, точно шум прибоя.
Я медленно сказал:
— Игорь… Это не для скота вагоны…
Бучко застыл со стаканом в руке.
— Что?… Всех?
— Ну, скорее всего — Нижний Город… Наверняка его потому и оцепили. Потом, Аскольд же не дурак — одновременно надо бить. Со всех сторон. Сейчас в губерниях вспыхнет — везде, где он дурачков этих прикармливал… Париж… Берлин… везде… пройдет волна терактов, потом найдут виновников… Сам знаешь, как оно делается… И кто докажет… Истинных соучастников он же уберет — уже убирает… Господи, да ее любой ценой спасти нужно… Беги за Шевчуком, Игорь… Пусть все тащит, что там у него — антибиотики? Кардиостимуляторы? И поскорее…
Вот он, его звездный час, Шевчука… Вся его жизнь, вся незадавшаяся карьера — все для того, чтобы один-единственный раз оказаться в нужном месте в нужное время…
— А ты? — нерешительно спросил Бучко.
— Нам нужен кто-то… кто бы смог прикрыть ее от людей Аскольда.
Гарик! Подумал я. Гарик входит в Опекунский совет — он же Попечитель округа. Их Аскольд прижмет в первую очередь — при новом порядке прежние структуры будут просто не нужны. Должно быть, среди мажоров тоже нет единодушия — иначе Аскольду не понадобилась бы та кровавая баня… в качестве наглядного пособия… Господи Боже, никогда бы не подумал, что Гарик может оказаться спасителем человечества…
— Давай, Игорь! Шевелись…
— Кого ты собираешься сюда тащить? — недовольно спросил Бучко. — Мажора? Мало мне неприятностей…
— Люди Аскольда не лучше. — Я нагнулся было к своей куртке, но побоялся тревожить женщину; глаза у нее совсем закрылись. Я положил пальцы ей на запястье, пытаясь прощупать пульс… слабый пульс… паршиво… — Он своих гвардейцев уже несколько лет прикармливает… Думаешь, они тебя пожалеют?
Бучко резко повернулся на каблуках и кинулся вниз по лестнице. Женщина вдруг открыла глаза.
— Выдаст… меня… — Она с трудом выталкивала слова вместе с дыханием.
— Нет, — сказал я мягко, — он приведет Шевчука.
— Выдаст… — Она снова прикрыла глаза. Что-то легло мне в ладонь, крохотное, точно коробок спичек. — Это вам… посольство…
— Что?
— Американцы… пусть они… тут все… записи переговоров… Еще Роман…
На ладони у меня лежала кассета… магнитная кассета. Я и не знал, что подобное возможно — она была такая маленькая.
На миг в ее взгляде блеснул прежний огонь.
— Наша… Это мы сами…
Должно быть, у них и впрямь были свои мастерские, подумал я. И свои конструкторы.
— Хорошо, хорошо. Я попробую.
Я спрятал кассету в карман. Территория посольства отлично охраняется — причем, с обеих сторон. Но сейчас я готов был обещать что угодно — ей нельзя волноваться…
Дверь хлопнула. Я оставил раненую и выглянул в коридор — но это вернулся Бучко.
— Собирается, — пробурчал он, торопливо поднимаясь наверх. — Ну, что она?
— Еще держится. Побежал я, Игорь…
— Не нравится мне это, — мрачно сказал мне вслед Бучко, — ох, не нравится!
* * *
У кордона уже творилось черт знает что — толпа напирала с обеих сторон, а люди Аскольда, благоразумно защищенные шлемами и нагрудниками, удерживали ее, растянувшись двойной цепью. Пока еще в ход не пошли ни камни, брошенные из толпы, ни дубинки патрульных, но, похоже, ждать осталось недолго. Беспорядки могли вспыхнуть самопроизвольно — а может, Аскольд подогрел их, распустив слухи… кто теперь знает?
Я пробился сквозь толпу — кто-то ощутимо двинул меня кулаком в спину; я уже был чужаком, был оттуда, сверху, — и, очутившись у пропускного пункта, полез в карман за пропуском. Наткнулся на кассету и похолодел, наконец, извлек пластиковую карточку и протянул ее патрульному.
Тот кинул на нее рассеянный взгляд и посторонился.
Я прошел мимо с равнодушным, отсутствующим лицом. Спокойно, говорил я себе, спокойно, не торопись…
— Эй! — окликнул патрульный.
Я обернулся.
— Мой вам совет, — сказал тот негромко, — держитесь отсюда подальше…
Я печально сказал:
— Уже понял.
С внешней стороны кордона толпа была меньше и напирала она не с тем энтузиазмом. Я легко выбрался наружу — и вздрогнул, когда кто-то судорожно вцепился мне в локоть.
И тут же облегченно вздохнул.
— О, Господи! Себастиан.
И он все это время околачивался тут, поджидая меня! Я же проболтался на Подоле больше двух часов…
— Ну что? — Он уставился на меня лихорадочно блестевшими глазами. Мне потребовалось время, чтобы сообразить, о чем это он…
— Ах, это… Все это ерунда… Шевчук совершенно ни при чем.
— Точно?
— Абсолютно точно.
Я— то мог сказать это с полной уверенностью… Должно быть, и он это почувствовал, потому что явно расслабился.
— Тут такое творится…
— Да, — сказал я, — творится… Послушай, Себастиан…
Я двинулся вверх по улице, он тащился за мной как привязанный.
— Хочешь помочь нам? Людям? Действительно, помочь?
— Конечно! — пылко сказал он. И вдруг насторожился. — Если это не…
Здорово же он сам себя напугал…
— Не противозаконно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25