и тем досадней и тягостней было у него на душе, что он не мог заговорить об этом предмете с лордом Каслвудом и не отваживался на совет или предостережение в столь священном вопросе, как вопрос о собственной чести милорда, которую, разумеется, никто не мог охранить лучше него самого.
Однако, хотя леди Каслвуд не захотела слушать своего юного родственника и с негодованием отвергла его советы, Гарри вскоре, к своему удовольствию, убедился, что все же она вняла увещаниям, которые встретила столь пренебрежительно; ибо назавтра она под предлогом головной боли отказалась от предложенной лордом Мохэном прогулки; на послезавтра головная боль все продолжалась, а спустя еще день она, весело и мило улыбаясь, просила у его милости позволения уступить свое место в экипаже детям, так как они без памяти рады будут прокатиться, и ей не следует приберегать все удовольствие для себя одной. Милорд весьма любезно исполнил ее просьбу, хотя, надо полагать, испытал при этом немалую досаду и разочарование, - не то чтобы он всерьез обратил свои помыслы на эту простодушную леди, но жизнь подобных мужчин часто состоит из одних лишь интрижек, и они точно так же не в силах дня прожить без погони за женщиной, как охотник на лисиц - без своей любимой потехи в утреннюю пору.
Несмотря на показную беспечность лорда Каслвуда (последний со времен ссоры между двумя лордами ничем не выдавал своей тревоги), Гарри видел, что его покровитель неотступно следит за гостем, и улавливал кое-какие признаки недоверия и сдерживаемой ярости, не предвещавшие, по мнению Гарри, ничего доброго. О том, как чувствителен милорд в вопросах чести, Эсмонду было хорошо известно; и, наблюдая его, подобно врачу, наблюдающему пациента, он приходил к выводу, что здесь перед ним организм, который не сразу поддается болезни, однако бессилен справиться с отравой, когда она уже проникла в кровь. Мы читаем у Шекспира (которого пишущий эти строки ставит много выше мистера Конгрива, мистера Драйдена и иных гениев нашей эпохи), что, когда ревность пробудилась, ни мак, ни мандрагора, ни все сонные снадобья Востока не в силах излечить ее иль успокоить. Коротко говоря, симптомы болезни показались столь грозными нашему юному лекарю (который, несмотря на свою молодость, умел следить за биением пульса всех этих дорогих и близких ему людей), что Гарри почел своим долгом предостеречь лорда Мохэна и открыть ему, что о замыслах его догадываются и за действиями следят. Застав однажды его милость в крайнем раздражении, ибо слуга, посланный к леди Каслвуд, обещавшей поехать с ним на прогулку, только что воротился с отказом, Гарри сказал:
- Милорд, я был бы весьма благодарен, если б вы сегодня позволили мне занять в экипаже место рядом с вами; мне многое нужно сказать вам, и я предпочел бы побеседовать с глазу на глаз.
- Мистер Генри Эсмонд, вы оказываете мне честь своим доверием, отвечал тот с церемонным поклоном. Милорд всегда оставался изысканным джентльменом, а в манере Эсмонда, невзирая на его молодость, было нечто, указывающее, что и он джентльмен и никто не смеет обходиться с ним вольно. Итак, они вместе вышли во двор замка, где уже ожидал легкий экипаж и богато убранные пегие ганноверские лошадки в нетерпении жевали удила.
- Милорд, - сказал Гарри Эсмонд, когда они выехали за ограду замка, и указал на ногу лорда Мохэна, укутанную теплой фланелью и с нарочитой осторожностью вытянутую на подушках, - милорд, я изучал медицину в Кембридже.
- Вот как, пастор Генри? - отвечал лорд Мохэн. - И что же, вы намерены получить диплом и лечить своих однокашников от...
- От подагры, - перебил Гарри, глядя на него в упор. - Я весьма сведущ в лечении подагры.
- Надеюсь, вы никогда сами не будете страдать ею. Это пренеприятная болезнь, - сказал милорд, - и ее приступы просто мучительны! Ох! - Тут он скорчил отчаянную гримасу, словно испытал внезапный приступ.
- Ваша милость почувствовали бы себя много лучше, сняв всю эту фланель: от нее только воспаляются суставы, - продолжал Гарри, глядя собеседнику прямо в лицо.
- В самом деле? Неужели суставы воспаляются? - воскликнул тот с невинным видом.
- Если б вы сняли фланель, и сбросили эту дурацкую туфлю, и надели сапог... - продолжал Гарри.
- Вы мне советуете надеть сапоги, мистер Эсмонд? - спросил милорд.
- Да, сапоги и шпоры. Три дня тому назад я видел, как ваша милость довольно резво бежали по галерее, - настаивал Гарри. - Я убежден, что тарелка каши на ночь куда менее по вкусу вашей милости, нежели бутылка хорошего кларета; зато она позволяет вашей милости садиться за игру с ясной головой, тогда как у моего покровителя голова разгорячена и отуманена вином.
- Гром и молния, сэр, уж не осмелитесь ли вы сказать, что я нечестно играю? - вскричал милорд и так стегнул лошадей, что они перешли в галоп.
- Ваша милость трезвы, когда мой покровитель пьян, - продолжал Гарри. У вас с милордом шансы неравны. Я следил за вами, отрываясь от своих книг.
- Каков юный Аргус! - воскликнул лорд Мохэн, который был расположен к Гарри Эсмонду, да и Гарри, следует признать, охотно бывал в его обществе, ценя его остроумие и своеобразный задор. - Каков юный Аргус! Но смотрите хоть во все свои сто глаз, вы увидите, что я всегда играю честно. Мне случалось за вечер проигрывать состояние, случалось проигрывать с себя рубашку; а однажды я проиграл свой парик и пошел домой в ночном колпаке. Но ни один человек не может сказать, что я обыграл его, пустив в ход иные средства, кроме умения играть. Я играл в Эльзасии с одним мошенником из тех, что мечут фальшивые кости; я играл с ним на его уши и выиграл: одно из них и сейчас лежит у меня на Боу-стрит в склянке со спиртом. Гарри Мохэн согласен играть с кем угодно и на что угодно - и всегда готов к услугам.
- Но в доме моего покровителя, милорд, вы затеяли опасную игру, сказал Гарри, - и рискуете не только тем, что поставлено на карту.
- Что вы хотите сказать, сэр? - вскричал милорд, оборотясь к нему и сильно покраснев.
- Я хочу сказать, - отвечал Гарри довольно ядовито, - что ваш приступ подагры миновал, если он у вас вообще был.
- Сэр! - вспыхнув, вскричал милорд.
- По правде говоря, я думаю, что ваша милость не более страдает от подагры, нежели я. Но если уж на то пошло, перемена климата весьма полезна в таких случаях. Право же, лорд Мохэн, лучше будет, если вы уедете из Каслвуда.
- А по какому праву вы говорите мне это? - воскликнул милорд. - Это Фрэнк Эсмонд послал вас?
- Никто меня не посылал. А говорю я по праву человека, охраняющего честь своей семьи.
- И вы готовы ответить за свои слова? - закричал лорд Мохэн, яростно нахлестывая лошадей.
- Когда угодно, милорд; ваша милость опрокинете карету, если будете так горячиться.
- Клянусь богом, вы, кажется, не робкого десятка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168
Однако, хотя леди Каслвуд не захотела слушать своего юного родственника и с негодованием отвергла его советы, Гарри вскоре, к своему удовольствию, убедился, что все же она вняла увещаниям, которые встретила столь пренебрежительно; ибо назавтра она под предлогом головной боли отказалась от предложенной лордом Мохэном прогулки; на послезавтра головная боль все продолжалась, а спустя еще день она, весело и мило улыбаясь, просила у его милости позволения уступить свое место в экипаже детям, так как они без памяти рады будут прокатиться, и ей не следует приберегать все удовольствие для себя одной. Милорд весьма любезно исполнил ее просьбу, хотя, надо полагать, испытал при этом немалую досаду и разочарование, - не то чтобы он всерьез обратил свои помыслы на эту простодушную леди, но жизнь подобных мужчин часто состоит из одних лишь интрижек, и они точно так же не в силах дня прожить без погони за женщиной, как охотник на лисиц - без своей любимой потехи в утреннюю пору.
Несмотря на показную беспечность лорда Каслвуда (последний со времен ссоры между двумя лордами ничем не выдавал своей тревоги), Гарри видел, что его покровитель неотступно следит за гостем, и улавливал кое-какие признаки недоверия и сдерживаемой ярости, не предвещавшие, по мнению Гарри, ничего доброго. О том, как чувствителен милорд в вопросах чести, Эсмонду было хорошо известно; и, наблюдая его, подобно врачу, наблюдающему пациента, он приходил к выводу, что здесь перед ним организм, который не сразу поддается болезни, однако бессилен справиться с отравой, когда она уже проникла в кровь. Мы читаем у Шекспира (которого пишущий эти строки ставит много выше мистера Конгрива, мистера Драйдена и иных гениев нашей эпохи), что, когда ревность пробудилась, ни мак, ни мандрагора, ни все сонные снадобья Востока не в силах излечить ее иль успокоить. Коротко говоря, симптомы болезни показались столь грозными нашему юному лекарю (который, несмотря на свою молодость, умел следить за биением пульса всех этих дорогих и близких ему людей), что Гарри почел своим долгом предостеречь лорда Мохэна и открыть ему, что о замыслах его догадываются и за действиями следят. Застав однажды его милость в крайнем раздражении, ибо слуга, посланный к леди Каслвуд, обещавшей поехать с ним на прогулку, только что воротился с отказом, Гарри сказал:
- Милорд, я был бы весьма благодарен, если б вы сегодня позволили мне занять в экипаже место рядом с вами; мне многое нужно сказать вам, и я предпочел бы побеседовать с глазу на глаз.
- Мистер Генри Эсмонд, вы оказываете мне честь своим доверием, отвечал тот с церемонным поклоном. Милорд всегда оставался изысканным джентльменом, а в манере Эсмонда, невзирая на его молодость, было нечто, указывающее, что и он джентльмен и никто не смеет обходиться с ним вольно. Итак, они вместе вышли во двор замка, где уже ожидал легкий экипаж и богато убранные пегие ганноверские лошадки в нетерпении жевали удила.
- Милорд, - сказал Гарри Эсмонд, когда они выехали за ограду замка, и указал на ногу лорда Мохэна, укутанную теплой фланелью и с нарочитой осторожностью вытянутую на подушках, - милорд, я изучал медицину в Кембридже.
- Вот как, пастор Генри? - отвечал лорд Мохэн. - И что же, вы намерены получить диплом и лечить своих однокашников от...
- От подагры, - перебил Гарри, глядя на него в упор. - Я весьма сведущ в лечении подагры.
- Надеюсь, вы никогда сами не будете страдать ею. Это пренеприятная болезнь, - сказал милорд, - и ее приступы просто мучительны! Ох! - Тут он скорчил отчаянную гримасу, словно испытал внезапный приступ.
- Ваша милость почувствовали бы себя много лучше, сняв всю эту фланель: от нее только воспаляются суставы, - продолжал Гарри, глядя собеседнику прямо в лицо.
- В самом деле? Неужели суставы воспаляются? - воскликнул тот с невинным видом.
- Если б вы сняли фланель, и сбросили эту дурацкую туфлю, и надели сапог... - продолжал Гарри.
- Вы мне советуете надеть сапоги, мистер Эсмонд? - спросил милорд.
- Да, сапоги и шпоры. Три дня тому назад я видел, как ваша милость довольно резво бежали по галерее, - настаивал Гарри. - Я убежден, что тарелка каши на ночь куда менее по вкусу вашей милости, нежели бутылка хорошего кларета; зато она позволяет вашей милости садиться за игру с ясной головой, тогда как у моего покровителя голова разгорячена и отуманена вином.
- Гром и молния, сэр, уж не осмелитесь ли вы сказать, что я нечестно играю? - вскричал милорд и так стегнул лошадей, что они перешли в галоп.
- Ваша милость трезвы, когда мой покровитель пьян, - продолжал Гарри. У вас с милордом шансы неравны. Я следил за вами, отрываясь от своих книг.
- Каков юный Аргус! - воскликнул лорд Мохэн, который был расположен к Гарри Эсмонду, да и Гарри, следует признать, охотно бывал в его обществе, ценя его остроумие и своеобразный задор. - Каков юный Аргус! Но смотрите хоть во все свои сто глаз, вы увидите, что я всегда играю честно. Мне случалось за вечер проигрывать состояние, случалось проигрывать с себя рубашку; а однажды я проиграл свой парик и пошел домой в ночном колпаке. Но ни один человек не может сказать, что я обыграл его, пустив в ход иные средства, кроме умения играть. Я играл в Эльзасии с одним мошенником из тех, что мечут фальшивые кости; я играл с ним на его уши и выиграл: одно из них и сейчас лежит у меня на Боу-стрит в склянке со спиртом. Гарри Мохэн согласен играть с кем угодно и на что угодно - и всегда готов к услугам.
- Но в доме моего покровителя, милорд, вы затеяли опасную игру, сказал Гарри, - и рискуете не только тем, что поставлено на карту.
- Что вы хотите сказать, сэр? - вскричал милорд, оборотясь к нему и сильно покраснев.
- Я хочу сказать, - отвечал Гарри довольно ядовито, - что ваш приступ подагры миновал, если он у вас вообще был.
- Сэр! - вспыхнув, вскричал милорд.
- По правде говоря, я думаю, что ваша милость не более страдает от подагры, нежели я. Но если уж на то пошло, перемена климата весьма полезна в таких случаях. Право же, лорд Мохэн, лучше будет, если вы уедете из Каслвуда.
- А по какому праву вы говорите мне это? - воскликнул милорд. - Это Фрэнк Эсмонд послал вас?
- Никто меня не посылал. А говорю я по праву человека, охраняющего честь своей семьи.
- И вы готовы ответить за свои слова? - закричал лорд Мохэн, яростно нахлестывая лошадей.
- Когда угодно, милорд; ваша милость опрокинете карету, если будете так горячиться.
- Клянусь богом, вы, кажется, не робкого десятка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168