Как раз перед тем, как мы улетели в Лондон, ребята прорыли траншею и наткнулись на него. Пришлось прибегнуть к взяткам и угрозам, чтобы заставить их дождаться нашего возвращения, потому что я хотел сделать эпизод с самолетом кульминацией всего фильма. Я даже не подозревал, что это окажется именно «Штука» - самый нацистский из всех нацистских самолетов! Поразительно! Пикирующий бомбардировщик, их применяли в Испании - Герника и все такое. Абсолютно легендарный экспонат. И вот - свершилось! Представь, он лежит на дне огромной ямы, весь облепленный грязью, как дикарь из Новой Гвинеи. Если я правильно понял, это самый крупный трофей из всех, что были здесь отрыты, и можешь себе вообразить, сколько социотехники потребовалось, чтобы убедить их не открывать фонарь и не лезть в кабину. Последние две ночи Брайан и Мик постоянно дежурили рядом, отгоняя археологов, но долго это продолжаться не могло. Наконец настал великий день: мы установили камеры и приготовились снимать то, ради чего был затеян весь этот проект. И вот уже два самых крутых мужика с паучьими татуировками на плечах взбираются на покрытые скользкой слякотью крылья, и со своей позиции на краю раскопа я вижу, что в тех местах, где их ботинки сдирают грязь, металл даже не заржавел, и что весь самолет сохранился в идеально-музейном состоянии. Просто не верится! А потом Брайан тоже залезает на крыло, чтобы снимать крупным планом, ручной камерой, и мужики начинают горстями соскребать грязь с фонаря. А там - пилот! Проступают очертания его головы, очков… Прежде я еще ни разу не видел, чтобы Брайан оторвался от видоискателя во время съемки. Но тут он обернулся ко мне, глаза ошалевшие - типа ЧТО ЗА ЧЕРТ?! - а я кричу ему во всю глотку: «Давай, давай снимай!!!» И он снимает весь процесс: как сбивают фонарь, как вынимают пилота - буквальна по кускам… Представляешь, труп просто развалился на глазах. Они набросились, сняли часы, компас, кобуру с пистолетом, начали делить, драться, соскальзывая с крыльев вниз, - и просто разорвали его на части. И Брайан все это заснял, а Мик работал на второй камере и тоже много чего поймал, и плюс еще новые ребята снимали. Взяли всю сцену, с разных углов. И в один момент я оглядываюсь назад - и вижу, что эта идиотка Марина смеется! Причем не истерически, как можно было подумать, а просто ржет, как лошадь, потому, что ее прикалывает это зрелище… И вот теперь я сижу в палатке один и пишу это письмо, потому что слово за слово… в общем, я ее послал куда подальше. Мик и Брайан уже успели нажраться. А я просто боюсь смотреть отснятый материал. Страх, конечно, пройдет, может быть, даже завтра. Но сейчас я, наверное, пойду и тоже надерусь. Как он ухитрился попасть в это болото, с целым самолетом? В общем, как говорится, спасибо, что выслушала. И не забудь полить цветы и покормить чертовых рыбок. Надеюсь, у тебя все в порядке.
С любовью,
Дэмиен.
Кейс трясет головой, перечитывает письмо.
Я тоже тебя люблю. Спешу, не могу много писать. Со мной все в порядке. Я сейчас тоже в России, в Москве. Подробнее расскажу позже.
Она начинает упаковывать «Айбук» в сумку, потом передумывает. Как-то неправильно - приносить лэптоп на встречу с автором фрагментов. Лучше взять с собой восточногерманскую папку. Перекладывая необходимые предметы из багажного изделия, она вспоминает, что при регистрации у нее забрали паспорт. И до сих пор не отдали. Его можно взять по дороге. На дне папки рука натыкается на что-то холодное. Это камденский импровизированный кастет, металлическая деталь от Дэмиеновой кибердевочки. Хорошо, что эта папка была сдана в багаж. Кейс кладет железку обратно, «а счастье. Потом проверяет, не забыла ли ключи от номера, и выходит в коридор - с головой, наполненной картинами из только что прочитанного письма.
У приехавшего за ней водителя темные очки и чисто выбритый череп интересной лепки. Обтекаемый.
«Мерседес» выезжает на улицу, где Кейс вчера гуляла. Она вспоминает, что опять не взяла у администратора паспорт.
37. КИНО
Они сворачивают на широкую магистраль. Тверская - интуитивно определяет Кейс; утром она успела полистать схемы окружающих улиц. От водителя, уже вставившего в ухо наушник, пахнет одеколоном.
Машина спокойно едет по предполагаемой Тверской, двигаясь вместе с основным потоком, не включая мигалки.
Над дорогой протянут транспарант с надписью по-английски: ВЫСТАВКА ВОСКОВЫХ ФИГУР.
На вывесках то и дело встречаются вкрапления латинских букв. «Бутик», «Кодак», аптека под названием «Фармаком».
Когда они поворачивают налево, Кейс спрашивает:
- Какая это улица?
- Георгиевский, - отвечает водитель. Хотя с тем же успехом это может быть его имя.
Они еще раз поворачивают и останавливаются в узком переулке.
Кейс начинает было объяснять, что не имела в виду «остановиться», но водитель выходит, обегает вокруг машины и открывает ей дверь.
- Выходите.
Неровный серый бетон. На стене граффити, кириллица. Буквы раздуты в неуклюжем подражании Нью-Йорку и Лос-Анджелесу.
- Прошу. - Водитель дергает помятую стальную дверь. Она распахивается с гулким стуком. За дверью темнота.
- Сюда.
- Стелла там?
- Кино, - отвечает он.
Кейс следует за ним и оказывается в непонятном полутемном объеме. За спиной захлопывается дверь. Единственный источник света - голая лампочка наверху, в конце невообразимо крутого лестничного пролета. Цементные ступени, никаких перил.
- Прошу. - Водитель указывает в сторону лестницы. Приглядевшись, Кейс замечает, что перила все же есть: призрачная стальная полоска, опирающаяся всего на два прута - сверху и снизу. Провисает в середине, как веревка. Вибрирует, когда за нее возьмешься.
- Он получил утку в лицо…
- Вверх, пожалуйста.
- Простите. - Она начинает подниматься, слыша за спиной его дыхание.
Наверху еще одна стальная дверь, более узкая, прямо под сорокаваттной лампочкой. Кейс открывает ее.
Кухня, залитая красным светом.
Как общие кухни в старых нью-йоркских квартирах, только чуть больше. Приземистая плита сталинской эпохи - шире, чем машина, на которой они приехали. Такие топятся дровами или углем.
Там, где в нью-йоркских кухнях располагается общая ванна, установлен душ: отделанный кафелем квадратный бортик окружает цементное углубление в полу. С пятиметрового потолка, покрытого полувековым слоем коричневой копоти, свисает старинный оцинкованный разбрызгиватель - по виду ветеринарного или сельскохозяйственного предназначения. Источником красного света служит ворованный знак метро - буква «М» с лампочкой внутри, прислоненная к стене.
- Вот вы и здесь, - говорит Стелла, открывая дверь; из проема бьет яркий свет.
Стелла обращается к водителю по-русски. Тот кивает, выходит на лестницу, прикрывает за собой дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88