Иден…
Хью закрыл дверь в кабинет, сел в кресло, откинул голову на мягкую спинку и устало закрыл глаза. Сразу его мысленному взору предстало лицо жены, впервые за много недель он не стал отгонять ее образ от себя. Сколько разных выражений видел он на этом прелестном, чуть заостренном личике с тех пор, как встретил ее впервые? Высокомерие, растерянность, боль и отчаяние часто сменяли друг друга, но чаще и яснее ему вспоминался другой образ: ласковая улыбка, озарившая ее лицо, когда она протянула к нему руки той ночью в сумраке комнаты с нежным, чарующим ароматом сандалового дерева, ее сияющие от счастья глаза, ее светящееся от любви лицо, когда он крепко прижал к себе ее тоненькую фигурку, страстно поцеловал и в тот же миг осознал, что она никогда никому, кроме него, не принадлежала, и от этого понимания у него перехватило дыхание…
Старое кресло под Хью жалобно заскрипело, когда он резко распрямился, его губы скривились от неожиданного гнева. Трудно поверить, что Иден согласилась бы с этой последней мыслью, уж во всяком случае сейчас, когда они в размолвке. А надежды на примирение нет и не будет, пока между ними стоит судьба Тор-Элша.
- Проклятие! - выругался вслух Хью. Что он может сделать, как изменить это печальное положение, если все его время занимают рассерженные кредиторы, неумелые управляющие, недовольные арендаторы и, наконец, браконьеры, которые досаждают больше всего остального?
Уставившись невидящим взглядом в огонь, он глубоко задумался, где бы достать денег, и незаметно уснул. Камердинер Гилкрайст так и застал его спящим в кресле на следующее утро. Огонь в камине давно погас, в комнате стало холодно. Испугавшись, что его сиятельство замерз до смерти, Гилкрайст принялся трясти его.
- Я в порядке, - заверил его Хью, открывая глаза. Он неуверенно поднялся - затекли ноги, обругал старого камердинера и сурово заметил, что предпочел бы чашку крепкого кофе, а не его причитания.
- Сию минуту, ваше сиятельство, - невозмутимо отозвался камердинер. Шаркающей походкой он направился к двери, остановился и, обернувшись, добавил: - Приехал мистер Чэпмен. Я попросил его подождать. И еще я приготовил вам свежее платье. Желаете сначала побриться?
- Нет. Какого черта он здесь делает? Который час?
- Половина седьмого, ваше сиятельство. Вы попросили мистера Чэпмена проехаться с вами к южной границе, чтобы…
- Да-да, помню. Скажи ему, я сейчас буду. Спустя десять минут Хью и дородный управляющий уже ехали сквозь предрассветную дымку через сырое болото. Они направлялись к фермерам-арендаторам и работникам, которые трудились в имении. Здесь Хью уже ожидали люди, предки которых обрабатывали земли Бриннов сотни лет, - эти люди собрались поделиться с Хью своими заботами и, по предложению самого Хью, общими силами попытаться найти выход из создавшегося положения.
Холодный свежий ветер, открытые пространства земли, не огороженные живой изгородью из кустарников, окружающей усадьбу, казалось, приглашают к быстрой скачке, и скверное настроение Хью несколько улучшилось. Ему и самому хотелось на время забыть о собственных неприятностях и серьезно поговорить с ожидающими его людьми. Хью хорошо понимал их заботы, потому что сам вырос среди просторных коровников, амбаров и пастбищ Эрран-Мхора, который, несмотря на весь блеск и пышность, был в конечном счете просто-напросто сельскохозяйственной фермой. Дед Хью, шестнадцатый граф Блэр, посвятил жизнь обработке земли, и, вполне возможно, его гордость и преданность этой земле передались внуку.
Больше часа Хью сидел и слушал все, что у них накопилось, об урожае и об уборке, о тяжком и несправедливом бремени налогов, о плате за жилье, женах и детях, о снижающихся доходах с земли, на которые все труднее содержать семью. Хью молча выслушал каждого, потом заговорил, честно разделив вину за нынешнее состояние дел в имении между собой, покойным дядей и безумной леди Пенелопой, которая бросилась с высокого утеса в реку Экс накануне смерти своего отца, чем никого не удивила.
К тому времени, когда солнце разогнало утренний туман и осветило веселым светом холмы и поросшие вереском болота, Хью изложил собравшимся ряд предложений, которые были выслушаны с большим вниманием. Фермеры вернулись к повседневным делам, воспрянув духом. Все сходились во мнении, что молодой граф намного деловитее, мудрее и справедливее покойного старого графа. Оставалось только надеяться, что он в ближайшее время не отправится в Индию и не оставит поместье в руках бестолковых управляющих и стряпчих.
Когда Хью закончил объезд хозяйства и отпустил Джорджа Чэпмена, было уже почти десять часов. Он свернул на подъездную дорожку к дому, с двух сторон обсаженную деревьями, поднял голову и взглянул на дом. Довольная улыбка заиграла у него на губах - весь дом с высокими башнями стоял перед его взором. Как и развалины бывшего аббатства, на которых стоял замок, он был выстроен из золотистого камня, порос^плющом и производил величественное впечатление множеством пристроек и зубчатым верхом, а внутренний двор по обеим сторонам охватывала колоннада, где гнездились голуби и весной лепили свои гнезда ласточки. Позади восточного крыла расположились конюшни, амбары и каретный двор, тут стояла целая коллекция экипажей, фургонов и саней. Пара мохнатых овчарок радостно бросилась к Хью, когда он проехал через ворота, украшенные родовым гербом Бриннов, и спешился. Конюх тут же подошел и принял от него взмыленного коня. Другой конюх стоял рядом с фонтаном и поил двух длинноногих, еще не расседланных охотничьих лошадей. Хью вопросительно посмотрел на конюха.
- Сэр Чарльз и леди Кэролайн Уинтон изволили только что прибыть, ваше сиятельство, - объяснил конюх, поймав взгляд хозяина.
Хью прошел в дом через дальнюю дверь и узнал от встретившего его лакея, что гостей проводили в заднюю гостиную. Там он и нашел их. Леди Кэролайн наливала чай себе и мужу, сидя на небольшой кушетке. Розово-зеленые тона, в которых была выдержана гостиная, казалось, бледнели рядом с ярко-желтым платьем из французского полотна, в которое была одета леди Кэролайн. Ее тонкие руки изящно держали чайничек, из которого она наливала чай в чашки из тончайшего, почти прозрачного фарфора. Хью стоял в дверях незамеченный, разглядывая изгиб ее длинной белой шеи, прядку темных волос на лбу.
Она казалась такой же естественной и неотъемлемой частью этой роскошно обставленной, элегантной гостиной, как и ее муж Чарльз, который даже не потрудился счистить грязь с отлично сшитых сапог перед тем, как войти. Сапоги, несомненно, стоили столько же, сколько получал у него в имении работник за целый год, но настоящий сквайр без таких сапог просто не мог обойтись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114