Великолепно! - восклицала она с живостью и непосредственной радостью, протягивая руки Андрею.
Тот стоял красный и смущенный от каскада похвал, которые сыпались на него. Александров же смотрел на Орлову сияющими влюбленными глазами.
- Поздравляю вас! - говорила она. - Поздравляю всех! А вас особенно, Григорий Васильевич, с замечательным композитором!
Столь неожиданное появление кинозвезды из таинственной двери, да еще с комплиментами… «Как странно все это! - думал я. - Что за эффект? Она что стояла и слушала музыку за дверью? А впрочем, конечно! Конечно, все было срежиссировано: и 11 часов, чтобы Орлова могла спокойно завершить свой туалет (недаром он тянул с началом исполнения). И этот ее выход с аплодисментами, означавший признание. Если бы она не вышла, значит музыка не годится. И тогда ничего не подозревавшему композитору было бы предложено написать новый вариант. Здесь умели щадить авторское самолюбие. Но музыка пришлась по вкусу - и вот вам выход! Какая радость и какое облегчение для Александрова! И какие странные эти «великие»!
Остается непонятным: неужели «странные великие» точно так же, путем «подслушки», оценивали музыку сделавшего их в большой степени «великими» И. Дунаевского? И так же, хлопая в ладоши, выскакивала из своего укрытия Орлова, когда ей пришлась по душе «Колыбельная» в «Цирке»? А прежде чем ее послушать, Александров всячески, чтобы Любовь Петровна успела привести себя в порядок, тянул время и отвлекал Дунаевского разговорами о пустяках. Впрочем, 20 лет назад, когда актрисе было «только» 35, такого времени требовалось намного меньше…
68
Вспоминает Ф. Раневская:
«Я оценила глубину Любочкиного сострадания всему живому, когда она рассказывала мне о своем посещении корриды в Мексике. «Вышел бык, и в него полетели бандерильи, впились ему в холку. Мне показалось, что я увидела в его глазах изумление - ведь я же вас не трогаю, за что же вы меня мучаете? Я заплакала от жалости к животному и в ужасе бросилась к выходу, чтобы не видеть восхищенные лица людей, наслаждавшихся страданием ни в чем не повинного животного».
Любочка говорила это со слезами на глазах. И как я ее понимаю!
К замечательному Хемингуэю я отношусь хуже, чем он того заслуживает, за его воспевание корриды».
Однако Раневская не была бы Раневской, если бы одновременно с самыми добрыми словами о «Любочке», которая считала ее своей «феей» в искусстве, не говорила (Г. Скороходову) и такого:
«Орлова, конечно, великолепная актриса. И дисциплинированность ее поражает. Но вот голос… Когда она поет, кажется, будто кто-то писает в пустое ведро».
Потом, правда, «Фаиныш», как звала ее Орлова, сожалела об этой шутке. И говорила много другого лестного о своей подруге…
«Вы бы видели ее! От нее исходила… такая дивная прелесть, какую мне уж, поверьте моему слову, просто не приходилось встречать у других актрис. Ни тогда, ни после. А я их много перевидала».
Ф. Раневская.
Но никогда она уже не скажет лучше того, что сказала о своих первых впечатлениях от «Любочки»:
«Вы бы видели ее! От нее исходила… такая дивная прелесть, какую мне, уж поверьте моему слову, просто не приходилось встречать у других актрис. Ни тогда, ни после… А я их много перевидала… Ни у кого не было такой грации, такого легкого веселого шика - своего, природного. Нет-нет, такое не могло пропасть!»
69
Со слов той же Н. Голиковой Д. Щеглов описывает самые счастливые минуты в ее юности, когда Орлова время от времени предлагала ей: «Ну что, займемся разборкой отходов?»
«Из всех шкафов, тумбочек, чемоданов вываливался на пол баснословный Любочкин гардероб (про который та же Раневская сказала: «Шкаф Любови Петровны так забит, что моль, даже если она завелась в нем, не может там ни расти, ни тем более летать». - Ю. С.). Вся эта немыслимая гора подвергалась тщательному разбору - примеривалась и обсуждалась каждая вещь в отдельности - это тебе, это тоже тебе, а это, пожалуй, еще мое. Попутно обнаруживались еще старые, чуть ли не двадцатых годов (т. е. сорокалетней давности. - Ю. С.) туалеты, сшитые самой Любочкой: шляпки, узкие юбки, выкроенные по неизменной патронке. Выдвигались предположения и гипотезы, сыпались волнующие сопоставления, проходил час, другой, третий…
Разбирать отходы было интереснее, чем их носить. Примеривать самой и видеть, как это делает Любочка, слушать эти истории, как и что было куплено, следовать за ней по их маршруту Женева - Милан - Рим - Париж Лондон - Нью-Йорк, заходить только в самые дорогие магазины, выслушивать комплименты - и выбирать, выбирать, неторопливо и вдумчиво.
…Мне остается, - признается Д. Щеглов, - только пожалеть, что не могу, хотя бы на время, превратиться в женщину, чтобы «изнутри» написать эту часть главы».
70
…Спустя несколько лет после кончины актрисы Александров расхрабрился и опубликовал уникальный, принадлежавший ей документ:
«УДОСТОВЕРЕНИЕ
(действительно без срока)
Полковник административной службы Л. П. Орлова является представителем по делам кинематографии и командируется в город Берлин в войска для выполнения специального задания. Начальникам армий, военным комендантам оказывать полковнику Орловой всяческое содействие в выполнении возложенного на нее задания.
Начальник тыла Народного комиссариата обороны СССР» (с отсутствующей почему-то фамилией. - Ю. С.).
Спустя еще некоторое время «Народная газета», рассказывая о вечере в Доме кино, посвященном 80-летию актрисы, сообщала, что одним из последних на нем выступил генерал КГБ. Все ожидали слов благодарности актрисе за активную военно-шефскую работу, даже, на худой конец, чекистско-шефскую работу, но генерал вдруг сказал:
- Теперь уже можно об этом сказать. Для нас всегда было большой честью, что в наших рядах трудилась такой замечательный товарищ, как полковник административной службы Любовь Петровна Орлова!
«Это был шок…» - чуть не падает в обморок «Народная газета». Остается непонятным, в каком все-таки ведомстве трудилась полковник Орлова: «Удостоверение» ей подписывает начальник тыла армии, а о чести работать с ней говорит генерал КГБ…
71
Неизвестно, когда написано это признание актрисе и жив ли его автор. Если жив, ему приятно будет вспомнить обуревавшие его когда-то страсти:
Мальчишка-школьник полюбил актрису…
смешные, старые, забытые слова.
Но с чувствами контракт уже подписан,
и я его не в силах разорвать.
Я думал, что ты знаешь. Мне казалось,
моя любовь бросается в глаза.
Но нет, она опять со мной осталась.
Ко мне, беззвучная, пришла назад.
Письмо мое сожгли Вы, не читая,
а может, прочитав, сожгли.
Из этих (неразборчиво. - Ю. С.)… не знаю,
но вижу: мною вы пренебрегли.
Вам кажется, что дик я, невоспитан…
У вас друзей вокруг не сосчитать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Тот стоял красный и смущенный от каскада похвал, которые сыпались на него. Александров же смотрел на Орлову сияющими влюбленными глазами.
- Поздравляю вас! - говорила она. - Поздравляю всех! А вас особенно, Григорий Васильевич, с замечательным композитором!
Столь неожиданное появление кинозвезды из таинственной двери, да еще с комплиментами… «Как странно все это! - думал я. - Что за эффект? Она что стояла и слушала музыку за дверью? А впрочем, конечно! Конечно, все было срежиссировано: и 11 часов, чтобы Орлова могла спокойно завершить свой туалет (недаром он тянул с началом исполнения). И этот ее выход с аплодисментами, означавший признание. Если бы она не вышла, значит музыка не годится. И тогда ничего не подозревавшему композитору было бы предложено написать новый вариант. Здесь умели щадить авторское самолюбие. Но музыка пришлась по вкусу - и вот вам выход! Какая радость и какое облегчение для Александрова! И какие странные эти «великие»!
Остается непонятным: неужели «странные великие» точно так же, путем «подслушки», оценивали музыку сделавшего их в большой степени «великими» И. Дунаевского? И так же, хлопая в ладоши, выскакивала из своего укрытия Орлова, когда ей пришлась по душе «Колыбельная» в «Цирке»? А прежде чем ее послушать, Александров всячески, чтобы Любовь Петровна успела привести себя в порядок, тянул время и отвлекал Дунаевского разговорами о пустяках. Впрочем, 20 лет назад, когда актрисе было «только» 35, такого времени требовалось намного меньше…
68
Вспоминает Ф. Раневская:
«Я оценила глубину Любочкиного сострадания всему живому, когда она рассказывала мне о своем посещении корриды в Мексике. «Вышел бык, и в него полетели бандерильи, впились ему в холку. Мне показалось, что я увидела в его глазах изумление - ведь я же вас не трогаю, за что же вы меня мучаете? Я заплакала от жалости к животному и в ужасе бросилась к выходу, чтобы не видеть восхищенные лица людей, наслаждавшихся страданием ни в чем не повинного животного».
Любочка говорила это со слезами на глазах. И как я ее понимаю!
К замечательному Хемингуэю я отношусь хуже, чем он того заслуживает, за его воспевание корриды».
Однако Раневская не была бы Раневской, если бы одновременно с самыми добрыми словами о «Любочке», которая считала ее своей «феей» в искусстве, не говорила (Г. Скороходову) и такого:
«Орлова, конечно, великолепная актриса. И дисциплинированность ее поражает. Но вот голос… Когда она поет, кажется, будто кто-то писает в пустое ведро».
Потом, правда, «Фаиныш», как звала ее Орлова, сожалела об этой шутке. И говорила много другого лестного о своей подруге…
«Вы бы видели ее! От нее исходила… такая дивная прелесть, какую мне уж, поверьте моему слову, просто не приходилось встречать у других актрис. Ни тогда, ни после. А я их много перевидала».
Ф. Раневская.
Но никогда она уже не скажет лучше того, что сказала о своих первых впечатлениях от «Любочки»:
«Вы бы видели ее! От нее исходила… такая дивная прелесть, какую мне, уж поверьте моему слову, просто не приходилось встречать у других актрис. Ни тогда, ни после… А я их много перевидала… Ни у кого не было такой грации, такого легкого веселого шика - своего, природного. Нет-нет, такое не могло пропасть!»
69
Со слов той же Н. Голиковой Д. Щеглов описывает самые счастливые минуты в ее юности, когда Орлова время от времени предлагала ей: «Ну что, займемся разборкой отходов?»
«Из всех шкафов, тумбочек, чемоданов вываливался на пол баснословный Любочкин гардероб (про который та же Раневская сказала: «Шкаф Любови Петровны так забит, что моль, даже если она завелась в нем, не может там ни расти, ни тем более летать». - Ю. С.). Вся эта немыслимая гора подвергалась тщательному разбору - примеривалась и обсуждалась каждая вещь в отдельности - это тебе, это тоже тебе, а это, пожалуй, еще мое. Попутно обнаруживались еще старые, чуть ли не двадцатых годов (т. е. сорокалетней давности. - Ю. С.) туалеты, сшитые самой Любочкой: шляпки, узкие юбки, выкроенные по неизменной патронке. Выдвигались предположения и гипотезы, сыпались волнующие сопоставления, проходил час, другой, третий…
Разбирать отходы было интереснее, чем их носить. Примеривать самой и видеть, как это делает Любочка, слушать эти истории, как и что было куплено, следовать за ней по их маршруту Женева - Милан - Рим - Париж Лондон - Нью-Йорк, заходить только в самые дорогие магазины, выслушивать комплименты - и выбирать, выбирать, неторопливо и вдумчиво.
…Мне остается, - признается Д. Щеглов, - только пожалеть, что не могу, хотя бы на время, превратиться в женщину, чтобы «изнутри» написать эту часть главы».
70
…Спустя несколько лет после кончины актрисы Александров расхрабрился и опубликовал уникальный, принадлежавший ей документ:
«УДОСТОВЕРЕНИЕ
(действительно без срока)
Полковник административной службы Л. П. Орлова является представителем по делам кинематографии и командируется в город Берлин в войска для выполнения специального задания. Начальникам армий, военным комендантам оказывать полковнику Орловой всяческое содействие в выполнении возложенного на нее задания.
Начальник тыла Народного комиссариата обороны СССР» (с отсутствующей почему-то фамилией. - Ю. С.).
Спустя еще некоторое время «Народная газета», рассказывая о вечере в Доме кино, посвященном 80-летию актрисы, сообщала, что одним из последних на нем выступил генерал КГБ. Все ожидали слов благодарности актрисе за активную военно-шефскую работу, даже, на худой конец, чекистско-шефскую работу, но генерал вдруг сказал:
- Теперь уже можно об этом сказать. Для нас всегда было большой честью, что в наших рядах трудилась такой замечательный товарищ, как полковник административной службы Любовь Петровна Орлова!
«Это был шок…» - чуть не падает в обморок «Народная газета». Остается непонятным, в каком все-таки ведомстве трудилась полковник Орлова: «Удостоверение» ей подписывает начальник тыла армии, а о чести работать с ней говорит генерал КГБ…
71
Неизвестно, когда написано это признание актрисе и жив ли его автор. Если жив, ему приятно будет вспомнить обуревавшие его когда-то страсти:
Мальчишка-школьник полюбил актрису…
смешные, старые, забытые слова.
Но с чувствами контракт уже подписан,
и я его не в силах разорвать.
Я думал, что ты знаешь. Мне казалось,
моя любовь бросается в глаза.
Но нет, она опять со мной осталась.
Ко мне, беззвучная, пришла назад.
Письмо мое сожгли Вы, не читая,
а может, прочитав, сожгли.
Из этих (неразборчиво. - Ю. С.)… не знаю,
но вижу: мною вы пренебрегли.
Вам кажется, что дик я, невоспитан…
У вас друзей вокруг не сосчитать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61