» В нем сейчас угасло все мягкое и доброе. В нем сейчас пробудился летчик, такой, каким он бывает перед атакой. Настороженный, насмешливо-грубый решительный и, конечно же, дерзкий. «Надо это все подавить, – твердо одернул себя Демин, – я же дал Зарочке слово его не обижать».
Николай огляделся по сторонам. Несколько человек в рабочих спецовках, стайка студентов, весело размахивавших папками и портфелями, старушка с хозяйственной сумкой, – и вдруг он заметил высокого паренька в модном демисезонном пальто. Поднятый воротник прикрывал курчавый затылок. «Он, – подумал Николай Парнишка чем-то напоминал ему погибшего Леню Пчелинцева, и это напоминание несколько притуши то чувство неприязни. – Ленька, правда, был крупнее мужественнее», – размышлял Николай, рассматривая паренька.
Чтобы не ошибиться и не принять за Володю кого-нибудь другого, Демин пропустил три трамвая Ни в один из них парнишка не сел, по при подходе каждого напряженно всматривался в ожидании. Сомнений не оставалось. «Ну и задала же мне работу Зарка, – усмехнулся Демин. – А сейчас небось мечется по комнате, ожидая моего возвращения. Однако пора действовать».
– Эй, приятель, дай-ка закурить.
Парнишка обернулся и рассеянно посмотрел на его шинель со споротыми погонами.
– Я некурящий, – ответил он и взглянул на ручные часы.
– Может, в пивнушку зайдем, согреемся? – с тем же грубоватым дружелюбием предложил Демин и пальцем показал на дощатый коричневый павильон с освещенной вывеской «Пиво-воды», дверь которого ежеминутно открывалась и закрывалась. – Кружку подогретого пива плюс сто пятьдесят, или, как говорят ныне шоферы, «полуторку с прицепом»?
– Я этим фольклором не пользуюсь, – насмешливо промолвил парнишка.
– Напрасно. Это помогает согреться.
– Но я непьющий, – засмеялся парень.
– А чего же ты тогда здесь топчешься?
– А это уж мое дело, – сказал парень с неожиданной сухостью.
– Да как сказать, – снова усмехнулся летчик, – может, и не только твое. Ты ведь Зару ждешь?
По лицу студента метнулась тень, в широко раскрытых глазах отразилась растерянность.
– А вы откуда знаете? – начал он было заносчиво, но тотчас сник. – Да, ее.
– Не придет Зара к тебе на свидание, парень, ни сегодня, ни завтра. Никогда не придет.
– Вы что? Ее муж?
– А ты думал, сосед? – ухмыльнулся Демин. – Вряд ли это стоит уточнять, парень. Очень она просила меня передать, что не придет. Как видишь, специально для этого я и приехал. Значит, в пивнушку не хочешь? Жаль. Ну раз закурить не хочешь и от кружки пива с прицепом отказываешься, иди тогда домой.
– Но позвольте, кто вам дал право?! – задиристо воскликнул студент.
Демин рассмеялся:
– Послушай, парень. Для тебя Зарема дорогой человек, не правда ли?
– Да. Дорогой, – ответил он, вспыхивая.
– А ты знаешь, что любовь к дорогому человеку надо заслужить?
– Я вас не понимаю…
– Где ты был в сорок третьем году?
– Как где? Учился в школе.
– А из меня вражеские зенитки и «мессеры» кровь капля по капле выпускали. И в каждый боевой полет Зара меня провожала. И всегда из боя ожидала Вот и рассуди, кто из нас имеет право на ее любовь: ты или я? Иди-ка домой, парень, греться…
Студент удивленно посмотрел на летчика, повернулся к нему спиной и зашагал прочь. А Демин устало вздохнул и с первым же трамваем поехал дамой Зара еще не спала. В длинном ночном халате сидела она на диване, поджав под себя ноги. Глаза ее напряженно следили за Деминым, пока он снимал шинель и намокшие сапоги.
– Ты… ты его не обидел? – спросила она.
– Зачем же?
– Слава богу.
– Может, аллаху?
– Не-е, – успокоившись, протянула она – Я теперь отреклась от Корана. Я – самая сущность христианской религии и живу по заповеди: жена да убоится своего мужа. Хи!
Демин приблизился к ней, и Зара шутливо толкнула его головой в плечо.
– Уй, какой ты холодный. Изыдь!
Он помолчал, твердой ладонью погладил ее по волосам, как маленькую, ничего не понимающую девочку.
– Как хорошо, что ты есть! – воскликнул он – Что бы было, если бы тебя не было!
* * *
А однажды зимним вечером Зарема пришла радостно возбужденная и с сияющим лицом обратилась к мужу – Поздравь, Коленька. Меня членом комсомольского бюро избрали.
– Поздравляю, – ответил он не сразу и как-то невесело.
Зарема, вешая пальто, обернулась:
– Почему такой минорный тон? Ты не рад?
– Рад и даже завидую, – усмехнулся он. – Только, знаешь, о чем я подумал?
– О чем же?
– О том, что ты настоящая студентка, а я нет.
– Почему?
– Ты каждый день в кипении, в заботах. С утра и до вечера в коллективе. А я студент вечерний, да еще не работающий. Счетоводом в бухгалтерию идти как-то неловко, а на завод поступать – силенок еще после ранений не набрал. Вот и тоскую по коллективу. Эх, хорошо было в полку. Там ты весь на виду. И тебя поправят, если надо, и ты свое слово всегда сказать можешь. А сейчас что? Только по двадцать копеек в месяц в жактовскую комсомольскую организацию взносы плачу, как инвалид Великой Отечественной войны.
Зарема строго нахмурила брови:
– Брось, Коля, ты отдал народу самое дорогое – свою кровь, свое здоровье. Разве не так? Когда окрепнешь, подыщем тебе и работенку интересную. А пока ты должен помнить слова одного из классиков марксизма, что такое семья.
– Ячейка и основа государства.
– Вот именно, – победно улыбнулась Зарема, – а потому давай-ка разогреем чай да позаботимся об ужине.
Глава третья
В середине апреля даже здесь, в северном городе, зазвенели птичьи голоса. Потеплело ночами, а днем веселое солнце щедро било в окна домов.
В эту ночь приснился Демину сон. Будто снова полевой аэродром и стоянка ИЛа. На деревянном ящике сидит Фатех Рамазанов, его моторист. В руках у него саратовская гармонь с колокольчиками, растягивая ее мехи, оглашая тишину летного поля их звоном, поет Рамазанов, безмятежно жмуря татарские свои глазенки:
Чаю пьешь – орлом летаешь,
Водка пьешь – свинья лежишь,
Деньга есть – с чужой гуляешь,
Деньга нет – к своей спешишь.
– Дура! – прерывает его «папаша» Заморин. – Какую срамную частушку поешь. Да еще перед боевым вылетом.
А Демину частушка страсть как нравится, и он хочет ее даже во сне дослушать, но «папаша» Заморил неумолим.
– Иди-ка лучше командира разбуди, – приказывает он мотористу. – До вылета сорок минут осталось Рамазанов сильно бьет его в бок кулаком – один раз, другой, третий. «Черт побери! – возмущается Демин. – Какое он имеет право так бесцеремонно!» Но следует новый толчок, и Демин открывает глаза Синий от предутреннего света прямоугольник окна, и на его фоне в белой ночной рубашке с распущенными волосами Зарема.
– Коленька, вставай, – с отчаянием шепчет она – кажется, началось…
Он не сразу освобождается от сонной дремы не сразу берет в толк, о чем говорит Зарема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Николай огляделся по сторонам. Несколько человек в рабочих спецовках, стайка студентов, весело размахивавших папками и портфелями, старушка с хозяйственной сумкой, – и вдруг он заметил высокого паренька в модном демисезонном пальто. Поднятый воротник прикрывал курчавый затылок. «Он, – подумал Николай Парнишка чем-то напоминал ему погибшего Леню Пчелинцева, и это напоминание несколько притуши то чувство неприязни. – Ленька, правда, был крупнее мужественнее», – размышлял Николай, рассматривая паренька.
Чтобы не ошибиться и не принять за Володю кого-нибудь другого, Демин пропустил три трамвая Ни в один из них парнишка не сел, по при подходе каждого напряженно всматривался в ожидании. Сомнений не оставалось. «Ну и задала же мне работу Зарка, – усмехнулся Демин. – А сейчас небось мечется по комнате, ожидая моего возвращения. Однако пора действовать».
– Эй, приятель, дай-ка закурить.
Парнишка обернулся и рассеянно посмотрел на его шинель со споротыми погонами.
– Я некурящий, – ответил он и взглянул на ручные часы.
– Может, в пивнушку зайдем, согреемся? – с тем же грубоватым дружелюбием предложил Демин и пальцем показал на дощатый коричневый павильон с освещенной вывеской «Пиво-воды», дверь которого ежеминутно открывалась и закрывалась. – Кружку подогретого пива плюс сто пятьдесят, или, как говорят ныне шоферы, «полуторку с прицепом»?
– Я этим фольклором не пользуюсь, – насмешливо промолвил парнишка.
– Напрасно. Это помогает согреться.
– Но я непьющий, – засмеялся парень.
– А чего же ты тогда здесь топчешься?
– А это уж мое дело, – сказал парень с неожиданной сухостью.
– Да как сказать, – снова усмехнулся летчик, – может, и не только твое. Ты ведь Зару ждешь?
По лицу студента метнулась тень, в широко раскрытых глазах отразилась растерянность.
– А вы откуда знаете? – начал он было заносчиво, но тотчас сник. – Да, ее.
– Не придет Зара к тебе на свидание, парень, ни сегодня, ни завтра. Никогда не придет.
– Вы что? Ее муж?
– А ты думал, сосед? – ухмыльнулся Демин. – Вряд ли это стоит уточнять, парень. Очень она просила меня передать, что не придет. Как видишь, специально для этого я и приехал. Значит, в пивнушку не хочешь? Жаль. Ну раз закурить не хочешь и от кружки пива с прицепом отказываешься, иди тогда домой.
– Но позвольте, кто вам дал право?! – задиристо воскликнул студент.
Демин рассмеялся:
– Послушай, парень. Для тебя Зарема дорогой человек, не правда ли?
– Да. Дорогой, – ответил он, вспыхивая.
– А ты знаешь, что любовь к дорогому человеку надо заслужить?
– Я вас не понимаю…
– Где ты был в сорок третьем году?
– Как где? Учился в школе.
– А из меня вражеские зенитки и «мессеры» кровь капля по капле выпускали. И в каждый боевой полет Зара меня провожала. И всегда из боя ожидала Вот и рассуди, кто из нас имеет право на ее любовь: ты или я? Иди-ка домой, парень, греться…
Студент удивленно посмотрел на летчика, повернулся к нему спиной и зашагал прочь. А Демин устало вздохнул и с первым же трамваем поехал дамой Зара еще не спала. В длинном ночном халате сидела она на диване, поджав под себя ноги. Глаза ее напряженно следили за Деминым, пока он снимал шинель и намокшие сапоги.
– Ты… ты его не обидел? – спросила она.
– Зачем же?
– Слава богу.
– Может, аллаху?
– Не-е, – успокоившись, протянула она – Я теперь отреклась от Корана. Я – самая сущность христианской религии и живу по заповеди: жена да убоится своего мужа. Хи!
Демин приблизился к ней, и Зара шутливо толкнула его головой в плечо.
– Уй, какой ты холодный. Изыдь!
Он помолчал, твердой ладонью погладил ее по волосам, как маленькую, ничего не понимающую девочку.
– Как хорошо, что ты есть! – воскликнул он – Что бы было, если бы тебя не было!
* * *
А однажды зимним вечером Зарема пришла радостно возбужденная и с сияющим лицом обратилась к мужу – Поздравь, Коленька. Меня членом комсомольского бюро избрали.
– Поздравляю, – ответил он не сразу и как-то невесело.
Зарема, вешая пальто, обернулась:
– Почему такой минорный тон? Ты не рад?
– Рад и даже завидую, – усмехнулся он. – Только, знаешь, о чем я подумал?
– О чем же?
– О том, что ты настоящая студентка, а я нет.
– Почему?
– Ты каждый день в кипении, в заботах. С утра и до вечера в коллективе. А я студент вечерний, да еще не работающий. Счетоводом в бухгалтерию идти как-то неловко, а на завод поступать – силенок еще после ранений не набрал. Вот и тоскую по коллективу. Эх, хорошо было в полку. Там ты весь на виду. И тебя поправят, если надо, и ты свое слово всегда сказать можешь. А сейчас что? Только по двадцать копеек в месяц в жактовскую комсомольскую организацию взносы плачу, как инвалид Великой Отечественной войны.
Зарема строго нахмурила брови:
– Брось, Коля, ты отдал народу самое дорогое – свою кровь, свое здоровье. Разве не так? Когда окрепнешь, подыщем тебе и работенку интересную. А пока ты должен помнить слова одного из классиков марксизма, что такое семья.
– Ячейка и основа государства.
– Вот именно, – победно улыбнулась Зарема, – а потому давай-ка разогреем чай да позаботимся об ужине.
Глава третья
В середине апреля даже здесь, в северном городе, зазвенели птичьи голоса. Потеплело ночами, а днем веселое солнце щедро било в окна домов.
В эту ночь приснился Демину сон. Будто снова полевой аэродром и стоянка ИЛа. На деревянном ящике сидит Фатех Рамазанов, его моторист. В руках у него саратовская гармонь с колокольчиками, растягивая ее мехи, оглашая тишину летного поля их звоном, поет Рамазанов, безмятежно жмуря татарские свои глазенки:
Чаю пьешь – орлом летаешь,
Водка пьешь – свинья лежишь,
Деньга есть – с чужой гуляешь,
Деньга нет – к своей спешишь.
– Дура! – прерывает его «папаша» Заморин. – Какую срамную частушку поешь. Да еще перед боевым вылетом.
А Демину частушка страсть как нравится, и он хочет ее даже во сне дослушать, но «папаша» Заморил неумолим.
– Иди-ка лучше командира разбуди, – приказывает он мотористу. – До вылета сорок минут осталось Рамазанов сильно бьет его в бок кулаком – один раз, другой, третий. «Черт побери! – возмущается Демин. – Какое он имеет право так бесцеремонно!» Но следует новый толчок, и Демин открывает глаза Синий от предутреннего света прямоугольник окна, и на его фоне в белой ночной рубашке с распущенными волосами Зарема.
– Коленька, вставай, – с отчаянием шепчет она – кажется, началось…
Он не сразу освобождается от сонной дремы не сразу берет в толк, о чем говорит Зарема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93