Снаряды и трассы проносились выше линии их полета. Лишь увидев впереди серую беспокойную поверхность Вислы, Демин приказал своим ведомым набрать пятьсот метров, и они одним стремительным прыжком рванулись вверх, снова обманув пристрелявшихся зенитчиков. Висла осталась позади, и последние залпы «эрликонов» сконфуженно угасли. Далеко впереди уже обозначались контуры аэродрома и золоченые кресты костелов маленького польского городка с кварталами светлых, по-дачному нарядных домиков, когда перед глазами Демина вновь ожила картина, увиденная им при отходе от цели. Над лесом и станцией стелился густой покров дыма. Крыши вагонов корежило пламя, а взрывы следовали один за другим, разнося их деревянные остовы. Языки огня набросились на белое здание станции, и оно мгновенно стало черным. Сколько раз наблюдал Демин картину разрушения с борта своего самолета, и всегда она вызывала у него чувство злой радости. На память приходила страшная фотография: виселица и в петле его родная сестра Верка-хохотушка.
«Этого вам еще мало, – говорил он про себя. – Это только аванс. Кое-что еще причитается, и вы это кое-что получите!»
Разгром фашистского эшелона на маленькой станции наполнял его сейчас гордостью. Демину хотелось говорить, даже запеть. Но аэродром приближался, и полагалось все внимание сосредоточить на посадке.
Столбами поднялась сухая, удушливая пыль за хвостами ИЛов. Чуть притормаживая, срулил с полосы, направляя машину к стоянке. Уже издали видел три рядом стоящие фигурки. Зара приветственно поднимала руку с белеющим в ней платочком. Она почти всегда приветствовала их возвращение таким образом. Демин подрулил к канониру, по всем правилам развернулся хвостом к задней стенке. Рация еще работала. Собираясь ее выключить, он поднял руку и вдруг услышал свирепый голос полковника Заворыгина. Всегда педантичный в соблюдении кодовых позывных, на этот раз он рявкнул открытым текстом:
– А ну, Демин, немедленно ко мне! Хоть вы и Удав-тринадцать, но я из вас кролика буду делать!
– Слушаюсь, товарищ полковник, – с подчеркнутой вежливостью отозвался Демин, и это тоже было нарушением радиодисциплины, потому что по кодовой схеме Заворыгина полагалось именовать «первым». Демин вышел из кабины и у плоскости столкнулся с сияющим Пчелинцевым, который, казалось, готов был броситься на шею. Размахивая руками, Пчелинцев азартно восклицал:
– Товарищ командир! Николай Прокофьевич! Вы видели, как внизу рвалось и горело? Да ведь если бы каждый наш вылет завершался такими результатами, мы бы уже имперскую канцелярию штурмовали! Вас, как победителя, качать надо.
– Подожди-ка, Леня, – мрачно прервал его восторженную речь Демин. – Сейчас на КП победителю выдадут. – Он снял с головы шлемофон и усталыми глазами обводил лица подчиненных, думая, кому его отдать.
Обычно в таких случаях шлемофон брал татарин Рамазанов и, бережно поглаживая кожу шершавой, огрубевшей ладонью, с притворным удивлением говорил: «Смотрите, товарищ командир, он у вас опять мокрый. Давайте я выверну наизнанку и просушу». На этот раз Рамазанов по каким-то причинам замешкался. И вдруг Зарема шагнула к Демину и взяла из его рук шлемофон.
– Вам выдадут? – запальчиво воскликнул Пчелинцев, не обративший внимания на эту маленькую сцену. – Да за что же? За победу над врагом? А вы разве забыли афоризм: победителей не судят? Это же сама царица Екатерина Потемкину когда-то сказала.
– Мало ли что, – проворчал Демин. – Потемкин был граф, а я всего-навсего командир авиационного звена.
– Да ведь это выше любого графского титула, – тихо улыбнулась Зарема.
Демин благодарно на нее посмотрел, вздохнул и зашагал на КП.
Когда он спустился по узким затоптанным ступенькам вниз, летчики их эскадрилья были уже в сборе. Они сидели в наиболее просторной половине землянки. В центре круглолицый майор Колосов и мрачный, с угрюмым, непроницаемым лицом полковник Заворыгин. Чичико Белашвили стоял над грубо сколоченным столом и, свирепо вращая белками глаз, потрясал зажатыми в кулаке кожаными перчатками. Громкие, гневные слова наполняли землянку. Маленькие усики топорщились над верхней губой Белашвили, как у сердитого кота. Красные пятна проступали на полном лице, и оно лоснилось, как спелое яблоко. Увидев входящего в землянку Демина, он задохнулся от гнева и на несколько мгновений даже потерял дар речи. Потом голос его стал тоньше и пронзительнее.
– Вот он и сам явился, своей собственной персоной. Герой нашего времени, Печорин, так оказать, – с каким-то наслаждением причмокнул Чичико языком и вдруг снова взорвался: – Не полечу я больше с ним на задание товарищ полковник. Что такое, на самом деле?
Я командир эскадрильи или он? Ва! Я ему приказываю: «Идем на обратный курс», – а он мне в ответ: «Чичико, я сейчас». Можно подумать, мы на земле, и он у меня на шашлык куда-то отпрашивается. Скажи какой, пожалуйста. Строй бросил, приказ командира нарушил, себя и ведомых поставил под огонь. Я сам видел, как возле их кабин снаряды рвались. Никто ему возвращаться назад к цели не разрешал. Да за такую самодеятельность по законам военного времени… – Чичико слизнул языком сухие губы и не договорил. Он лишь вопрошающе поглядел на полковника Заворыгина. А тот вдруг поднял загорелую руку и с силой ударил по шершавой поверхности стола:
– Баста! Ты действительно нашкодил, Демин. Разве ты забыл, что значит ослушаться командира в боевой обстановке? Если и дальше будет процветать такая вольность, от полка останутся рожки да ножки. Лейтенанта Филатова еще до захода на цель потеряли? Потеряли.
– Я в этом не виноват, – побелевшими губами прошептал Демин и с вызовом посмотрел в глаза командиру полка. Заворыгин легко прочитал этот вызов.
– Прошу помолчать, – одернул он строго, – пока что говорю я, и вам, старший лейтенант, полагается только слушать. Сегодня погиб экипаж не по вашей вине, а завтра погибнет и по вашей, если будете действовать подобным образом, вопреки наставлениям и уставам.
– Уставы еще предусматривают и возможность проявления инициативы в бою, – смело возразил Демин. – Если бы этого не было, не было бы ни Суворова, ни Ушакова, а в эту войну ни генерала Доватора, ни Гастелло, ни Ивана Кожедуба.
– Смотри ты, какой Ушаков, – с ухмылочкой произнес Белашвили, но смолк, остановленный строгим взглядом командира части. Полковник Заворыгин кашлянул в кулак.
– О какой инициативе может идти речь, если вы нарушили строй? Наказывать за такую инициативу полагается.
– Ну и наказывайте, – обиженно опустил голову Демин.
– Да уж не поблагодарю, – посулил Заворыгин.
Полевой телефон в пропыленном кожаном чехле стал отчаянно зуммерить.
Полковник с раздражением посмотрел на него – Начштаба, возьмите же трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93