Это был чернокожий мужчина средних лет, в белой майке и брюках цвета хаки. Мужчина пристально всмотрелся в мое лицо.
– Ты больна? – наконец спросил он. Я покачала головой:
– Просто заблудилась.
– Ты идешь в колледж? – Я вновь покачала головой. Он приблизился еще на шаг, на лице прибавилось тревоги. – Ты пьяна?
Я не могла не улыбнуться.
– Да нет же. Просто пошла на прогулку и заблудилась.
– Тогда тебе лучше найтись.
На мгновение я подумала, что сейчас он заговорит со мной об Иисусе. Но он не заговорил. Наоборот, внимательно оглядел меня с ног до головы, от развалившейся кроссовки, грязных, исцарапанных коленей, шортов, которые мне пришлось дважды подвернуть, чтобы они не свалились с талии, футболки, которую я не снимала пять дней, до волос, которые впервые за десять лет доросли до плеч и превратились в воронье гнездо, поскольку их не мыли и не расчесывали.
– Тебе нужна помощь, – сделал он правильный вывод. Я потупилась, кивнула. Помощь. Это правда. Я нуждалась в помощи.
– У тебя есть родственники?
– Есть, – ответила я. – У меня есть ребенок. – Я хотела продолжить, но горло перехватило.
Мужчина поднял руку, указал:
– Университетский городок там. Ты дойдешь до угла Сорок пятой улицы, и оттуда автобус отвезет тебя прямо в городок. – Он сунул руку в карман, достал чуть помятый талон на одну поездку в автобусе, вложил его мне в руку. Потом присел, посмотрел на мою кроссовку, лишившуюся подошвы. – Подожди меня здесь. – Я стояла, застыв как истукан, боясь пошевельнуть хоть пальцем. Чего боялась, сказать не могла.
Мужчина вернулся с кольцом скотча. Я подняла ногу, он поставил подошву на место, замотал скотчем.
– Будь осторожна, – напутствовал он меня. – Ты теперь мать, ты должна быть осторожной.
– Буду, – пообещала я. И захромала к указанному им углу.
В автобусе никто не обратил на меня ни малейшего внимания, грязную, с потеками слез на щеках, в кроссовке с примотанной скотчем подошвой. Всех занимали свои мысли, которых хватает по пути с работы домой: об обеде, о детях, о телепрограмме на вечер, – повседневные мысли нормальной жизни. Автобус, поскрипывая, тащился через город. Теперь я уже понимала, где нахожусь. Стадион, небоскребы, сверкающее вдалеке белизной здание «Икзэминер». И наконец увидела Центр профилактики избыточного веса и нарушений питания Филадельфийского университета, где бывала миллион лет назад. Тогда меня тревожила только одна проблема – как похудеть.
«Найдись, – сказала я себе и так сильно дернула шнур «Требуется остановка», что едва не оборвала его. Я поднялась на лифте на седьмой этаж, думая, что найду все лампы погашенными, а двери запертыми, и не понимая, чего меня туда потянуло.
Но свет в его кабинете горел, а дверь открылась.
– Кэнни! – Доктор К. просиял. Сиял, пока не поднялся, не обошел стол и не смог получше меня разглядеть.
– Я добилась потрясающего прогресса, – попыталась я улыбнуться. – Посмотри на меня! Сорока фунтов проклятого жира как не бывало! И всего за несколько месяцев! – Я провела рукой по глазам. – Я худая. – По щекам покатились слезы. – Да, я худая!
– Присядь. – Он закрыл дверь. Обнял за плечи и увлек к дивану, на который я и села, всхлипывающая и жалкая. – Кэнни, Господи, что случилось?
– Я пошла погулять. – Язык вдруг стал толстым, жестким, непослушным, я чувствовала, что губы потрескались. Да и голос сел. – Я пошла погулять и заблудилась. Я заблудилась, а теперь вот пытаюсь найтись.
Он положил руку мне на голову, погладил.
– Позволь отвезти тебя домой.
На лифте мы спустились вниз, вышли из здания, он усадил меня в свой автомобиль. Перед этим доктор К. на секунду задержался в холле у автомата и купил банку холодной колы. Я тут же выхватила ее у него из рук и осушила. Он ничего не сказал, даже когда я громко рыгнула. По пути остановился у магазинчика на углу, купил литровую бутылку воды и апельсиновое мороженое на палочке.
– Спасибо, – просипела я. – Очень мило с твоей стороны. – Я пила воду, слизывала с палочки мороженое.
– Я пытался дозвониться до тебя. Звонил домой и на работу.
– Я очень занята, – ответила я дежурной фразой.
– Джой уже дома? Я покачала головой. Он посмотрел на меня.
– Ты в порядке?
– Занята, – вновь просипела я. Груди болели. Я глянула вниз и не удивилась, увидев на футболке два круглых пятна.
– Занята чем? – спросил он.
Я крепко сжимала губы. Не ожидала, что на «занята» диалог не закончится.
Остановив автомобиль на красный свет, он наклонился ко мне, заглянул в глаза.
– Ты в порядке?
Я пожала плечами. Водитель вставшей нам в затылок машины нажал на клаксон, но доктор К. не тронул автомобиль с места.
– Кэнни... – Голос его наполняла доброта. Одна-единственная слезинка поползла по щеке. Он потянулся, чтобы смахнуть ее. Я отпрянула как от огня.
– Нет! – взвизгнула я. – Не прикасайся ко мне!
– Кэнни, Господи, да что с тобой?
Я покачала головой, уставившись на свои колени, на тающие на них остатки мороженого. Какое-то время мы ехали молча. Тихонько урчал мотор, холодный кондиционированный воздух обдувал колени и плечи.
На следующем светофоре он вновь попытался заговорить:
– Как Нифкин? Не забыл мои уроки? – Доктор К. быстро глянул на меня. – Ты помнишь, как мы навещали тебя, да?
Я кивнула.
– Я не чокнутая, – ответила я, однако полной уверенности в этом у меня не было. Разве сумасшедшие знают, что они сумасшедшие? Или думают, что никаких отклонений от нормы у них нет, хотя они и ведут себя как безумцы, ходят по городу грязными, в разваливающихся кроссовках и с головой, настолько переполненной яростью, что она грозит взорваться.
Еще несколько кварталов мы проехали в молчании. Я не знала, что сказать, что сделать. Вроде бы мне следовало задать доктору К. какие-то вопросы, расставить какие-то акценты, но мозг словно застлал густой туман.
– Куда мы едем? – наконец выдавила я из себя. – Мне надо домой. Или в больницу, я должна туда вернуться.
Мы остановились на красный свет.
– Ты работаешь? – спросил доктор К. – В последние месяцы я не видел твоего имени...
Я так давно не вела обычной светской беседы, что мне потребовалось время, чтобы понять смысл его слов.
– Я в отпуске.
– Ты ешь как положено? – Он искоса смотрел на меня. – Или вопрос следует сформулировать иначе: ты что-нибудь ешь?
Я пожала плечами:
– Это трудно. С ребенком. С Джой. Я дважды в день хожу к ней в больницу, и я готовлю дом к ее приезду... Я много хожу, – закончила я.
– Это я вижу.
Еще несколько кварталов молчания, опять остановка на красный свет.
– Я думал о тебе, – первым заговорил он. – Надеялся, ты зайдешь или позвонишь...
– Так я и зашла, не так ли?
– Я думал, мы сходим в кино. Или опять в тот ресторан. Слова его звучали так странно, что я рассмеялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
– Ты больна? – наконец спросил он. Я покачала головой:
– Просто заблудилась.
– Ты идешь в колледж? – Я вновь покачала головой. Он приблизился еще на шаг, на лице прибавилось тревоги. – Ты пьяна?
Я не могла не улыбнуться.
– Да нет же. Просто пошла на прогулку и заблудилась.
– Тогда тебе лучше найтись.
На мгновение я подумала, что сейчас он заговорит со мной об Иисусе. Но он не заговорил. Наоборот, внимательно оглядел меня с ног до головы, от развалившейся кроссовки, грязных, исцарапанных коленей, шортов, которые мне пришлось дважды подвернуть, чтобы они не свалились с талии, футболки, которую я не снимала пять дней, до волос, которые впервые за десять лет доросли до плеч и превратились в воронье гнездо, поскольку их не мыли и не расчесывали.
– Тебе нужна помощь, – сделал он правильный вывод. Я потупилась, кивнула. Помощь. Это правда. Я нуждалась в помощи.
– У тебя есть родственники?
– Есть, – ответила я. – У меня есть ребенок. – Я хотела продолжить, но горло перехватило.
Мужчина поднял руку, указал:
– Университетский городок там. Ты дойдешь до угла Сорок пятой улицы, и оттуда автобус отвезет тебя прямо в городок. – Он сунул руку в карман, достал чуть помятый талон на одну поездку в автобусе, вложил его мне в руку. Потом присел, посмотрел на мою кроссовку, лишившуюся подошвы. – Подожди меня здесь. – Я стояла, застыв как истукан, боясь пошевельнуть хоть пальцем. Чего боялась, сказать не могла.
Мужчина вернулся с кольцом скотча. Я подняла ногу, он поставил подошву на место, замотал скотчем.
– Будь осторожна, – напутствовал он меня. – Ты теперь мать, ты должна быть осторожной.
– Буду, – пообещала я. И захромала к указанному им углу.
В автобусе никто не обратил на меня ни малейшего внимания, грязную, с потеками слез на щеках, в кроссовке с примотанной скотчем подошвой. Всех занимали свои мысли, которых хватает по пути с работы домой: об обеде, о детях, о телепрограмме на вечер, – повседневные мысли нормальной жизни. Автобус, поскрипывая, тащился через город. Теперь я уже понимала, где нахожусь. Стадион, небоскребы, сверкающее вдалеке белизной здание «Икзэминер». И наконец увидела Центр профилактики избыточного веса и нарушений питания Филадельфийского университета, где бывала миллион лет назад. Тогда меня тревожила только одна проблема – как похудеть.
«Найдись, – сказала я себе и так сильно дернула шнур «Требуется остановка», что едва не оборвала его. Я поднялась на лифте на седьмой этаж, думая, что найду все лампы погашенными, а двери запертыми, и не понимая, чего меня туда потянуло.
Но свет в его кабинете горел, а дверь открылась.
– Кэнни! – Доктор К. просиял. Сиял, пока не поднялся, не обошел стол и не смог получше меня разглядеть.
– Я добилась потрясающего прогресса, – попыталась я улыбнуться. – Посмотри на меня! Сорока фунтов проклятого жира как не бывало! И всего за несколько месяцев! – Я провела рукой по глазам. – Я худая. – По щекам покатились слезы. – Да, я худая!
– Присядь. – Он закрыл дверь. Обнял за плечи и увлек к дивану, на который я и села, всхлипывающая и жалкая. – Кэнни, Господи, что случилось?
– Я пошла погулять. – Язык вдруг стал толстым, жестким, непослушным, я чувствовала, что губы потрескались. Да и голос сел. – Я пошла погулять и заблудилась. Я заблудилась, а теперь вот пытаюсь найтись.
Он положил руку мне на голову, погладил.
– Позволь отвезти тебя домой.
На лифте мы спустились вниз, вышли из здания, он усадил меня в свой автомобиль. Перед этим доктор К. на секунду задержался в холле у автомата и купил банку холодной колы. Я тут же выхватила ее у него из рук и осушила. Он ничего не сказал, даже когда я громко рыгнула. По пути остановился у магазинчика на углу, купил литровую бутылку воды и апельсиновое мороженое на палочке.
– Спасибо, – просипела я. – Очень мило с твоей стороны. – Я пила воду, слизывала с палочки мороженое.
– Я пытался дозвониться до тебя. Звонил домой и на работу.
– Я очень занята, – ответила я дежурной фразой.
– Джой уже дома? Я покачала головой. Он посмотрел на меня.
– Ты в порядке?
– Занята, – вновь просипела я. Груди болели. Я глянула вниз и не удивилась, увидев на футболке два круглых пятна.
– Занята чем? – спросил он.
Я крепко сжимала губы. Не ожидала, что на «занята» диалог не закончится.
Остановив автомобиль на красный свет, он наклонился ко мне, заглянул в глаза.
– Ты в порядке?
Я пожала плечами. Водитель вставшей нам в затылок машины нажал на клаксон, но доктор К. не тронул автомобиль с места.
– Кэнни... – Голос его наполняла доброта. Одна-единственная слезинка поползла по щеке. Он потянулся, чтобы смахнуть ее. Я отпрянула как от огня.
– Нет! – взвизгнула я. – Не прикасайся ко мне!
– Кэнни, Господи, да что с тобой?
Я покачала головой, уставившись на свои колени, на тающие на них остатки мороженого. Какое-то время мы ехали молча. Тихонько урчал мотор, холодный кондиционированный воздух обдувал колени и плечи.
На следующем светофоре он вновь попытался заговорить:
– Как Нифкин? Не забыл мои уроки? – Доктор К. быстро глянул на меня. – Ты помнишь, как мы навещали тебя, да?
Я кивнула.
– Я не чокнутая, – ответила я, однако полной уверенности в этом у меня не было. Разве сумасшедшие знают, что они сумасшедшие? Или думают, что никаких отклонений от нормы у них нет, хотя они и ведут себя как безумцы, ходят по городу грязными, в разваливающихся кроссовках и с головой, настолько переполненной яростью, что она грозит взорваться.
Еще несколько кварталов мы проехали в молчании. Я не знала, что сказать, что сделать. Вроде бы мне следовало задать доктору К. какие-то вопросы, расставить какие-то акценты, но мозг словно застлал густой туман.
– Куда мы едем? – наконец выдавила я из себя. – Мне надо домой. Или в больницу, я должна туда вернуться.
Мы остановились на красный свет.
– Ты работаешь? – спросил доктор К. – В последние месяцы я не видел твоего имени...
Я так давно не вела обычной светской беседы, что мне потребовалось время, чтобы понять смысл его слов.
– Я в отпуске.
– Ты ешь как положено? – Он искоса смотрел на меня. – Или вопрос следует сформулировать иначе: ты что-нибудь ешь?
Я пожала плечами:
– Это трудно. С ребенком. С Джой. Я дважды в день хожу к ней в больницу, и я готовлю дом к ее приезду... Я много хожу, – закончила я.
– Это я вижу.
Еще несколько кварталов молчания, опять остановка на красный свет.
– Я думал о тебе, – первым заговорил он. – Надеялся, ты зайдешь или позвонишь...
– Так я и зашла, не так ли?
– Я думал, мы сходим в кино. Или опять в тот ресторан. Слова его звучали так странно, что я рассмеялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104