тонкое, узкое, оно еще больше заострилось и обтянулось, под глазами – темные круги.
– Действительно ли ты меня так сильно любишь?
Я не могла говорить и не могла отвести глаз от его усталого лица.
– Слишком поздно, дорогая, мы уже потеряли наше маленькое счастье.
– Нет, Максим, нет!
– Да, это уже произошло.
– Что именно?
– То, что я всегда предчувствовал. Счастье нам с тобой не суждено.
– Что ты хочешь сказать, Максим? Я не понимаю.
– Ребекка выиграла, – сказал он. – Ее тень все время была между нами, проклятая тень, которая постоянно пыталась нас разлучить. Как я смел втянуть тебя, мою любимую, в свою жизнь, когда я всегда знал, что это случиться. Я помню, как она умирала, сохраняя свою издевательскую улыбку на губах. Она и тогда знала, что в конце концов победит.
– Максим, о чем ты говоришь, объясни мне.
– Ее лодка. Водолаз нашел ее сегодня на морском дне.
– Знаю. Капитан Сирль приезжал, чтобы рассказать об этом. Ты, очевидно, думаешь о трупе, который лежит в каюте?
– Да.
– Это только означает, что она плавала не одна. И нужно будет установить, кто именно находился на лодке вместе с ней.
– Там не было никого, кроме Ребекки. Она была на судне одна. Это ее тело лежит там, в каюте.
– Нет, – сказала я, – нет.
– Тело женщины, которую похоронили в нашем фамильном склепе, – это было тело какой-то неизвестной, которую никто не разыскивал. И вообще, никакого несчастного случая не было. Ребекка вовсе не утонула. Я застрелил ее, отнес в каюту, вывел судно в море и затопил его. А теперь взгляни мне в глаза и повтори, если можешь, что любишь меня.
20
В библиотеке было очень тихо. Слышно было, как Джаспер зализывает себе лапу.
Когда люди испытывают большое потрясение или физическую травму, они не сразу чувствуют боль и тяжесть утраты.
Я встала на колени рядом с Максимом и прислонилась к нему всем телом. То, что он сказал мне, разбило все мои мысли и представления вдребезги, и я лишь думала о том, как начать собирать осколки.
Вдруг он начал меня целовать и целовал так, как никогда до сих пор.
Я обняла его за шею и закрыла глаза.
– Я так сильно люблю тебя, так сильно, – пробормотал он.
В первый раз говорил он мне слова, которые я так ждала услышать сперва в Монте-Карло, затем во Франции и, наконец, здесь, в Мандерли.
Он все продолжал целовать меня жадно, отчаянно, все повторяя мое имя. Затем неожиданно отодвинулся и сказал:
– Вот видишь, я был прав. Слишком поздно. Ты уже больше меня не любишь. Хорошо. Забудь это. Я больше не буду целовать тебя.
– И вовсе не слишком поздно. Я люблю тебя больше всего на свете. Но только что, когда ты обнимал меня, я была так потрясена, что не способна была реагировать.
– Ты больше не любишь меня, и вот почему ты ничего не чувствуешь. Для тебя это пришло слишком поздно. Я должен был так обращаться с тобой четыре месяца назад. Я должен был сообразить это. Женщины не похожи на мужчин.
– Я бы хотела, чтобы ты снова целовал меня, ну, пожалуйста, Максим.
– Нет, мы не можем потерять друг друга. Мы должны всегда быть вместе, и между нами больше уже не будет мрачных теней прошлого.
– Как мы может остаться вместе теперь, когда это произошло. В лучшем случае нам осталось провести вместе несколько дней, а может быть, всего лишь несколько часов. Я ведь объяснил тебе, что они нашли лодку с телом Ребекки.
Я уставилась на него:
– И что же они сделают теперь?
– Они опознают тело, и это будет нетрудно.
– Что-нибудь сохранилось от ее одежды?
– Остались кольца на пальцах. После этого все вспомнят о другой женщине, похороненной под ее именем.
– Что же ты будешь делать?
– Не знаю, не знаю.
Ко мне мало-помалу вернулось самообладание, и я стала вспоминать разные забытые уже слова. Так, однажды, во Франции, сидя со мной рядом в машине, Максим сказал: «В моей жизни приблизительно год назад произошло событие, которое сломило меня. Мне нужно было начинать все сначала». На вопрос миссис ван Хоппер он ответил: «Я собрался в путь довольно неожиданно для самого себя». И ее реплика: «Говорят, он никак не может пережить гибель своей жены». А теперь Максим сказал: «Я застрелил Ребекку в коттедже у моря, а водолаз нашел ее лодку и ее тело в каюте».
– Что мы будем делать, Максим, что мы будем говорить? Скажи, знает ли об этом кто-нибудь, кроме тебя и меня?
– Нет, никто.
– А Фрэнк, уверен ли ты, что и Фрэнк не знает?
– Как он мог узнать! Там не было никого кроме меня. И было очень темно. – Он замолчал и опустился на стул, уронив голову на руки.
Я подошла и встала на колени рядом с ним. Затем я отвела его руки от лица и заглянула ему в глаза:
– Я люблю тебя, люблю веришь ли ты мне?
Он поцеловал меня в лицо, затем поцеловал мои руки и крепко прижал к себе.
– Я думал, что сойду с ума, сидя здесь совершенно один и постоянно думая о том, как и когда будет обнаружено мое преступление. Я должен был писать письма в ответ на соболезнования, засыпавшие меня со всех сторон. Заметки в газетах, интервью. Есть, пить и притворяться перед Фритсом, слугами, миссис Дэнверс, которую я не уволил лишь из боязни, что она, хорошо знавшая Ребекку, что-нибудь заподозрит. Фрэнк, скромный и всегда сочувствующий, который говорил мне: «Почему вы не поедете куда-нибудь? Я справлюсь здесь и без вас». Жиль и Би, дорогая, бестактная Би, которая все повторяла: «Ты выглядишь тяжелобольным. Почему ты не хочешь показаться врачу?»
Я крепко держала его руки в своих:
– Однажды я едва не рассказал все это тебе; это было в тот день, когда Джаспер побежал к коттеджу, а ты вошла туда, чтобы найти кусок веревки.
– Да, я помню. Тебе следовало все рассказать мне. Тогда мы были бы вместе все эти долгие дни и недели.
– Ты держалась замкнуто и настороженно, я боялся, что ты несчастна со мной. У нас ведь огромная разница в возрасте. Мне казалось, что с Фрэнком ты чувствуешь себя свободнее и лучше, чем со мной. Ты была всегда боязлива, скована и держалась очень странно со мной.
– Как я могла подойти к тебе ближе, когда знала, что ты всегда думаешь о Ребекке. Как я могла требовать от тебя любви, зная, что в твоей душе царит Ребекка!
– О чем ты говоришь – спросил он, пытливо заглядывая мне в глаза.
– Когда ты обнимал меня, гуляя по саду, или сидел за столом, я чувствовала, что ты всегда сравниваешь меня с Ребеккой и вспоминаешь вашу совместную жизнь. Разве это неправда?!
Он оттолкнул меня и, встав, начал шагать по библиотеке, сжимая и разжимая свои руки.
– В чем дело? Что ты хочешь этим сказать? О боже, неужели ты думаешь, что я любил Ребекку и убил ее любя! Я не только не любил ее – я ее ненавидел. Наш брак с первых же дней превратился в фарс. Она была порочна, отвратительна, насквозь испорчена. Мы никогда не любили друг друга и не были счастливы, никогда, ни одной минуты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Действительно ли ты меня так сильно любишь?
Я не могла говорить и не могла отвести глаз от его усталого лица.
– Слишком поздно, дорогая, мы уже потеряли наше маленькое счастье.
– Нет, Максим, нет!
– Да, это уже произошло.
– Что именно?
– То, что я всегда предчувствовал. Счастье нам с тобой не суждено.
– Что ты хочешь сказать, Максим? Я не понимаю.
– Ребекка выиграла, – сказал он. – Ее тень все время была между нами, проклятая тень, которая постоянно пыталась нас разлучить. Как я смел втянуть тебя, мою любимую, в свою жизнь, когда я всегда знал, что это случиться. Я помню, как она умирала, сохраняя свою издевательскую улыбку на губах. Она и тогда знала, что в конце концов победит.
– Максим, о чем ты говоришь, объясни мне.
– Ее лодка. Водолаз нашел ее сегодня на морском дне.
– Знаю. Капитан Сирль приезжал, чтобы рассказать об этом. Ты, очевидно, думаешь о трупе, который лежит в каюте?
– Да.
– Это только означает, что она плавала не одна. И нужно будет установить, кто именно находился на лодке вместе с ней.
– Там не было никого, кроме Ребекки. Она была на судне одна. Это ее тело лежит там, в каюте.
– Нет, – сказала я, – нет.
– Тело женщины, которую похоронили в нашем фамильном склепе, – это было тело какой-то неизвестной, которую никто не разыскивал. И вообще, никакого несчастного случая не было. Ребекка вовсе не утонула. Я застрелил ее, отнес в каюту, вывел судно в море и затопил его. А теперь взгляни мне в глаза и повтори, если можешь, что любишь меня.
20
В библиотеке было очень тихо. Слышно было, как Джаспер зализывает себе лапу.
Когда люди испытывают большое потрясение или физическую травму, они не сразу чувствуют боль и тяжесть утраты.
Я встала на колени рядом с Максимом и прислонилась к нему всем телом. То, что он сказал мне, разбило все мои мысли и представления вдребезги, и я лишь думала о том, как начать собирать осколки.
Вдруг он начал меня целовать и целовал так, как никогда до сих пор.
Я обняла его за шею и закрыла глаза.
– Я так сильно люблю тебя, так сильно, – пробормотал он.
В первый раз говорил он мне слова, которые я так ждала услышать сперва в Монте-Карло, затем во Франции и, наконец, здесь, в Мандерли.
Он все продолжал целовать меня жадно, отчаянно, все повторяя мое имя. Затем неожиданно отодвинулся и сказал:
– Вот видишь, я был прав. Слишком поздно. Ты уже больше меня не любишь. Хорошо. Забудь это. Я больше не буду целовать тебя.
– И вовсе не слишком поздно. Я люблю тебя больше всего на свете. Но только что, когда ты обнимал меня, я была так потрясена, что не способна была реагировать.
– Ты больше не любишь меня, и вот почему ты ничего не чувствуешь. Для тебя это пришло слишком поздно. Я должен был так обращаться с тобой четыре месяца назад. Я должен был сообразить это. Женщины не похожи на мужчин.
– Я бы хотела, чтобы ты снова целовал меня, ну, пожалуйста, Максим.
– Нет, мы не можем потерять друг друга. Мы должны всегда быть вместе, и между нами больше уже не будет мрачных теней прошлого.
– Как мы может остаться вместе теперь, когда это произошло. В лучшем случае нам осталось провести вместе несколько дней, а может быть, всего лишь несколько часов. Я ведь объяснил тебе, что они нашли лодку с телом Ребекки.
Я уставилась на него:
– И что же они сделают теперь?
– Они опознают тело, и это будет нетрудно.
– Что-нибудь сохранилось от ее одежды?
– Остались кольца на пальцах. После этого все вспомнят о другой женщине, похороненной под ее именем.
– Что же ты будешь делать?
– Не знаю, не знаю.
Ко мне мало-помалу вернулось самообладание, и я стала вспоминать разные забытые уже слова. Так, однажды, во Франции, сидя со мной рядом в машине, Максим сказал: «В моей жизни приблизительно год назад произошло событие, которое сломило меня. Мне нужно было начинать все сначала». На вопрос миссис ван Хоппер он ответил: «Я собрался в путь довольно неожиданно для самого себя». И ее реплика: «Говорят, он никак не может пережить гибель своей жены». А теперь Максим сказал: «Я застрелил Ребекку в коттедже у моря, а водолаз нашел ее лодку и ее тело в каюте».
– Что мы будем делать, Максим, что мы будем говорить? Скажи, знает ли об этом кто-нибудь, кроме тебя и меня?
– Нет, никто.
– А Фрэнк, уверен ли ты, что и Фрэнк не знает?
– Как он мог узнать! Там не было никого кроме меня. И было очень темно. – Он замолчал и опустился на стул, уронив голову на руки.
Я подошла и встала на колени рядом с ним. Затем я отвела его руки от лица и заглянула ему в глаза:
– Я люблю тебя, люблю веришь ли ты мне?
Он поцеловал меня в лицо, затем поцеловал мои руки и крепко прижал к себе.
– Я думал, что сойду с ума, сидя здесь совершенно один и постоянно думая о том, как и когда будет обнаружено мое преступление. Я должен был писать письма в ответ на соболезнования, засыпавшие меня со всех сторон. Заметки в газетах, интервью. Есть, пить и притворяться перед Фритсом, слугами, миссис Дэнверс, которую я не уволил лишь из боязни, что она, хорошо знавшая Ребекку, что-нибудь заподозрит. Фрэнк, скромный и всегда сочувствующий, который говорил мне: «Почему вы не поедете куда-нибудь? Я справлюсь здесь и без вас». Жиль и Би, дорогая, бестактная Би, которая все повторяла: «Ты выглядишь тяжелобольным. Почему ты не хочешь показаться врачу?»
Я крепко держала его руки в своих:
– Однажды я едва не рассказал все это тебе; это было в тот день, когда Джаспер побежал к коттеджу, а ты вошла туда, чтобы найти кусок веревки.
– Да, я помню. Тебе следовало все рассказать мне. Тогда мы были бы вместе все эти долгие дни и недели.
– Ты держалась замкнуто и настороженно, я боялся, что ты несчастна со мной. У нас ведь огромная разница в возрасте. Мне казалось, что с Фрэнком ты чувствуешь себя свободнее и лучше, чем со мной. Ты была всегда боязлива, скована и держалась очень странно со мной.
– Как я могла подойти к тебе ближе, когда знала, что ты всегда думаешь о Ребекке. Как я могла требовать от тебя любви, зная, что в твоей душе царит Ребекка!
– О чем ты говоришь – спросил он, пытливо заглядывая мне в глаза.
– Когда ты обнимал меня, гуляя по саду, или сидел за столом, я чувствовала, что ты всегда сравниваешь меня с Ребеккой и вспоминаешь вашу совместную жизнь. Разве это неправда?!
Он оттолкнул меня и, встав, начал шагать по библиотеке, сжимая и разжимая свои руки.
– В чем дело? Что ты хочешь этим сказать? О боже, неужели ты думаешь, что я любил Ребекку и убил ее любя! Я не только не любил ее – я ее ненавидел. Наш брак с первых же дней превратился в фарс. Она была порочна, отвратительна, насквозь испорчена. Мы никогда не любили друг друга и не были счастливы, никогда, ни одной минуты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60