Ты со своим дружком, небось, валялась в постели все лето, аж пружины трещали.
– Не будь таким пошлым, Мервин, – прошипела она, зная в глубине души, что здесь он попал в точку: каждый раз, как только она встречалась с Марком, ее трусы сразу становились влажными.
– Пошло не говорить, пошло делать. Я лишь называю вещи своими именами.
– Хорошо, но я скрывала свои чувства, щадила твое самолюбие, никогда ничего не выставляла напоказ.
– Не уверен. И вообще не удивлюсь, если в Манчестере я был единственным, не знавшим о твоих проделках. «Изменщицы» и шлюхи только думают, что они осторожны, на самом деле, о них всегда все известно.
– Не смей обзывать меня гадкими словами.
– Почему? Это определение вполне тебе подходит – женщина, совершающая прелюбодеяние.
– Какой ужас!
– Скажи спасибо, по Библии таких, как ты, забрасывали камнями.
– Ты говоришь отвратительные слова, и тебе даже не совестно.
– Поступков – вот чего надо стыдиться.
– Хватит корчить из себя праведника. Ты что, никогда не грешил в жизни?
– По сравнению с тобой, я – сущий ангел.
Она задыхалась, слов не хватало.
– От тебя сбежали две жены, а ты утверждаешь, что ты ангел. Тебе никогда не приходило в голову, что дело в тебе, что это ты поступаешь не так?
Он не выдержал, схватил ее, до боли сжал локти.
– Я ведь дал тебе все, что ты хотела.
– Но не думал о моих чувствах, а я живой человек, а не красивая кукла, которую ты взял в жены. Вот почему я ушла от тебя. – Диана попыталась его оттолкнуть, положила руки ему на грудь... и в этот момент вошел Марк.
Он стоял рядом в пижаме, дико уставясь на них.
– Какого черта, Диана? Ты что, собираешься ночевать здесь?
Она оттолкнула Мервина, он отпустил ее руки.
– Нет. Ни в коем случае. Это апартаменты миссис Линеан и ее спутника... мистера Мервина Лавси.
Марк презрительно фыркнул.
– Здорово! Надо будет как-нибудь вставить этот сюжетик в пьеску.
– Это не смешно, Марк.
– Очень смешно. Мужик, как лунатик, догонял сбежавшую от него жену, а потом, знаете, что сделал? Спутался с другой, которую случайно встретил по дороге.
Диана неожиданно ощутила острое желание защитить Мервина.
– Нет, не спутался. Просто не было других билетов.
– Ты-то чего, радоваться должна. Может быть, он хоть теперь от тебя отстанет.
– Перестань. Не видишь, что я расстроена?
– Вижу, но не понимаю почему. Мервина ты больше не любишь, ушла от него, все, точка. Иногда ты говоришь о нем так, будто ненавидишь. Почему же тебя волнует, с кем он спит?
– Не знаю, но волнует. Я чувствую себя оскорбленной!
– Несколько часов назад ты решила вернуться к Мервину. Потом он тебе надоел и ты снова поменяла решение. Теперь бесишься оттого, что он спит с другой женщиной.
– Я не сплю с ней, не порите чепухи, – вставил Мервин.
Марк не обратил на него внимания.
– Ты уверена, что не любишь Мервина?
– Дурацкий вопрос!
– Я знаю, но ответь, пожалуйста.
– Я тебе уже отвечала на него. – В глазах у нее появились слезы.
– Тогда докажи. Забудь о нем самом и о том, где он спит.
– Не собираюсь никому ничего доказывать. И прекратите оба этот идиотский допрос. Это не парламент, где идут дебаты.
– Конечно же нет! – раздался чей-то голос. Все трое обернулись: на пороге стояла Нэнси Линеан. Она выглядела очень привлекательно в своем ярко-синем шелковом халате. – Да будет вам известно, это моя комната. Что здесь, черт побери, происходит?
Глава 17
Маргарет Оксенфорд не знала, куда деваться от стыда, внутри у нее все кипело. Казалось, пассажиры не спускают с нее глаз, шепчутся друг с другом об ужасной сцене в столовой. Вот, теперь еще приходится отвечать за хамский поступок и бесцеремонное поведение отца, думала она, будто и так они от него мало страдают. Ужасно неловко сидеть с опущенными глазами, не смея никому посмотреть в лицо.
Конечно, Гарри Маркс выручил ее, помог хоть в какой-то мере сохранить достоинство. Как он ловко подбежал тогда, галантно предложил руку, задвинул стул... Это всего-навсего вежливый жест джентльмена, не более того, но для нее это был спасательный круг. Но отчего так ноет и щемит сердце? Почему из-за отца вечно приходится стыдиться? Она не могла найти себе места.
В течение двух часов после ужина в их купе стояла мертвая тишина. Погода за окнами окончательно испортилась, родители пошли переодеваться. Как только они вышли, Перси неожиданно произнес.
– Нам надо извиниться.
Она моментально подумала, что сделать это будет трудно, после того что произошло, можно даже нарваться на оскорбление.
– У меня не хватает смелости.
– Мы только подойдем к Гейбону и Хартманну и скажем, что нам очень стыдно за отцовский поступок.
Может быть, действительно стоит? Тогда хоть не будет дурацкого чувства вины.
– Отец жутко рассердится, если узнает.
– А кто ему скажет? Впрочем, мне все равно, пусть бесится, если сумасшедший. В последнее время он вообще перегибает палку. Я его больше не боюсь.
Маргарет задумалась. Неужели Перси говорит правду?
Еще ребенком он частенько повторял, что ему не страшно, но тогда он лукавил. Хотя теперь, кто знает – он уже не маленький мальчик.
А вдруг брат сейчас искренен? И вообще, нужно ли радоваться, что он перестает подчиняться отцу? Если мальчишку не сдерживать, его озорству не будет предела.
– Пошли, – торопил Перси. – Надо сделать это сейчас. Они в третьем отсеке – я проверял.
Но Маргарет все еще колебалась. Страшно идти к людям, которых оскорбил твой отец. Это может добавить им переживаний, что, если они предпочитают разом все забыть и не возвращаться к этому вопросу? Но, может быть, их мучает вопрос: а кто еще из пассажиров втайне согласен с отцом? Дельце-то ведь нешуточное, шовинистические идеи получают все большее распространение.
Маргарет решила идти. В прошлом она столько раз проявляла слабость и потом жалела о своем малодушии. Она встала, держась за спинку дивана, – сильно качало.
– Хорошо. Идем извиняться.
Она шла первой и немножко дрожала, хорошо, что все можно списать на качку. Через гостиную они прошли в отсек номер три.
Гейбон и Хартманн сидели слева напротив друг друга. Хартманн что-то с большим интересом читал, его длинная худая фигура слегка сгорбилась, коротко остриженная голова опущена, длинный нос упирается в страницу с какими-то математическими расчетами. Гейбон ничего не делал, просто смотрел в окно и, видимо, скучал. Он заметил их первым. Когда Маргарет остановилась возле него, ухватившись за спинку дивана, чтобы не упасть, он гордо выпрямился, приняв независимый и немного враждебный вид.
– Мы пришли извиняться, – быстро произнесла она.
– Удивлен вашей дерзостью, мисс. – Гейбон хорошо говорил по-английски, легкий французский акцент был едва заметен.
Маргарет не ожидала от него такой реакции, но не смутилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
– Не будь таким пошлым, Мервин, – прошипела она, зная в глубине души, что здесь он попал в точку: каждый раз, как только она встречалась с Марком, ее трусы сразу становились влажными.
– Пошло не говорить, пошло делать. Я лишь называю вещи своими именами.
– Хорошо, но я скрывала свои чувства, щадила твое самолюбие, никогда ничего не выставляла напоказ.
– Не уверен. И вообще не удивлюсь, если в Манчестере я был единственным, не знавшим о твоих проделках. «Изменщицы» и шлюхи только думают, что они осторожны, на самом деле, о них всегда все известно.
– Не смей обзывать меня гадкими словами.
– Почему? Это определение вполне тебе подходит – женщина, совершающая прелюбодеяние.
– Какой ужас!
– Скажи спасибо, по Библии таких, как ты, забрасывали камнями.
– Ты говоришь отвратительные слова, и тебе даже не совестно.
– Поступков – вот чего надо стыдиться.
– Хватит корчить из себя праведника. Ты что, никогда не грешил в жизни?
– По сравнению с тобой, я – сущий ангел.
Она задыхалась, слов не хватало.
– От тебя сбежали две жены, а ты утверждаешь, что ты ангел. Тебе никогда не приходило в голову, что дело в тебе, что это ты поступаешь не так?
Он не выдержал, схватил ее, до боли сжал локти.
– Я ведь дал тебе все, что ты хотела.
– Но не думал о моих чувствах, а я живой человек, а не красивая кукла, которую ты взял в жены. Вот почему я ушла от тебя. – Диана попыталась его оттолкнуть, положила руки ему на грудь... и в этот момент вошел Марк.
Он стоял рядом в пижаме, дико уставясь на них.
– Какого черта, Диана? Ты что, собираешься ночевать здесь?
Она оттолкнула Мервина, он отпустил ее руки.
– Нет. Ни в коем случае. Это апартаменты миссис Линеан и ее спутника... мистера Мервина Лавси.
Марк презрительно фыркнул.
– Здорово! Надо будет как-нибудь вставить этот сюжетик в пьеску.
– Это не смешно, Марк.
– Очень смешно. Мужик, как лунатик, догонял сбежавшую от него жену, а потом, знаете, что сделал? Спутался с другой, которую случайно встретил по дороге.
Диана неожиданно ощутила острое желание защитить Мервина.
– Нет, не спутался. Просто не было других билетов.
– Ты-то чего, радоваться должна. Может быть, он хоть теперь от тебя отстанет.
– Перестань. Не видишь, что я расстроена?
– Вижу, но не понимаю почему. Мервина ты больше не любишь, ушла от него, все, точка. Иногда ты говоришь о нем так, будто ненавидишь. Почему же тебя волнует, с кем он спит?
– Не знаю, но волнует. Я чувствую себя оскорбленной!
– Несколько часов назад ты решила вернуться к Мервину. Потом он тебе надоел и ты снова поменяла решение. Теперь бесишься оттого, что он спит с другой женщиной.
– Я не сплю с ней, не порите чепухи, – вставил Мервин.
Марк не обратил на него внимания.
– Ты уверена, что не любишь Мервина?
– Дурацкий вопрос!
– Я знаю, но ответь, пожалуйста.
– Я тебе уже отвечала на него. – В глазах у нее появились слезы.
– Тогда докажи. Забудь о нем самом и о том, где он спит.
– Не собираюсь никому ничего доказывать. И прекратите оба этот идиотский допрос. Это не парламент, где идут дебаты.
– Конечно же нет! – раздался чей-то голос. Все трое обернулись: на пороге стояла Нэнси Линеан. Она выглядела очень привлекательно в своем ярко-синем шелковом халате. – Да будет вам известно, это моя комната. Что здесь, черт побери, происходит?
Глава 17
Маргарет Оксенфорд не знала, куда деваться от стыда, внутри у нее все кипело. Казалось, пассажиры не спускают с нее глаз, шепчутся друг с другом об ужасной сцене в столовой. Вот, теперь еще приходится отвечать за хамский поступок и бесцеремонное поведение отца, думала она, будто и так они от него мало страдают. Ужасно неловко сидеть с опущенными глазами, не смея никому посмотреть в лицо.
Конечно, Гарри Маркс выручил ее, помог хоть в какой-то мере сохранить достоинство. Как он ловко подбежал тогда, галантно предложил руку, задвинул стул... Это всего-навсего вежливый жест джентльмена, не более того, но для нее это был спасательный круг. Но отчего так ноет и щемит сердце? Почему из-за отца вечно приходится стыдиться? Она не могла найти себе места.
В течение двух часов после ужина в их купе стояла мертвая тишина. Погода за окнами окончательно испортилась, родители пошли переодеваться. Как только они вышли, Перси неожиданно произнес.
– Нам надо извиниться.
Она моментально подумала, что сделать это будет трудно, после того что произошло, можно даже нарваться на оскорбление.
– У меня не хватает смелости.
– Мы только подойдем к Гейбону и Хартманну и скажем, что нам очень стыдно за отцовский поступок.
Может быть, действительно стоит? Тогда хоть не будет дурацкого чувства вины.
– Отец жутко рассердится, если узнает.
– А кто ему скажет? Впрочем, мне все равно, пусть бесится, если сумасшедший. В последнее время он вообще перегибает палку. Я его больше не боюсь.
Маргарет задумалась. Неужели Перси говорит правду?
Еще ребенком он частенько повторял, что ему не страшно, но тогда он лукавил. Хотя теперь, кто знает – он уже не маленький мальчик.
А вдруг брат сейчас искренен? И вообще, нужно ли радоваться, что он перестает подчиняться отцу? Если мальчишку не сдерживать, его озорству не будет предела.
– Пошли, – торопил Перси. – Надо сделать это сейчас. Они в третьем отсеке – я проверял.
Но Маргарет все еще колебалась. Страшно идти к людям, которых оскорбил твой отец. Это может добавить им переживаний, что, если они предпочитают разом все забыть и не возвращаться к этому вопросу? Но, может быть, их мучает вопрос: а кто еще из пассажиров втайне согласен с отцом? Дельце-то ведь нешуточное, шовинистические идеи получают все большее распространение.
Маргарет решила идти. В прошлом она столько раз проявляла слабость и потом жалела о своем малодушии. Она встала, держась за спинку дивана, – сильно качало.
– Хорошо. Идем извиняться.
Она шла первой и немножко дрожала, хорошо, что все можно списать на качку. Через гостиную они прошли в отсек номер три.
Гейбон и Хартманн сидели слева напротив друг друга. Хартманн что-то с большим интересом читал, его длинная худая фигура слегка сгорбилась, коротко остриженная голова опущена, длинный нос упирается в страницу с какими-то математическими расчетами. Гейбон ничего не делал, просто смотрел в окно и, видимо, скучал. Он заметил их первым. Когда Маргарет остановилась возле него, ухватившись за спинку дивана, чтобы не упасть, он гордо выпрямился, приняв независимый и немного враждебный вид.
– Мы пришли извиняться, – быстро произнесла она.
– Удивлен вашей дерзостью, мисс. – Гейбон хорошо говорил по-английски, легкий французский акцент был едва заметен.
Маргарет не ожидала от него такой реакции, но не смутилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131