Можешь за меня не бояться. Пойдем, я подарю тебе кое-что. — В мастерской Руад открыл дубовый сундук у стены и достал оттуда пару сапог из оленьей кожи, прошитых золотой нитью. — Примерь-ка.
Лемфада скинул свои сандалии и натянул сапоги.
— Великоваты немного.
Руад ощупал носки сапог.
— На толстый чулок в самый раз будут, да и нога у тебя еще будет расти.
— Они волшебные, Руад?
— Ясное дело, волшебные. Кто я, по-твоему — сапожник?
— В чем же их волшебство?
— Я запишу тебе одно слово, и когда ты его скажешь, то побежишь очень быстро — ни один пеший, а на неровной почве и конный тебя не догонит.
— Не знаю, как вас и благодарить. Ведь им цены нет.
— К несчастью, они с изъяном. Даже я порой совершаю оплошности, юный Лемфада. Их магии ненадолго хватит. Они дадут тебе час или два, а потом превратятся в обыкновенные сапоги. Зато обувка у тебя будет добротная.
— А восстановить волшебство нельзя?
— Попробуй — тебе будет полезно, — усмехнулся Руад. — Для этого тебе понадобится земляная магия Черного. Но Черный капризен и легко не дается. Лучше всего искать его ночью, при лунном свете. Я прошил сапоги золотой нитью, а этот металл хорошо притягивает токи Черного. Вся трудность в том, чтобы соблюсти меру. Слишком много золота — и ни один человек, надев эти сапоги, не сможет устоять на ногах, и один-единственный шаг унесет тебя так высоко, что ты при падении разобьешься насмерть. Слишком мало — и волшебная сила истощится час спустя. Я бился над этой задачей десяток лет.
— А слово? — спросил Лемфада.
Руад взял кусок угля и написал что-то на столе.
— Прочти его, но вслух не произноси.
— Я понял. — Юноша пристально посмотрел на Руада своими голубыми глазами. — Значит, это и есть ваше настоящее имя?
— Да, мальчик, и ни один человек не должен его знать. Потому я и просил тебя никому не говорить, чем ты здесь занимаешься.
— Вы оказали мне великое доверие, Руад, и я вас не предам. Как получилось, что все считают вас мертвым? И почему вы с этим миритесь?
— Я ничем не отличаюсь от тебя, мальчик. Все люди — рабы. Мое счастье в том, что я владею магией лучше всех ныне живущих. Я люблю создавать красоту. Рыцари Габалы были прекрасны — их доспехи не имели себе равных, а их сердца были чисты, насколько это доступно человеческим сердцам. Но в мире есть и другие силы, подчиненные Красному и родственные тьме. Эти силы хотели, чтобы я работал на них, и до сих пор хотят. Понимаешь меня? Да нет, где тебе понять.
— Злые люди хотели подчинить ваш труд себе — это я понимаю.
— Пять лет назад люди короля схватили меня и привезли в Фурболг. Там мне выжгли глаз. Королю требовалось волшебное оружие, а я отказался делать его.
— Как же вы спаслись?
— Я умер, и мое тело бросили в ров за стенами замка.
Лемфада вздрогнул и сделал знак хранящего рога, а Руад усмехнулся.
— Я только прикидывался мертвым — однако не дышал, и сердце у меня не билось. Зарыли меня, к счастью, неглубоко. Я вылез на волю и кое-как дотащился до дома моего друга. Восемь дней он выхаживал меня, а потом вывез из города, и я оказался здесь.
— Когда-нибудь они найдут вас, мастер. Почему бы вам не уйти со мной к Лло Гифсу?
— Потому что я не готов и, как мне сдается, должен кое-что исправить. А ты ступай и живи своей жизнью. Будь свободен, насколько это доступно человеку.
— Жаль, что рыцарей больше нет с нами, — грустно молвил Лемфада.
— Это ребячество — жалеть о том, чего не вернешь. Ступай — тебе пора. — Руад выдвинул ящик верстака и достал оттуда острый, как бритва, нож. — Держи, он может тебе пригодиться.
— Он тоже волшебный?
— Еще какой. Один его удар способен оборвать жизнь, полную мечтаний и надежд.
Лло Гифе стоял один на вершине лесистого холма у края леса, держась одной рукой за ствол корявого дуба, а другую заложив за широкий кожаный пояс. Начинался дождь, но Лло как будто не замечал его, глядя на каменистую равнину, где рядом с овцами мирно паслись олени. Шестеро всадников вдали пробирались между валунами. Лло уже некоторое время следил за ними. Было ясно, что они ищут следы и что олени их не интересуют, поскольку со своего места они прекрасно могли видеть пасущихся животных. А на волков охотиться еще рано — те пока не спустились с гор. Остается только человек.
Небо нахмурилось, и дождь полил вовсю. Вода стекала по кожаной куртке Лло, и зеленые шерстяные штаны мигом промокли. Он ухватился за ветку над головой, подтянулся и взобрался на грубо сколоченный помост, устроенный под навесом из ветвей. Сев, он раздвинул листву так, чтобы видеть всадников. Они стали ближе, но он все еще не мог распознать, кто это такие.
Он откинул с глаз светлые волосы и лег, приказав себе успокоиться. Какое ему дело, за кем они охотятся? Разве кому-то было дело до Лло Гифса, когда его схватили? Разве кто-то заступился за него? В нем вспыхнул гнев, но Лло подавил его. Какую пользу принесло бы такое заступничество? Не стоит винить их. Все было предрешено в тот миг, когда он расколол череп тому ублюдку.
Один-единственный миг, изменивший всю его жизнь. Миг, превративший кузнеца в разбойника.
Королевские солдаты искали номадского купца, обвиняемого в измене. Они уже обшарили несколько домов, взяв оттуда все, что захотели, а потом явились к Аидии. Офицер, командовавший обыском, приказал своим людям подождать снаружи. Несколько мгновений спустя соседи услышали крик Аидии, но вмешаться не посмели. Только у одного мальчика-раба хватило смелости добежать до кузницы. Лло бросил работу и по узким улицам помчался к своему дому. У дверей стояли двое солдат, но он оглушил их своими кулачищами, не дав им схватиться за мечи. Одному он сломал челюсть, другому три ребра. Лло ногой вышиб дверь, сорвав ее с бронзовых петель. Аидия лежала поперек кровати, и в глазах ее не было жизни, а офицер застегивал пояс.
Когда Лло ворвался в комнату, офицер выхватил меч. Кузнец тыльной стороной руки отбил клинок в сторону и нанес сокрушительный удар насильнику в лицо. Офицер упал на колени и выронил меч. Лло метнулся к жене и увидел багровые следы пальцев у нее на горле. Испустив сдавленный крик, он принялся молотить офицера кулаками, пока не раздробил ему череп и вконец не лишил его человеческого облика. С руками, перемазанными кровью и мозгом, он вышел из дома — навстречу взводу солдат. Лло не оказал сопротивления, и его бросили в городскую тюрьму.
Два месяца его держали в темнице, прикованным к стене, среди собственных нечистот. Его кормили червивым хлебом и поили тухлой водой. Грязный, смердящий и истощенный, он предстал перед судом.
Суд проходил в чертоге герцога, и Лло видел на галерее много знакомых лиц — своих друзей, соседей и собратьев по цеху. Герцог сидел на помосте в окружении своих рыцарей, а обвинитель излагал дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Лемфада скинул свои сандалии и натянул сапоги.
— Великоваты немного.
Руад ощупал носки сапог.
— На толстый чулок в самый раз будут, да и нога у тебя еще будет расти.
— Они волшебные, Руад?
— Ясное дело, волшебные. Кто я, по-твоему — сапожник?
— В чем же их волшебство?
— Я запишу тебе одно слово, и когда ты его скажешь, то побежишь очень быстро — ни один пеший, а на неровной почве и конный тебя не догонит.
— Не знаю, как вас и благодарить. Ведь им цены нет.
— К несчастью, они с изъяном. Даже я порой совершаю оплошности, юный Лемфада. Их магии ненадолго хватит. Они дадут тебе час или два, а потом превратятся в обыкновенные сапоги. Зато обувка у тебя будет добротная.
— А восстановить волшебство нельзя?
— Попробуй — тебе будет полезно, — усмехнулся Руад. — Для этого тебе понадобится земляная магия Черного. Но Черный капризен и легко не дается. Лучше всего искать его ночью, при лунном свете. Я прошил сапоги золотой нитью, а этот металл хорошо притягивает токи Черного. Вся трудность в том, чтобы соблюсти меру. Слишком много золота — и ни один человек, надев эти сапоги, не сможет устоять на ногах, и один-единственный шаг унесет тебя так высоко, что ты при падении разобьешься насмерть. Слишком мало — и волшебная сила истощится час спустя. Я бился над этой задачей десяток лет.
— А слово? — спросил Лемфада.
Руад взял кусок угля и написал что-то на столе.
— Прочти его, но вслух не произноси.
— Я понял. — Юноша пристально посмотрел на Руада своими голубыми глазами. — Значит, это и есть ваше настоящее имя?
— Да, мальчик, и ни один человек не должен его знать. Потому я и просил тебя никому не говорить, чем ты здесь занимаешься.
— Вы оказали мне великое доверие, Руад, и я вас не предам. Как получилось, что все считают вас мертвым? И почему вы с этим миритесь?
— Я ничем не отличаюсь от тебя, мальчик. Все люди — рабы. Мое счастье в том, что я владею магией лучше всех ныне живущих. Я люблю создавать красоту. Рыцари Габалы были прекрасны — их доспехи не имели себе равных, а их сердца были чисты, насколько это доступно человеческим сердцам. Но в мире есть и другие силы, подчиненные Красному и родственные тьме. Эти силы хотели, чтобы я работал на них, и до сих пор хотят. Понимаешь меня? Да нет, где тебе понять.
— Злые люди хотели подчинить ваш труд себе — это я понимаю.
— Пять лет назад люди короля схватили меня и привезли в Фурболг. Там мне выжгли глаз. Королю требовалось волшебное оружие, а я отказался делать его.
— Как же вы спаслись?
— Я умер, и мое тело бросили в ров за стенами замка.
Лемфада вздрогнул и сделал знак хранящего рога, а Руад усмехнулся.
— Я только прикидывался мертвым — однако не дышал, и сердце у меня не билось. Зарыли меня, к счастью, неглубоко. Я вылез на волю и кое-как дотащился до дома моего друга. Восемь дней он выхаживал меня, а потом вывез из города, и я оказался здесь.
— Когда-нибудь они найдут вас, мастер. Почему бы вам не уйти со мной к Лло Гифсу?
— Потому что я не готов и, как мне сдается, должен кое-что исправить. А ты ступай и живи своей жизнью. Будь свободен, насколько это доступно человеку.
— Жаль, что рыцарей больше нет с нами, — грустно молвил Лемфада.
— Это ребячество — жалеть о том, чего не вернешь. Ступай — тебе пора. — Руад выдвинул ящик верстака и достал оттуда острый, как бритва, нож. — Держи, он может тебе пригодиться.
— Он тоже волшебный?
— Еще какой. Один его удар способен оборвать жизнь, полную мечтаний и надежд.
Лло Гифе стоял один на вершине лесистого холма у края леса, держась одной рукой за ствол корявого дуба, а другую заложив за широкий кожаный пояс. Начинался дождь, но Лло как будто не замечал его, глядя на каменистую равнину, где рядом с овцами мирно паслись олени. Шестеро всадников вдали пробирались между валунами. Лло уже некоторое время следил за ними. Было ясно, что они ищут следы и что олени их не интересуют, поскольку со своего места они прекрасно могли видеть пасущихся животных. А на волков охотиться еще рано — те пока не спустились с гор. Остается только человек.
Небо нахмурилось, и дождь полил вовсю. Вода стекала по кожаной куртке Лло, и зеленые шерстяные штаны мигом промокли. Он ухватился за ветку над головой, подтянулся и взобрался на грубо сколоченный помост, устроенный под навесом из ветвей. Сев, он раздвинул листву так, чтобы видеть всадников. Они стали ближе, но он все еще не мог распознать, кто это такие.
Он откинул с глаз светлые волосы и лег, приказав себе успокоиться. Какое ему дело, за кем они охотятся? Разве кому-то было дело до Лло Гифса, когда его схватили? Разве кто-то заступился за него? В нем вспыхнул гнев, но Лло подавил его. Какую пользу принесло бы такое заступничество? Не стоит винить их. Все было предрешено в тот миг, когда он расколол череп тому ублюдку.
Один-единственный миг, изменивший всю его жизнь. Миг, превративший кузнеца в разбойника.
Королевские солдаты искали номадского купца, обвиняемого в измене. Они уже обшарили несколько домов, взяв оттуда все, что захотели, а потом явились к Аидии. Офицер, командовавший обыском, приказал своим людям подождать снаружи. Несколько мгновений спустя соседи услышали крик Аидии, но вмешаться не посмели. Только у одного мальчика-раба хватило смелости добежать до кузницы. Лло бросил работу и по узким улицам помчался к своему дому. У дверей стояли двое солдат, но он оглушил их своими кулачищами, не дав им схватиться за мечи. Одному он сломал челюсть, другому три ребра. Лло ногой вышиб дверь, сорвав ее с бронзовых петель. Аидия лежала поперек кровати, и в глазах ее не было жизни, а офицер застегивал пояс.
Когда Лло ворвался в комнату, офицер выхватил меч. Кузнец тыльной стороной руки отбил клинок в сторону и нанес сокрушительный удар насильнику в лицо. Офицер упал на колени и выронил меч. Лло метнулся к жене и увидел багровые следы пальцев у нее на горле. Испустив сдавленный крик, он принялся молотить офицера кулаками, пока не раздробил ему череп и вконец не лишил его человеческого облика. С руками, перемазанными кровью и мозгом, он вышел из дома — навстречу взводу солдат. Лло не оказал сопротивления, и его бросили в городскую тюрьму.
Два месяца его держали в темнице, прикованным к стене, среди собственных нечистот. Его кормили червивым хлебом и поили тухлой водой. Грязный, смердящий и истощенный, он предстал перед судом.
Суд проходил в чертоге герцога, и Лло видел на галерее много знакомых лиц — своих друзей, соседей и собратьев по цеху. Герцог сидел на помосте в окружении своих рыцарей, а обвинитель излагал дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82