— Ты стал еще страшнее, чем прежде, — сказал Руад своему отражению. Сев за стол, он отодвинул остатки завтрака, снял с глаза бронзовую нашлепку и отполировал ее мягкой тканью до блеска. Вернул нашлепку на место, налил себе яблочного сока и стал смотреть, как деревья за окном проступают на рассветном небе.
Здесь ему лучше, чем в цитадели: старая крепость хранит слишком много воспоминаний об отце. Галибал был суров к сыну, чьего рождения не желал, и мальчик, некрасивый и неуклюжий, ничем не мог ему угодить. Все свое детство и юность он пытался завоевать отцовскую любовь. Со временем он овладел наукой обращения с Цветами и показал себя лучшим, чем отец, чародеем. Тогда безразличие Галибала обернулось ненавистью. Он отослал сына прочь и даже перед смертью не допустил его к себе.
«Бедный Галибал, — подумал Руад. — Бедный, одинокий Галибал».
Прогнав тяжелые воспоминания, он три часа поработал в мастерской и вышел на луг, чтобы насладиться осенним солнышком. Скоро соберутся темные тучи, задует северный ветер, налетят метели, и горы покроются снегом. Уже и теперь листья начинают желтеть, а цветы увядают.
Вдалеке показалась медленно шагающая в гору фигура.
— Кости греешь? — приблизившись, спросил Гвидион. Его морщинистое лицо покраснело от подъема, белые, длиной до плеч волосы взмокли.
— Ты бы лошадь себе купил, что ли. Стар ты уже по горам лазать.
Старик улыбнулся и перевел дух, опершись на посох.
— У меня нет сил с тобой спорить, но чашка твоего яблочного сока оживила бы мой дух.
Руад повел его в дом и налил желанного напитка.
— Как у тебя дела? — спросил старик.
— Не жалуюсь, а у тебя?
— Для лекаря всегда работа найдется, даже если он уже не так силен, как прежде.
Руад нарезал черного хлеба и сыра. Пока старик ел, он вышел на порог и взглянул на ведущую к Макте дорогу. Все было спокойно.
— Океса ищет одноглазого ремесленника, — сказал Гвидион, когда он вернулся.
— Неудивительно. Я совершил ошибку.
— Ты сказал волшебное слово тому мальчику, Лагу?
— Да.
— Неразумный поступок.
— Разум не должен противоречить состраданию. Ты проделал весь этот путь, чтобы предупредить меня?
— И да и нет. Я мог бы послать гонца, но есть еще одно неотложное дело, в котором ты мог бы мне помочь.
— Ты говоришь об изменении Цветов?
— Значит, мне это не померещилось, и не я один виноват в том, что сила моя убывает?
— Нет. Мощь Красного растет, а другие Цвета слабеют. Зеленый, самый дальний, страдает больше других.
— В чем же причина? Я знаю, что Цвета постоянно играют и перемещаются, но такого еще никогда не было. Зеленый сузился до мерцающей полоски — мне даже теленка вылечить стоит большого труда.
Руад выгреб из очага золу и положил дрова.
— У меня нет ответа, Гвидион. Равновесие нарушено, и Цвета утратили свою гармонию.
— Не знаешь ли ты, случалось это раньше или нет? Я никогда о таком не слыхал.
— Я тоже. Быть может, все наладится само собой.
— Ты думаешь? В воздухе чувствуется что-то недоброе. В Макте на последней неделе произошли три убийства. Люди боятся, Руад.
— Это влияние Красного — он усиливает страх. Я тоже чувствую это — нетерпение и гнев, которые отражаются на моей работе. На днях я не сумел прибегнуть к Синему и потому обратился к Черному, но даже и он тускнеет.
Гвидион поежился от холодного ветра, проникшего в открытую дверь.
— Разведи-ка огонь, Руад. Мои старые кости не выносят холода.
Руад, взял из очага толстое полено, провел по нему пальцами. Дерево тут же загорелось, и Руад бросил полено обратно.
— Красный тоже по-своему полезен, — заметил он, раздувая пламя.
— Только не для лечения, которым я на хлеб зарабатываю, — усмехнулся Гвидион.
Руад закрыл дверь и подвинул стулья к огню. Гвидион, сев, протянул руки к пляшущему пламени.
— Ты, само собой, останешься ночевать у меня, — сказал Руад.
— Спасибо.
— Что еще нового в городе?
— Боюсь, что ничего хорошего. Один человек, приехавший из Фурболга, говорит, что столица охвачена ужасом — там тоже орудует убийца. Найдены тела одиннадцати молодых женщин и пяти молодых мужчин. Король обещал разыскать убийцу, но пока этого не произошло. А тут еще слухи о номадах. Их, больше тысячи человек, сослали в Гар-аден, чтобы будто бы поселить там. Но один надежный человек сказал мне… — Гвидион содрогнулся. — Огонь почему-то уже не греет меня, как бывало. Может, мне помирать пора, Руад?
— Я не провидец, дружище. Так что ты слышал о номадах?
— Мне сказали, что в некоем овраге у самых гор лежит тысяча тел — и есть место еще для многих тысяч.
— Не может быть, — прошептал Руад. — Какой в этом смысл? Зачем нужна подобная бойня?
Гвидион, помолчав немного, сказал:
— Король объявил номадов нечистым народом, марающим наше чистое королевство. Во всех наших бедах он винит их. Слышал ты о дворянине по имени Кестер?
— Встречался с ним как-то. Раздражительный старик.
— Он предан смерти. Его дед был женат на номадской княжне.
— Ушам своим не верю. И никого не нашлось, чтобы возразить королю?
— Находилось. Первый королевский боец, рыцарь Элодан, заступился за Кестера и вызвался защищать его на поединке. Король дал согласие, что всех удивило, ибо не было в государстве воина лучше, чем Элодан. На турнирном поле за городом собралась большая толпа. Король не присутствовал, зато явились его новые рыцари, и один из них вышел сражаться против Элодана. Бой завязался жестокий, но все, кто там был — как мне передавали, — сразу поняли, что Элодану этого нового бойца не победить. Так и вышло. Красный рыцарь раздробил меч Элодана на куски и ударом по шлему швырнул противника на колени, а после преспокойно отсек ему кисть правой руки.
— Красный рыцарь, говоришь ты? Расскажи мне о нем.
— Меня там не было, Руад, но я слышал, что они появляются на людях только в полных доспехах с опущенными забралами.
— Они? Сколько же их?
— Восемь, и они смертельно опасны. Уже шесть раз выступали они в поединках на стороне короля, и в каждом бою рыцари были разные, но поражения ни один не потерпел. Что все это может значить, Руад?
Мастер молча встал, закрыл окно и задернул плотные шерстяные занавески, чтобы не дуло.
— Будь здесь, как дома, — сказал он Гвидиону. — Если захочешь пить, пей, если проголодаешься, в кладовке есть еда.
Сам Руад ушел в мастерскую, открыл сундук у дальней стены, порылся в нем и наконец извлек черное блюдо, окованное золотом и серебром.
Он отнес блюдо на верстак и тщательно отполировал, а после зажмурил свой глаз и погрузился в Цвета. Красный тут же нахлынул на него, но Руад прошел сквозь этот Цвет, отыскивая Белый. Цвета переливались и убывали; Белый превратился в узкую ленту, но Руад все же прикоснулся к нему и обрел покой.
Вновь открыв глаз, Руад кольнул кривым ножом большой палец и уронил каплю крови на блюдо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82